Каллисто так и не поняла, кем она снова явилась в жизнь Банана.
Она явилась на крик отчаяния и разочарования в жизни!
Ибо он спросил…
Нет, Ганеша искренне вопрошал Сирингу, когда они в снегопад решили посидеть на качелях во дворе её дома (с бутылкой ликёра в руках, перед тем как идти к соседям) и обо всём поговорить:
– Ведь мы никогда теперь не расстанемся? Обещай! Что бы ни случилось! Чего бы ты обо мне ни подумала. Даже – случайно.
И Сиринга с улыбкой ответила:
– Ну, конечно же нет, глупенький. Теперь я с тобой навсегда!
И она… Она солгала. В глаза.
Глаза в глаза.
Ей просто не хотелось ему отказывать. Да и не могла она. Таков сценарий всех взаимоотношений влюбленных в начальный период. Тем более что он откровенно добавил тогда:
– Потому что иначе… Я уже просто не смогу без тебя жить!
Ведь он тогда ещё наивно верил в произносимые всеми вокруг слова, недопонимая их конкретного смысла. Что слово «всегда», например, есть ни что иное, как неопределенный период длительности с установкой на непрерывность. То есть то, что в любой момент может неожиданно, вдруг, прерваться и исчезнуть практически без следа. Если изменится установка. Как, например, её установка на брак с ним. Изменив его реальность до неузнаваемости! Перекрутив его, как кусок социального мяса, через мясорубку последовавших вслед за этим событий.
Видимо, ей понравилось быть Мечтой. Да, соблазн велик. И, как типичная Ева, Сиринга повелась, вкусилась в плод мечты и… Родила Каллисто.
О чем та впоследствии постепенно догадалась. И потихоньку, день за днем, стала выжигать свою любовь к Ганеше, как сводят татуировку. Кислотой страданий.
Не понимая, что Ганеша в глубине души всегда оставался панком. Слушая песни Егора Летова. Помогавшие ему адаптироваться к грубости и неказистости современных обитателей его социального мира – типичных бесов. Так сказать, слететь на землю. Став циничным Бананом.
Где оказия с Сирингой явилась ему лишь наглядной иллюстрацией о тщете потуг в сферу бренных благ. И красоте иллюзий по этой части. И он, как поборник прекрасного, Аполлон, с удовольствием поиграл «в счастье». И как только с Иридой вновь стал Паном, был изгнан из этого «рая», и вернулся к потреблению мяса.
Чему его новое (хорошо забытое) мясо было только радо!
Очевидно, в задачу Высших Сил вовсе не входило сделать его счастливым. «Довольным бюргером», которых так презирал Ницше.
Как и в задачу Низших. Которые хотели, отлучив его от Сиринги, заставить думать. Что он сделал что-то неправильно, не то. Не так. И попытался всё исправить, включив мозги. Найдя себе для этого другую натурщицу.
Точнее – подопытного. Справедливо полагая уже, что на таких антисоциальных элементах, как Каллисто и Артемида, вполне допустимо проводить любые социальные опыты.
Тем более что в конце их совместной с Каллисто Сказки Ганеша действительно хотел сделать и её и себя по-настоящему счастливыми. По-настоящему. То есть – опытным путем. А не тупо мечтая об этом, заводя семью, как все.
На самом же деле выйдя из одной кабинки в «чёртовом колесе» сансары и тут же войдя в следующую. И так далее и тому подобное. Как делают все. По нисходящей. Пытаясь снова подняться, проникнув в зону её «объективной искренности»*, вверх, замирая от восторга. И любуясь вокруг на такие вдруг уже необычайные с этой «высоты» окрестности.
Как он делал это ещё в детстве, когда реальное «Чёртово колесо», установленное на вершине одного из столь многочисленных в их городке холмов ещё работало в «Парке отдыха». Спускающегося всевозможными качелями и детскими площадками по пологой низине этого холма.
Не понимая ещё, что все девушки, по сути, одинаковы. Как и качели. И лишь пытаются вскружить тебе голову. И в этом опьянении от гормонального восторга заставить немного по-другому смотреть на мир. Посредственностей и идиотов. И чем чаще ты с ними зависаешь, мысленно поджимая ноги, как бы отрывая себя от земли, тем быстрее проходит восторг от взаимодействия. Пока ты окончательно к этому ни привыкнешь. И уже даже с Королевами лишь продолжаешь устало шлепать босыми ступнями по земле-матушке. Едва касаясь реальности!
А не использовать разрыв сурового полотна его души на кресте внезапно отвергнутой любви для того, чтобы заставить Ганешу и вовсе отказаться от мира и продолжить трансформацию. Которая самопроизвольно в нём запустилась от любви к Сиринге. И лишь продолжилась – после их разрыва.
Но он не понимал, о чём это они, эти Высшие, о которых он мало ещё что знал. А поэтому и предпочёл метнуться из одной крайности – в другую. Чему другая была только рада! Распахнуть свои объятия.
Никак не желая понимать, что его Сказка вовсе не о том. И не о той. И не об этой. А о той, что всегда была внутри него, являясь истинной причиной сказочности его восприятия. Что его изящная графиня, о которой пытался донести ему ещё Н. Гумилев10, «та, чьи взоры непреклонны», его Изольда (Изо льда), всегда была в нём самом. В храме. Его божественного тела. Отражение которой он и пытался отыскать в глазах других, наивно ища её повсюду вовне. Как и герой стихотворения этого великого поэта, так и не сумевший понять, что она всегда уже была у него внутри, его женская сущность: анима. Которой он и должен был хранить верность, по замыслу поэта. После того, как до него самого это наконец-то дошло. И строго вышло к нам навстречу с немым укором каждому через его божественные строки.
Что проявляется в нас лишь тогда, когда нам выдают женское тело (робу). Томясь в мужском теле, как цыпленок внутри яйца. Нетерпеливо недоумевая: «Когда же он уже даст мне расправить мои гигантские крылья?»
Ганеша ощущал внутри себя эти слабые шевеления женской сущности, но за отсутствием компетентной информации по этому вопросу (эзотерики, наивно считая её запутанными выдумками праздного ума), трактовал их в духе Юнга: как бессознательную жажду обрести семью. Ну, или хотя бы – девушку. Ошибочно воспринимая эти проявления сверхсознательного, как отголоски инстинкта размножения – бессознательного. Ведь он наивно полагал тогда, что тело – это лишь мыслящий кусок мяса, как научил его Декарт. И наивно пытался расширить его возможности, превращая себя с Каллисто в универсальную машину страсти.
Ну, а то, что на Луне сидели какие-то чудаки, как и то, что именно в полнолуние архидемоны – хозяева Ассортира – усиливали какое-то деструктивное излучение, дабы бесам была дана возможность отдыхать от своей рациональности, на некоторое время впадая в лёгкое неистовство и иллюзорность (что отражалось ещё с древнейших времён как противостояние культа Аполлона и его антипода Дионисия), так об этом уже давным-давно и без затей ему поведал ещё Булгаков в своем «Мастер и Маргарите», описав весьма скромный образ жизни будущей цивилизации в негативном ключе для большей привлекательности таких наивно-демонических, деструктивных по сути своей созданий, как все населяющие данную планету сущности. И Ганеша очень часто замечал на себе это излучение. И улыбался, поминая архидемонов, которые пытались этим скомпрометировать чудаков с Луны (которые их контролировали), не чудным словом. Что отчасти находил даже полезным для тренировок – тренажёром для закалки духа.
И вполне понятно зачем. И даже – почему. Ведь только так можно сбить с пути истинного духовно стойкие натуры. Одной из которых был, к примеру, тот же Гоголь, ни в какую не желавший даже дружить с девицами. Ни то что – размножаться! Подробно ознакомив своих читателей в научно-фантастическом рассказе «Вий» с тем, как женщины самым отталкивающим образом «ездят» на мужчинах, причем не только у него в рассказе, но и (взлетая над местом действия в первой сцене) по всему белу свету! И с тем, какой участи – по его мнению – они за это заслуживают, когда садятся «на посадку». Ему на шею. Внушая мужикам свои отвратительные (главного героя) иллюзии!
Чтобы даже такие как Гоголь, сами того не понимая зачем, оставили ещё и материальный след на этой планете. Чтобы генофонд её жителей состоял уже не только из приплюснутых к земле коренастых Собакевичей, ленивых Обломовых и недоверчивых Базаровых, но ещё и – из небожителей. Пусть даже и – хаотично с ними. То есть – со спешно выбранными для этих целей случайно подвернувшихся, под горячую «руку», изнывающих от скуки девиц. Поразив их воображение. А затем и – самих девиц. Непонятно для самих творцов новой жизни совершенно уже неконтролируемым напором своего – внезапно возбужденного – к ним интереса!
Поняв и то, что «голодные духи» являются к бесам во сне в виде соблазнительных девиц, подстрекая их на сексуальные переживания, пока те во сне не могут критически оценить данную ситуацию и развеять внушения, увидев, что это за метровый таракан или уродец – на самом деле мужского пола – тут пытается десублимировать их энергию в похоть и напрямую поглотить, впитывая её, как губка: есть поборники «лунного культа». Действуя подобно луне, поглощая для того чтобы «сиять» его энергию «солнца». Образно выражаясь, «слетают с луны». То есть охотятся на «мясо», пока планету освещает луна, а не солнце. Выпивают твою «кровь». Под которой ещё у древних метафизиков подразумевалось ни что иное, как квинтэссенция самой жизни. А по-нашему – психическая энергия организма. Проведя прямую взаимосвязь между обладанием тобой энергии духа, что появляется в нас посредством сублимации, укрепления силы воли, усиления мыслительной активности или ещё как одному (или другому) богу известно и своей высшей сущностью. Проявляющейся в тебе только в том случае, если трансформированной энергии для её проявления в твоей повседневной жизни уже вполне достаточно.
Почему обыватели и не замечают в себе никаких возвышенных проявлений, что вынужденно своей нищетой духовной «молотят на холостых». Работая на грязном мазуте. А не на чистейшем высокооктановом топливе! Не пропуская каждый день свой «мазут» через сепаратор: духовного культуризма, самонаблюдения, сублимации или той же вечерней рефлексии, подводя итоги дня.