Но вначале их брачным играм мешал Орфей, то и дело внедряя в Банана на «Зеленом лугу» во Владивудстоке курс экономики:
– Нищета – это те, кто ни-щетают денег. Они их не считают, и поэтому они у них и тают, – усмехался Орфей. – Мне потому и удается содержать Эвридику и дочку и при этом ещё и постоянно куражиться, не ходя больше в море, что я думаю тут за каждую копейку. Не покупая ничего из того, что у меня просят девушки, предварительно не заручившись их согласием компенсировать натурой мои расходы. Запомни, – поучал он, – каждая копейка, которая выходит из твоих рук, должна к тебе же и вернуться. В том или ином виде.
И своими «капитальными» заклинаниями вызывал из туманного капища его подсознания Аполлона. А тот, дабы избежать надвигающейся лавины чрезмерной рационализации разума, окапывался в поэзии. И случайно отрыв в себе талант археолога, кропотливо обнажал от наносов Ганешу, покрывшегося гигантским слоем глины разочарования в себе после потопа слёз.
«Приятно в мартовский фланелевый сезон
Первопроходцем вырядить в иероглифы следы.
Как мрачный люк, задраив комнат бастион,
Прогулкой выбрить личико души!
Руками антиквара нежить зелень трав,
Бродить, припоминая летний город.
Хотя, сорвав лохматый снежный шарф,
Земля ещё в плаще гуляет чёрном.»
Поэтому о Банане в тот период толком-то не было и речи.
Вернее, он был, но чисто механически. Даже во время секса с Каллисто думая совершенно о другом. А то и – о другой. Чем лишь невольно растягивал или расцвечивал исполнение этого вечернего ритуала. Начав вдруг относится к ней с той неистовой нежностью и благоговением, словно бы под ним сейчас оказывалась вовсе не она, а… Сиринга.
По малейшему требованию кладя своё тело на жертвенник её постели.
Не удивительно, что Каллисто cтала говорить тогда, что он – «чудо из чудес!» И вечерами дарила ему минуты (часы, казавшиеся минутами) блаженства. Когда садилась к Ганеше на колени и из глаз её исходил, истаивал такой нежнейший свет неземной любви, что он уже и не жалел о том, что пустился в дрязги эксперимента.
Несмотря на то, что приходившая иногда к ним в гости Анжелика, откровенно завидуя Каллисто в этот их «конфетно-букетный период», пыталась тут же уверить свою подругу, что это у них не навсегда.
– Отнюдь. И очень-очень скоро закончится! – уверяла она. Себя. Непроизвольно ставя у себя в списке потенциальных любовников напротив имени «Ганеша» жирную галочку.
Которую он в следующей главе непременно оживит своим сердечным теплом и превратит в живую галку.
Ну, хотя бы потому, что Анжелика всегда была намного шикарнее Каллисто, да и…
Да, да, что там греха таить? И самой Сиринги. Симпатичной, и не более того.
И он тогда откровенно завидовал Сканде, не понимая, какого лешего тому ещё надо от этой жизни? Ведь Сканда был лишь жалким подобием тех, бывших у Анжелики до него по-настоящему крутых любовников, которые и помогли ей тогда своей незримой, но вполне себе ощутимой в каждом её слове и жесте властной тенью внутренне, а затем и внешне тут же избавится от Сканды, как только он обрёл для себя Люси.
Поэтому в тот период, когда Ганеша расстался с Сирингой, Анжелика и не думала брать его в оборот. Откровенно считая, что на большее, чем Каллисто, он не тянет. Тем более что – задорный ранее Банан – стал выглядеть каким-то слегка поистрёпанным на пронзительно-розовых ветрах страстосферы, измотавших его до дыр. Сквозящей в глазах грусти. С каким-то пронзительным холодком. За те пару месяцев, пока она его не видела. И уже не могла узнать. Когда Анжелика скорее из сострадания, по старой дружбе, давала ему новый адрес Каллисто, и Ганеша не вызывал у неё тогда такого наплыва желания пообщаться с ним чуть ближе.
Как теперь. И усесться к нему (вместо Каллисто) на колени. Обнять его, по-настоящему нежно поцеловать и прижаться уже своим роскошным декольте к его лицу, стремясь поглотить его целиком и полностью… Как в следующей главе.
Особенно, когда она курила на кухне в окно и видела под окнами Каллисто роскошную спортивку. Хит сезона!
– Нет-нет, – откровенно разуверяла её Каллисто, выдувая длинной струйкой в силу среднего роста дым в форточку, не понимая ещё того, чем это для него и Анжелики, которая была выше неё на пол головы (во всех вопросах!), аукнется. – Ты просто ещё не понимаешь, какой Ганеша на самом деле. Безумно-безумно нежный и ласковый! Я тоже вначале этого ещё не понимала. И смотрела на него тогда, как и на всех парней. И если бы он снова не появился в моей жизни, я, как и ты, этого так никогда бы и не узнала. Что я так сильно-сильно смогу любить… и мужчин.
Делая удивлённую галочку Анжелики всё жирней и живей. Заставляя эту галочку откровенно чистить пёрышки, готовясь к долгому перелету в такие невероятно тёплые уже для неё края. И, слушая восторженные исповеди Каллисто, в растерянной улыбке откровенно хлопать клювом. Как бы предвосхищая уже этот – божественный для него – процесс. Всё ближе и плотней придвигая себя к Ганеше на новых страницах.