– Ах они бессовестные, ну я им дам! – распалялась тетя после рассказа Аси о том, что случилось.
Ася, конечно, постаралась как могла, выставила сестер полными злодейками, злорадно предвкушая расправу над ними. Но все равно было обидно. Хорошо, что темно. Когда тетя зажгла фитилек, Ася тихо расплакалась и, размазывая по лицу тушь, пошла умываться.
Вечер провели втроем: Ася, тетя и бабушка. Дядя ушел в ночную смену.
Бабушка была в хорошем настроении, не ворчала. Когда Ася пришла почитать ей, бабушка полусидела на подушках и смотрела в потолок, шевеля губами, шептала молитву. Ася ждала, когда она закончит, разглядывала иконы на столе, на которых были святые с шариком вокруг головы – как химическая завивка. Бабушка слушала книгу, сложив руки на животе в замок, и крутила большими пальцами друг вокруг друга – сначала в одну сторону, потом в другую.
– От чё вытворяет-то! – комментировала она действия Анжелики.
Ася подносила книжку близко к фитильку, чтобы лучше видеть, и, когда переворачивала очередную страничку, замешкалась и страничка загорелась. Старая бумага полыхнула мгновенно и ярко, Ася отпрянула и захлопнула страничку, кинула книжку на пол:
– Ай! Бабушка!
Запахло паленым – огонь успел захватить распущенные, залитые лаком волосы. Ася подскочила и хлопала по ним, опрокинула фитилек, и все вокруг исчезло, остался только голос бабушки:
– Штош вы такие бестолочи-та? И дети и внуки-та!
Ее привычное бурчание, как ни странно, успокоило Асю. Волосы перестали гореть и плавиться. Книжка несколькими красными точками светилась внизу на ковре.
Тетя Маша принесла фитилек и принялась скручивать коврик – жир от фитилька растекся по нему огромным пятном. Ася помогала. Бабушка ворчала-ворчала, потом повернулась к стене и уснула. Тетя и Ася тихо вышли из комнаты.
– Дай посмотрю, – сказала тетя и поднесла горящий фитилек к Асиному лицу, чтобы рассмотреть ее волосы. Ася на всякий случай отодвинулась – не хватало загореться во второй раз. – Волосы сильно обгорели. – Тетя наклонилась близко к племяннице. – Брови и ресницы целые. Испугалась?
Ася кивнула и расплакалась, только сейчас поняла, как сильно испугалась, и снова – от обиды на сестер. Тетя присела на табуретку и попыталась обнять Асю, но она вырвалась, от вредности не хотелось, чтобы ее обнимали и успокаивали. В кухню тихо вошла Таня. Ася увидела ее и расплакалась еще сильнее.
– Ну, что у вас тут? – спросила Таня. – Волосы сожгла?
– Ирка и Ленка на дискотеку не взяли. И волосы сгорели, – всхлипывая, ответила Ася.
– Дискотека для взрослых, – возразила Таня.
– Ы-ы-ы-ы! – завыла Ася оттого, что даже Таня ее не понимает.
– Ну ладно, ладно, – вздохнула Таня. – Давай посмотрю, что с волосами.
Ася топнула ногой и вышла из кухни в прихожую, стояла там в темноте и плакала. Тетя и Таня о чем-то тихо говорили на кухне, и Ася старалась плакать потише, чтобы услышать. Закончив плакать, она постояла в прихожей, хотелось, чтобы Таня или тетя пришли за ней, но никто не пришел. Она разозлилась, но вернулась на кухню.
– Отревелась? – спросила Таня. – Давай посмотрю.
Она притянула к себе голову Аси и стала смотреть, поворачивая на свет фитилька. Волосы ужасно пахли.
– Сильно? – спросила Ася.
– Вот тут много сгорело. – Таня коснулась справа. – Давай вычешем и посмотрим.
Ася принесла массажку.
– Этой не получится, – сказала тетя Маша. – Сейчас гребешок принесу. – И она принесла бабушкин бордовый гребешок для волос, в котором зубчики были тонкие, как иголки, и усажены часто-часто. Этим гребешком бабушка расчесывалась после бани перед тем, как заплести косу.
Таня долго дергала и вычесывала опаленный клок, и он стал вонять еще сильнее, и Ася то и дело восклицала «Фу!» и «Бе!» и даже развеселилась, но, когда вместе с клоком отвалились волосы ниже скулы, опять расплакалась.
– Придется обрезать, – сказала Таня. – Обгоревших концов много.
Она принесла ножницы, чик – и клок упал в подставленную ладонь сестры. Но запах никуда не ушел – он въелся в щеку и руки. Ася взяла фитилек и посмотрела на себя в зеркало. Обрезанная прядь нелепо топорщилась.
Таня лежала в детской на кровати. Раньше сестра брала Асю к себе в постель и рассказывала о Солнечной системе или о забайкальском диалекте, ну или об институте. Сейчас она не повернулась и не позвала ее. Ася разделась и улеглась на свою кровать, смотрела, как волнуется на потолке свет от фитилька, и жалела себя, обожженные волосы и тушь с ресниц, смытую слезами.