Вместо ожидаемой грубости, Микеле резко вздохнул, словно борясь с внезапно нахлынувшими эмоциями. Он выпрямился, убирая руку с моего затылка.
– Чёрт, Серафина! Это же твой первый раз! А ты моя жена… в конце концов. – он замолчал, словно подбирая слова, и я, осмелев, приоткрыла глаза. В его взгляде, обычно холодном и непроницаемом, мелькнуло что-то нечитаемое – странная смесь похоти и напряжения, борьба между звериным инстинктом и чем-то ещё, глубоко скрытым. – Я должен… позаботиться о тебе.
Прежде чем я успела что-либо ответить, металлический щелчок пряжки на его брюках прорезал тишину, заставив моё сердце забиться чаще. Ловким движением он снял ремень и, прежде чем я успела осознать, что происходит, обвязал им мои запястья, туго стянув их вместе. Резкая боль пронзила кожу, вызвав невольный крик.
– Микеле! – воскликнула я, пытаясь вырваться, но он только крепче сжал мои руки.
– Тихо! Так будет… лучше. Поверь мне.
Муж подхватил меня за талию, приподнял и широко раздвинул ноги. Я чувствовала себя беспомощной бабочкой, распятой на коллекционной доске. Удерживая меня в таком положении, он опустился на пятки, наклонился, и его лицо оказалось между моих бёдер. Волосы щекотали кожу, а горячее дыхание обжигало, предвещая ещё больший жар.
Первое прикосновение языка к клитору послало по телу волну жгучего наслаждения. Невольный стон сорвался с моих губ.
– Такая чувствительная… – прохрипел он, и в его голосе не было ни теплоты, ни нежности – только холодное, почти хищное удовлетворение. – Мне это нравится.
Он медленно, с нажимом обвёл языком клитор, вытягивая из меня новый стон.
– Хорошая девочка. – прошептал он, и его ласки стали ещё настойчивее, исследуя, дразня, доводя меня до исступления. Мои бёдра инстинктивно начали двигаться ему навстречу, ища большего контакта. Натяжение внизу живота нарастало, превращаясь в сладкую, почти невыносимую пытку.
– Микеле… – выдохнула я, его имя сорвалось с губ хриплым стоном. Волна жара прокатилась по телу, концентрируясь внизу живота.
– Что, жена моя? – в его голосе послышалась издевательская нотка, он усилил нажим и начал двигаться быстрее, ритмичнее. – Нравится, когда я трахаю тебя языком?
– Ещё как! Да! Боже, Микеле, сильнее…
Он резко втянул воздух, удовлетворённый моей реакцией. Его пальцы грубо сжали мои ягодицы, и я вскрикнула от смеси боли и наслаждения.
– Не привыкла к такому обращению? – он резко сменил ритм и стал рисовать мучительно медленные круги. – Ну ты сама напросилась. Хотя я никогда не опускаюсь на женщину. Только с тобой. Только сегодня ночью.
Новая волна жара захлестнула меня, дыхание перехватило. Напряжение стало невыносимым, тело выгибалось навстречу его ласкам, жаждало большего.
– Пожалуйста… Микеле…
– Вот так, молодец! – прохрипел он, надавливая на клитор языком, одновременно толкаясь пальцем в моё лоно. – Проси сильнее. Мне нравится, когда ты умоляешь.
Его палец проник ещё глубже, растягивая, исследуя, при этом доставляя остро-сладкую боль. Движения языка стали ещё яростнее, почти неистовыми. Волна наслаждения захлестнула меня с новой силой, заставляя выкрикивать бессвязные слова, судорожно цепляться за простыню.
– Хочешь кончить?
Стыд и возбуждение боролись внутри, разрывая на части, но наслаждение, острое, почти болезненное, неумолимо брало верх.
– Да… – прошептала я, едва слышно. – Пожалуйста…
– Тогда скажи, что ты моя маленькая шлюшка. Скажи, как тебе нравится, когда мой язык ласкает твою пизду…
Я замолчала, борясь с собой. Произнести эти слова казалось унизительным, но желание, пульсирующее в каждой клеточке, было сильнее стыда и гордости. Тело дрожало от предвкушения первого в жизни оргазма, полученного не от бездушной игрушки, а от настоящего мужчины. Я открыла рот, но вместо слов вырвался лишь приглушённый стон.
– Скажи это. – приказал он, надавливая пальцем на чувствительную точку внутри меня, отчего по телу пробежала дрожь. – Скажи, и я дам тебе всё, что ты хочешь.
В этот момент я была готова на всё. Закрыв глаза, я прошептала, едва слышно, слова, которые жгли горло, но в то же время приносили странное, извращённое удовлетворение.
– Я… твоя… шлюшка… – каждый слог давался с трудом, но, несмотря на это, наслаждение нарастало всё сильнее. – Мне нравится… как ты ласкаешь… меня… языком…
Он довольно хмыкнул, грубо сжав мои бёдра.
– Так-то лучше.
Его движения стали ещё быстрее и настойчивее, доводя меня до предела. Мир вокруг сузился до ощущений – его языка, пальцев, дыхания на моей коже. Я кричала имя мужа, не в силах сдержать стонов, полностью отдаваясь его власти, грубости, и находя в этом странное, опьяняющее наслаждение.
– Ещё… пожалуйста… – взмолилась я, чувствуя, как напряжение достигает пика.
– Что ещё? – он намеренно замедлил движения, издеваясь и продлевая сладкую муку. – Говори, Серафина. Мне нужно слышать это.
– Микеле… – выдохнула я, почти теряя сознание от удовольствия. – Сильнее… Я так близко.
Пальцы задвигались быстрее и глубже, а язык продолжал мучить клитор, доводя до пика. Я кричала его имя, выгибаясь навстречу, не в силах сдерживать стонов. В этот момент я была готова на всё, лишь бы он продолжал, и это чувство эйфории не кончалось.
Наконец… меня накрыла обжигающая волна экстаза. Тело напряглось, а затем расслабилось, когда оргазм пронзил меня насквозь. Прежде чем я успела прийти в себя, вся нежность Микеле, если это можно было так назвать, исчезла без следа. Он поднялся и резко схватил меня за бёдра, его пальцы впились в кожу.
– Теперь ты готова. – его голос был холодным, лишённым всякого тепла. – Пора показать тебе, что я делаю со шлюхами. В следующий раз ты подумаешь дважды, стоит ли пытаться соблазнить меня.
Острый страх, подобный электрическому разряду, пронзил меня, смешиваясь с горьким послевкусием угасающего наслаждения. Его слова, жёсткий, презрительный тон, грубое прикосновение – всё это безжалостно вернуло меня к реальности, напомнило о том, кто он, и кем я являюсь в его глазах – никем. Я замерла, боясь даже вздохнуть, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди от страха. Предчувствие чего-то ужасного, неотвратимого, парализовало волю.
Микеле встал с кровати, и мой взгляд словно примагнитился к нему, следуя за каждым его движением. С резким, почти звериным рывком, он стянул с себя брюки и бельё, отбросив их на пол небрежным жестом. Под тусклым светом лампы загорелая кожа Микеле казалась золотистой, подчёркивая игру мышц на его напряжённом теле. Всё в нём – резкие движения, тяжёлое дыхание, блеск в глазах – выражало сдерживаемую ярость, кипящую под кожей, готовую в любой момент вырваться наружу.
Мой взгляд невольно скользнул ниже и остановился на его массивном, пульсирующем члене с белой капелькой на голове. Внезапно, рядом на его бедре, я заметила небольшой шрам – тонкую белую чёрточку на фоне загорелой кожи, безмолвный свидетель какой-то давней, забытой истории. Этот шрам, такой незначительный на первый взгляд, вдруг яркой вспышкой воскресил в памяти момент смерти Анджело Де Луки и слова Микеле, произнесённые с ледяным спокойствием:
– А что касается меня… я всегда буду помнить «уроки», которые ты пытался мне преподать. И клянусь своей кровью, – его голос стал твёрдым, как сталь. – мой будущий сын, или дочь, неважно, никогда не познают ненависти своего отца и пыток от его рук.
«Неужели Анджело пытал собственного сына? Могли ли эти «уроки» сделать моего мужа таким жестоким и холодным?» – вопросы пронзили меня, как удар тока, вызвав дрожь во всём теле.
Но думать об этом было некогда. Микеле забрался обратно на кровать и устроился сзади, нависая надо мной. Наши глаза встретились, и я увидела в них лишь холодное равнодушие и немое обещание боли. В его глазах не осталось ни следа того Микеле, с которым я пила кофе в парке и смеялась над его историями. Передо мной стоял чужой, жестокий незнакомец.
Его рука, тяжёлая, как кандалы, сомкнулась на моём горле, безжалостно сдавливая и перекрывая доступ воздуха. Мир начал меркнуть, расплываясь тёмными кругами перед глазами. Лёгкие горели огнём, каждое дыхание давалось с мучительным трудом. Паника захлестнула меня, и я инстинктивно попыталась вырываться, но мои руки, связанные за спиной, были плотно прижаты к его телу, лишая всякой возможности сопротивляться. Микеле лишь сильнее прижал меня к матрасу.
– Остановись! Что ты делаешь?! – закричала я, но крик тут же оборвался, превратившись в хрип, когда его рука ещё сильнее сжала моё горло. Воздух перестал поступать в лёгкие, и я почувствовала, как меня ещё сильнее накрывает волна удушающей паники.
– Не двигайся. – коротко приказал он, и я почувствовала его твёрдость, прижимающуюся к моим ягодицам.
Я зажмурилась, смаргивая слёзы унижения и страха. Тело напряглось, каждый мускул кричал от напряжения и отвращения. Я извивалась, пыталась вывернуться из-под него, но его хватка была подобна железным тискам. Даже малейшее движение отдавалось острой болью в затёкших руках.
– Я тебя предупреждал. – прошипел Микеле, и его слова были подобны удару хлыста. Резкая, жгучая боль пронзила меня, когда он толкнулся в моё лоно, грубо разрывая девственную плеву. Крик застрял где-то в горле, не в силах вырваться наружу. Осталась только всепоглощающая боль. Слёзы жгучими ручьями текли по щекам, теряясь где-то в складках подушки.
Микеле продолжал двигаться, не обращая внимания на мои рыдания. С каждым толчком боль становилась всё невыносимее. Вместо ожидаемой нежности и любви была лишь грубая, звериная сила, безжалостно ломающая и уничтожающая меня. Тело превратилось в один сплошной крик, запертый внутри.
Грубо схватив меня за волосы, он оттянул мою голову назад, заставляя смотреть ему в глаза. В тёмных зрачках сейчас плясали какие-то чужие, зловещие огоньки. Что-то холодное, жестокое и пугающе чуждое глазело на меня из глубин его души.
– Смотри на нас. – приказал он, и в его голосе прозвучало что-то нечеловеческое, хриплое и зловещее. – Ты теперь наша, Серафина. Навсегда.
Это «нас» резануло слух, словно в комнате находился кто-то ещё, незримо присутствующий.
– Ты думала, сможешь манипулировать и заманить нас своей пиздой? – прошептал он, наклоняясь ближе. Его дыхание опаляло мою кожу, и я невольно вздрогнула. – Ты ошибалась. Теперь ты пешка в нашей игре. И мы будем делать с тобой всё, что захотим.
Он отпустил мои волосы, и его рука легла на шею, нежно поглаживая кожу. Этот жест, который раньше казался мне лаской, сейчас вызвал лишь волну ужаса.
– Запомни, ты наша собственность, Серафина.
– Прошу тебя… остановись… зачем ты это делаешь? – мой голос был едва слышен, сломленный ужасом. – Это не ты… остановись…
Он засмеялся – короткий, отрывистый смешок, полный презрения.
– Зачем? Ты серьёзно спрашиваешь меня зачем? – он на мгновение замолчал, и мне показалось, что в его голосе промелькнуло что-то похожее на боль, словно где-то глубоко внутри боролись две сущности. Но эта иллюзия быстро развеялась.
– Пожалуйста… – прошептала я, цепляясь за последнюю надежду, хотя уже не верила, что мои мольбы могут что-то изменить.
– Ты сама об этом просила. – отрезал он, и в его голосе не было ни капли сожаления.
Я промолчала, не в силах больше вымолвить ни слова. Слёзы продолжали катиться по моим щекам, смешиваясь с потом на коже. Мир вокруг поплыл, края сознания размылись туманом. Я просто ждала, когда это закончится, когда это чудовище, заключённое в оболочке моего мужа, наконец насытится моей болью и унижением. Потому что это точно был не Микеле. Это был кто-то… или что-то другое. Что-то тёмное и зловещее, что поселилось в его душе.