Саламонский воспользовался советом старшего товарища создать семью.
Альберту после смерти родителей нужна была точка опоры. Поэтому решился на брак скоропалительно и, с его точки зрения, безрассудно. Понимал: чем дольше он на эту тему размышляет, тем больше шансов остаться холостяком. А тут два цирковых рода объединятся. И это будет сила немалая, что в цирковом мире весьма существенно и полезно.
На удивление, Шварц согласилась легко, тоже особо не рассуждая. Скорее всего, она для себя всё давно решила, дело оставалось за будущим мужем…
Свадьба была пышной, но какой-то обыкновенной, пресной. Не так себе всё это представлял почти что двадцатидевятилетний Альберт Саламонский. Не так! В этот день он впервые в жизни напился до потери сознания. Или сделал вид, что напился. Точно не помнил…
Да, Лина была доброй, образцовой женщиной, созданной исключительно для семьи. Также была весьма неглупа. Давая в дальнейшем Саламонскому советы, часто повергала того в немалое удивление – откуда, как?..
Шварц не была дурнушкой. С точки зрения Гинне – даже красавица. Молодость сама по себе самодостаточна.
Однажды, когда Саламонский залюбовался на очередную прелестницу рода Давидова, он предостерёг: «Еврейки в юности красивые как черти, а в старости похожи на чертей! Не обольщайся. А твою ничем не испортишь…»
У Саламонского с первых дней супружеской жизни не было удовлетворения в ином. Лина Шварц фригидной не была, но чего-то в ней не хватало для того, чтобы молодому, полному сил Альберту чувствовать себя как мужчине на седьмом небе. Да бог с ним, с седьмым. Его устроило бы и шестое с пятым. Но никак не ниже. Увы, небеса «обетованные» и желаемые он находил лишь среди продажных девок в борделях, когда семейная жизнь окончательно начинала превращаться в рутинную скуку и сплошные «постные дни».
Саламонский, конечно, понимал, что продажные девицы умело и показательно темпераментно отрабатывали деньги. Какие они там были на самом деле, его не интересовало. Не только женщины любят ушами, мужчинам тоже нужна «обратная связь» с «подзвучкой». А тут, как на кладбище – ни вздоха тебе, ни аха…
За эти три года супружеской жизни Лина так и не смогла родить ему наследника. Многочисленные травмы, вечные цирковые сквозняки на репетициях и представлениях, безмерные нагрузки, начавшиеся ещё в далёком детстве, видимо, сделали своё дело. Лина оказалась бесплодной. Так они считали. Она тихо страдала… «А может, бодливой корове бог рогов не дал и бесплоден он?» – Саламонский гнал от себя эту мысль. Проще было винить во всём Лину. Эта ситуация давала ему преимущество и моральное право на вольную жизнь без особых супружеских обязательств…
Швеция! Ему нравился этот край! Сплошь озёра, морские фьорды, леса, поля. Своим климатом и просторами очень напоминало Россию. Опять же, недалеко родственники – семейство Каррэ, где младшая сестрёнка Амалия замужем за отличным парнем Оскаром Каррэ.
Именно здесь, в Швеции, случилось то, что заложило основу молодой семьи Саламонских как таковой.
В труппе Альберта Саламонского, которую он привёз сюда на гастроли, работал блистательный и невероятно куражный сальтоморталист на лошади швед Ларс Хансон, которого Саламонский считал своим другом и едва ли не единственным, кто равен ему по мастерству.
В развитии жанра конной акробатики громадную роль сыграло изобретение американским наездником Джеймсом Мортоном нового седла – панно. Сшитое из кожи, войлока и конского волоса, панно сверху имело ровную и удобную для работы наездников широкую площадку. Благодаря большой толщине нового седла гасились резкие точки и колебания, возникавшие во время бега лошади. Наездники получили отличную возможность для исполнения ещё более сложных акробатических прыжков.
Хансон был, как никто, близок к исполнению двойного сальто на лошади. Ещё чуть порепетировав, он бы его точно исполнил. Саламонский в этом даже не сомневался.
Месяц назад в семействе Хансонов случилась трагедия. При родах умерла горячо любимая жена Ларса. Ребёнок выжил. Девочка. Назвали Марией.
Ларс Хансон рвал на манеже жилы, чтобы забыться в работе, притупить боль. Отчаяние его, видимо, достигло наивысшего предела…
В тот день Ларс увидел, что его выступление смотрит Альберт. И то ли его накрыло отчаяние от недавно постигшей беды, то ли ещё что-то – он неожиданно решил сделать двойное сальто.
Ларс Хансон воткнулся головой в жёсткую тырсу манежа. Сломал шею. Смерть была мгновенной…
Лишь через полгода, в 1872 году, английскому наезднику Роберту Стиккей удастся впервые исполнить на галопирующей лошади двойное сальто-мортале, что в переводе означает «смертельный прыжок».
А в тот злополучный вечер представление продолжили, будто ничего и не случилось. А что особенного произошло в жизни Цирка и какого-то там ещё одного артиста? Ровным счётом ни-че-го. Особенного…
Остался сиротой ещё один ребёнок – Фредди. Ему чуть больше шести. Уже работает свой номер с поньками. В этом Хансонам помог Саламонский, как друг семьи. Теперь отец Марии и Фредди лежал в холодном подвале местного госпиталя. Мать – в сырой земле. Малыши остались одни. Из привычного – лишь опилочный круг в тринадцать метров…
Фредди нужно было как-то объяснить неожиданное отсутствие отца. Ему сказали, что он улетел на небо. Маленький Фредди отреагировал на событие как истинный цирковой ребёнок:
– Папа сделал новый номер?
На что Саламонский, прижав мальчика к груди, ответил своё традиционное:
– Ну как-то так…