Не прошло и десяти дней, как чёрным вороном к Альберту Саламонскому в Одессу прилетела срочная депеша, где коротко, по казённому, сообщалось, что его родители скончались в Венгрии. Холера…
Это была четвёртая по счёту пандемия, известная миру. Продолжалась эта напасть с 1863 по 1875 год.
Предположительно, всё началось в дельте священного Ганга, в регионе Бенгалия. Далее она посопровождала мусульманских паломников, которые шли в Мекку. В короткий срок унесла 30000 жизней из 90 000 совершающих хадж.
Холера распространилась по всему Ближнему Востоку, была завезена в Российскую империю, Европу, Африку и Северную Америку.
Этому немало способствовали железные дороги с морскими судами и кораблями, особенно после открытия «Суэцкого канала». Он-то и обеспечил провоз инфекции из Индии в Европу. Всё что ходило по морям и отплывало тогда из египетской Александрии, доставляло её «с ветерком» в порты Италии и Франции. А далее, как говорится, со всеми остановками.
Все порты Черноморского побережья оказались в зоне риска. Правительства прибрежных стран спешно принимали чрезвычайные меры, но в этой ситуации каждый становился сам хозяином своей судьбы…
Альберт Саламонский не без труда выехал из благоухающей солнечной Одессы в Будапешт поездом. Понимал, что на перекладных придётся с боем прорываться через санитарные кордоны на границах, просить, умолять, давать взятки, чтобы добраться до места, дабы похоронить дорогих ему людей, с которыми он как-то наскоро попрощался, рассчитывая на скорую встречу. Сердце не предсказало беды…
Из Венгрии уезжал обескураженным, опустошённым. Осиротевшим.
На прохладные берега Балтии Альберт Саламонский приехал почерневшим от горя, с опущенными плечами и потухшим взором. Красивые морщинки солнечной улыбки молодого парня превратились в заметные борозды печали…
Карл Гинне, полный сочувствия, обнял Альберта, долго не выпускал из объятий.
– Мой мальчик! Тебе придётся научиться жить без родителей. Все проходят через это. Теперь ты – Саламонский-старший. У тебя сёстры. Им сейчас нужна твоя поддержка! И Якобу надо как-то сообщить, брат всё же. – Гинне отодвинул от себя своего любимца. Долго смотрел в глаза. Продолжил:
– Чтобы иметь душевные силы, не чувствовать себя сиротой, продолжить жить и работать – держи свой разум открытым! Думаю, самое время тебе обзавестись семьёй. Лина!.. – Карл Гинне ткнул указательным пальцем в грудь Альберта, словно поставил жирную точку в одной из закончившихся глав книги судьбы под названием «Саламонский». И добавил:
– Поверь, это ещё далеко не всё! Представление продолжается…
Лину поразила перемена в нём. Вернулся совсем другой человек. Эта первая в жизни личная трагедия так потрясла Альберта, что он преобразился как внешне, так и внутренне. Ветер неожиданных перемен унёс привычную ветреность. С лица сдуло маску вечного повесы-ловеласа. Он стал менее разговорчивым. Резко прекратил по поводу и без острословить и каламбурить, ловить подолы юбок и платьев. Саламонский в свои двадцать восемь лет неожиданно стал по-настоящему взрослым.
Но Лина заметила в глубине серо-синих глаз Альберта тщательно скрываемую беззащитность, какую-то наивную детскость с проблесками ярко выраженной мужественности. По её мнению, это был ещё только формирующийся мужчина с потрясающими задатками, из которого ещё совсем не понятно, что вырастет…
Сказать, что Лина Шварц всё это время не обращала на Альберта Саламонского никакого внимания – значит сказать неправду. Она прекрасно видела, что перед ней необыкновенно одарённый артист, редкой красоты и обаяния молодой человек. Но её отталкивала и настораживала его неугомонность, постоянный флирт направо-налево, демонстративно подчёркнутая бесконечная погоня за любовными приключениями. Казалось, не было ни одной крепости, которая бы не сдалась без боя только при одном его виде. Если и были такие, то недолгая осада заставляла их вскоре выбросить белый флаг. Но бастион Лины Шварц продолжал мужественно держаться. Джакомо Джироламо Казанова в лице Альберта Саламонского не был пределом её мечтаний. Если она чего и хотела, то уютного семейного гнёздышка со всеми его прелестями. Или, как подразнивал её Альберт, ежедневно призывая к сдаче: «Тихий мутный омут, где дохнут от обилия тины и тоски…»
Саламонский привык к лёгким победам. Но тут нашла коса на камень. Он был крепко озадачен. И всё потому, что Лина Шварц его просчитала. Она догадалась, что вся показная бравада и бесконечные любовные похождения были необходимы Альберту всего лишь для самоутверждения, для победы над тщательно скрываемой неуверенностью, которую он нещадно давил своими триумфами на манеже и в женских альковах. Это помогало, как ему казалось, выработать стойкий характер, решительность и мужскую мощь. В чём он, безусловно, преуспевал.
Сейчас, слушая утешительные речи Гинне, Альберт вдруг вспомнил, как однажды они стояли в центральном проходе цирка и смотрели выступление Лины Шварц. Тогда Карл Гинне шепнул ему на ухо:
– Запомните, мой молодой друг! Когда приспичит создать семью, жениться нужно на таких, как Лина! Не стоит выбирать красивых – это проходит. Не нужно выбирать умных – это наскучит. Выбирай добрых. Это навсегда…