– Выглядишь дерьмово, – заявил Энцо, подъехав на внедорожнике. Он слушал лучшие хиты Journey на большой громкости.
Я бросила сумочку на пассажирское сиденье перед собой.
– Правда, что ли? Даже не заметила.
– Я звонил в твой номер прошлой ночью, но ты не ответила.
Я решила не пристегивать ремень безопасности. Хотела было уменьшить громкость музыки, но руки слишком дрожали.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Видишь тот серый «Ниссан» у фонарного столба? Подъезжай к нему. – Он пожал плечами и отпустил педаль газа.
– Так где ты была прошлой ночью?
Я покусывала растрескавшиеся губы.
– Кажется, я убила Джулию.
Энцо кивнул, будто я не сказала ничего необычного.
– Понятно. Она в багажнике? – Он подъехал к накренившемуся «Ниссану», который теперь занимал два парковочных места.
– Нет, объедь вокруг. Впереди – мне нужно видеть, что там впереди.
– Сабин, что происходит? Ты же не делаешь из меня соучастника? – Я распахнула дверь еще до того, как внедорожник остановился, и спрыгнула, ноги заскользили по тротуару. Я опустилась на четвереньки перед арендованной машиной. Решетка из металла и полимера выглядела неповрежденной. Ни крови, ни волос, ни вмятины, ни даже клочка ночной рубашки. Кажется, все в порядке. Энцо вышел из машины и встал рядом со мной, расчесывая пальцами усы. – Ты же шутишь, да?
Я помнила, как прошлой ночью парковалась возле дома, помнила, как Джулия протащила мусор по подъездной дорожке и поставила его на бордюр, все еще чувствовала педаль газа под дешевым сланцем. А потом внезапно снова оказалась на парковке отеля, обмотанная полотенцем.
Я подняла на него глаза и кивнула.
– Конечно шучу.
Он протянул руку и помог мне подняться на ноги.
– Тогда поехали. Ты уже опаздываешь.
– Сабин! Подожди!
Мы с Энцо оба повернулись ко входу в отель, где стояли Ванда и Пол, первая отчаянно махала рукой.
– Возьми Пола с собой! – крикнула она, толкнув его вперед. – Нельзя же проделать такой путь и не показать людям «Персидскую».
Энцо как маньяк гнал по деловому району в центре города, устраивая мне ускоренную экскурсию по причудливым малоэтажным зданиям моего детства. Некоторые из них были оживлены интерьерами кондитерских и бистро, другие же стояли напротив табачных лавок и тату-салонов. Оригинальное здание универмага Eaton в стиле ар-деко теперь стало центром телемаркетинга. За ним маячило казино.
– Ты не помогаешь моему похмелью. – Я схватилась за ручку над окном.
Энцо прикусил губу и вместе с ней усы.
– Я же говорил, мы опаздываем.
И тут до меня дошло. Он все еще боялся отца.
– Что ж, Маркус кажется клевым. – Я бросила взгляд на Пола на заднем сиденье, но вместо того, чтобы снимать, он держался за ручку двери, чтобы не упасть.
– Маркус классный друг.
– Но?
– Но он устал от всего этого. – Энцо не проверил зеркала, прежде чем перестроиться. – Ему надоело притворяться. Он хочет сменить свой статус холостого человека, разговаривает с рекрутинговой фирмой в Ванкувере.
– Какое отношение женитьба имеет к Ванкуверу?
– Он выдвинул ультиматум. Надо меняться, менять жизнь, двигаться дальше.
С этим не поспоришь.
– Не похоже, что твой отец не в курсе, что ты гей.
– Ну знаешь, он не то что знает, он знает. – Энцо уставился на желтый сигнал светофора впереди, нажал на педаль газа, и мы проскочили. – В прошлом году Маркус зашел кое-что занести в пекарню. Он попридержал дверь для меня, и это было прямо на глазах у ребят.
– О боже, твой отец, наверное, с ума сошел.
– Мягко говоря. – Энцо убрал руки с руля, закатал правый рукав и показал мне шрам, пересекающий его бицепс. – Мы со стариком немного увлеклись. Он держал мою голову над лопастями стационарного миксера.
– Господи Иисусе, Энцо! – Я схватилась за руль, чтобы мы не врезались в почтовый ящик. – Почему ты все еще там работаешь?
– А где еще мне работать? – Он смотрел на меня так, будто я задала самый безумный вопрос, который только можно вообразить. – Ты же знаешь, что я околачивался здесь, чтобы поучиться у твоего отца. – Энцо вновь взялся за руль и замедлил ход. – И вообще, не Данте управляет этим местом. Я точно знаю.
Нет, он просто владел им. Но я не стала об этом говорить. Я была не в том положении, чтобы вставать между Энцо и его отцом. К тому же мы приехали.
Если честно, я испытала легкий приступ ностальгии, когда мы въехали на парковку. Пекарня по-прежнему занимала целый городской квартал. Высоко над входом медленно вращалась вывеска пекарни, как и всегда. Ее распухшие очертания наводили на мысль о потрепанном дирижабле, который мог бы опуститься на проезжую часть Мемориал-авеню в особенно ветреный день. Обращенная к нам сторона вывески гласила: Bennett’s bakery. Когда доска повернулась другой стороной, мы прочитали:
Над надписью была изображена восьмилетняя я в образе джинна, скрестившего ноги и левитирующего, держа в руках розовую булочку.
Но вывеска не удержала мое внимание надолго. Само здание, некогда простое строение из красного кирпича, сделанное по меркам обувной коробки, претерпело кардинальные изменения. Фасад был срезан и заменен стеклянными стенами и потолком, достойными магазина Apple.
– Вау. – Это было первое слово, сказанное Полом с тех пор, как он сел в машину.
– Круто, правда? – Энцо повернулся, чтобы посмотреть на меня. – Мы немного поменяли все тут.
Внутри стеклянной коробки, вдоль здания, на виду у всех находилась конвейерная лента по производству «Персидской». Каждая деталь хромированного оборудования была извлечена из задней комнаты, отполирована до блеска и выставлена на всеобщее обозрение.
Пол опустил окно и поднял камеру.
Утром за «Персидской» всегда стояла очередь, но сегодня она тянулась от главного входа, пересекала фасад и огибала заднюю парковку.
– У вас такая очередь каждую субботу? – спросила я, впечатленная.
Усы Энцо дернулись.
– Они здесь из уважения. К твоему отцу. Или ты забыла, что он умер?
Я посмотрела на него в ответ.
– Как я могла забыть? – Но его слова были ударом под дых. Напоминанием о том, что теперь я, как и всегда, была аутсайдером. Нежеланной, ненужной.