Уезжая от Эллен, я чувствую себя совершенно вымотанной. Принимать заказы в кафе весь оставшийся вечер кажется невыполнимой задачей.
Я устало водружаю на голову форменную кепку «Харпи», продеваю в отверстие сзади хвостик и занимаю место за кассой.
– Привет, Уилл! – кричит Маркус от шкафчика со специями. – Выглядишь слегка поджаренной! Отхватила свою порцию солнца?
– Можно и так сказать.
– Немного опоздала, между прочим.
Я проверяю столбики монет – если их мало, нужно будет сгонять в подсобку за мелочью.
– Слушай, я тут подумываю устроить тотализатор к конкурсу красоты. Как думаешь, ты смогла бы добыть мне инсайдерскую инфу ближе к делу?
Я качаю головой и резко захлопываю кассу.
– Что? – спрашивает Маркус. – Язык проглотила? Или заразилась от нашего Сильного-и-Молчаливого?
Так он называет Бо.
Я делаю глубокий вдох и продолжаю ревизию пакетов для заказов навынос под прилавком.
– У меня был тяжелый день. Просто хочу побыть одна.
Маркус бормочет что-то про ПМС, и, к моему удивлению, из кухни ему отвечает Бо:
– Может, у нее и правда был дерьмовый день. Не обязательно выдумывать собственные идиотские объяснения.
Рон, сидящий в офисе, тихонько присвистывает.
Маркус смеется.
– Нифига себе!
– Может, она увидела твою физиономию, – говорит Бо, – и поняла: дело гиблое, день потерян.
Он подмигивает мне из служебного окошка. Я отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку.
Я стараюсь не расслабляться, когда у нас затишье и нет посетителей, поэтому принимаюсь обновлять запасы и раскладывать салфетки и специи. Бо обычно слушает музыку в наушниках, но сегодня у него заткнуто только одно ухо. Маркус всю ночь не отрывается от телефона – насколько я понимаю, ссорится с Тиффани по эсэмэс.
Входит Бека Коттер в сопровождении огромной толпы друзей. У нее длинные золотистые волосы и безупречная фигура.
Их компашка набирает на всех жареной картошки и газировки и рассаживается за несколькими столиками.
Кэлли права. Бека точно будет участвовать в конкурсе красоты и, скорее всего, победит. Она из тех смазливых девчонок, которых так хочется ненавидеть. И при всем при этом она милая и даже талантливая. Если, конечно, жонглирование жезлом можно назвать талантом.
Сегодня дежурит Бо, и, когда он обходит зал с беспроводным пылесосом, Бека вдруг принимается собирать мусор с соседних столиков. Она что-то говорит ему. Я не слышу, что именно, но Бо улыбается, и от этого чувство у меня такое, будто я проглотила пригоршню камней.
Не понимаю, почему это называют «влюбиться». Говорили бы честно – «убиться».
Звонит колокольчик над дверью, и входят Милли и ее подруга Аманда в своих ортопедических ботинках модели «Франкенштейн». На Милли светло-желтый комплект – шорты и тенниска с воротничком, украшенным маленькими стразами в форме сердечек. Мне бы ужасно хотелось объяснить ей, что она сама усложняет свою и без того несладкую жизнь, и не выглядеть при этом конченой стервой.
Лоб у Милли мокрый от пота, но улыбка так и сияет.
– Ой, привет, Уилл! – здоровается она. – Я и не знала, что ты здесь работаешь.
Аманда кивает, тоже явно впечатленная. На ней спортивные шорты и майка с принтом на груди – фотографией ее младшего брата в форме детской футбольной лиги. Такие футболки надевают родители на важные матчи своих отпрысков.
– Вас небось кормят бесплатно и сколько захотите, – говорит Аманда, а потом тычет большим пальцем в сторону столовой, где стоит Бо, и добавляет: – Да и есть на что поглядеть…
Я качаю головой, стараясь не прыснуть со смеху:
– Э-э, да, мне тут нравится.
Они заказывают еду с собой, но Аманда все копается – очевидно, чтобы как следует рассмотреть Бо, который идет на кухню.
Я ухожу на перерыв после Маркуса и Бо. Открываю шкафчик, чтобы достать бальзам для губ, и вижу там красный леденец. Не обычный, а из тех красивых, что выставляют на деревянной подставке у касс в магазинах. С минуту я кусаю губы, потом засовываю леденец в карман и изо всех сил пытаюсь изобразить абсолютное спокойствие – вдруг Бо откуда-нибудь за мной наблюдает.
В детстве, в школе, мы мастерили из старых обувных коробок почтовые ящики ко Дню святого Валентина и на целый день оставляли их на партах. Мне ужасно не нравилось проверять ящик под чьим-то взглядом. Не то чтобы я боялась остаться без валентинок – их все друг другу слали, такое было правило. Просто я всегда надеялась на нечто большее. Хотела оказаться той девочкой, которая получает необыкновенное послание, подписанное: «Твой Тайный Поклонник».
Может, леденец – это и не записка в обувной коробке, но сердце у меня так и выпрыгивает из груди.
Я снимаю обертку и размышляю, не отправить ли сообщение Эллен, однако в конце концов откладываю телефон экраном вниз, потому что не могу придумать, что написать.
Сажусь на стул, откидываюсь на спинку и смакую леденцовую сладость. Может, прямо сейчас Эл занимается сексом. Может, она уже официально не девственница, а я даже не в курсе. Интересно, говорила ли она с Кэлли после моего ухода. Наверняка. Уж та точно знает, что написать по такому поводу.
Покончив с леденцом, я выкидываю палочку и обертку в мусорное ведро, а телефон засовываю в лифчик. Когда я иду через кухню, грудь начинает жужжать и вибрировать. Остановившись, я проверяю, что там, прежде чем выйти в зал.
ЭЛЛЕН: немного нервничаю. позвоню позже
ЭЛЛЕН: ну, после
Я: ты будешь по-настоящему сексуальным котенком, мяяяяяяяяу
ЭЛЛЕН: ты лучшая. может, приеду к тебе переночевать, обсудим. чмок
Губы у меня сами собой расплываются в липкую леденцовую улыбку. Засунув телефон обратно в лифчик, я поднимаю глаза и замечаю, что Бо буквально пялится на меня. Пару секунд спустя я понимаю, как это нелепо – шарить рукой у себя в груди на глазах у парня, который тебе нравится.
На меня всю жизнь пялятся, поэтому я знаю: если в этот миг посмотреть человеку прямо в глаза, он инстинктивно отведет взгляд. Но Бо продолжает на меня смотреть, будто не испытывая никакого смущения.
Краска заливает мне щеки. Я вытираю губы тыльной стороной ладони и возвращаюсь к работе: пора закрываться.
Рон отпускает Маркуса за несколько минут до конца смены, потому что его ждет Тиффани, которая почему-то злится. Сам Рон возится с бумажками в офисе, Бо моет пол на кухне, а я натираю прилавки.
– Осторожно, – говорит Бо, – у тебя за спиной мокро.
Я делаю аккуратный шаг в сторону, чтобы не поскользнуться, и смываю с рук жир в большой раковине. Я уже освободилась, но продолжаю суетиться, дожидаясь, пока закончит Бо, и набираю для него воды, чтобы он замочил на ночь швабру, как любит это делать Лидия.
– Эй, вы двое, марш домой! – кричит Рон. – До завтра!
Я чуть ли не бегом бросаюсь к шкафчику за вещами, будто боюсь, что Бо уйдет без меня. Потом выхожу за ним со служебного входа – он придерживает дверь, и мне приходится нырнуть у него под рукой. Между прочим, от него даже не пахнет плохо. И как ему это удается – весь вечер переворачивать бургеры и не провонять фастфудом?
Мы молча идем к парковке, и, когда его рука случайно касается моей, я пытаюсь представить, что бы почувствовала, если бы он поймал меня за руку и наши пальцы бы сплелись.
Мы останавливаемся у моей машины, и я оборачиваюсь к нему.
– Спасибо за леденец.
Не глядя на меня, Бо запрокидывает голову к небу.
– Спокойной ночи, Уиллоудин.