Все свободные вечера этого лета я проводила, уткнувшись в ноутбук в своей комнате, где полки, забитые летним чтением, нависали надо мной немым укором. Но сегодня у мамы идея фикс – вместе смотреть телевизор, пока она мастерит реквизит для танцевального номера, открывающего конкурс.
Поставив ноутбук на подушку, я сижу на диване напротив места, где раньше всегда сидела Люси. Мама подвинула свою корону, прикрытую стеклянным колпаком, с середины каминной полки, освободив место для урны с прахом Люси. Этот маленький жест напоминает мне о том, что мама – больше чем просто победительница конкурса красоты.
Она возит утюгом по вощеной бумаге, приклеивая какие-то украшения к скатерти из грубого хлопка (видимо, для официального обеда).
– Я тут видела на днях рекламу этого спецвыпуска, – говорит она и щелкает по каналам, пока не находит MTV.
Камера следует за девушкой, идущей по заснеженному микрорайону. Девушка довольно крупная, и живот у нее свисает над джинсами. Я мгновенно понимаю, что будет дальше.
Ненавижу, когда в сериалах и фильмах показывают толстых. Потому что мир готов смириться с толстой девушкой на экране только при условии, что она либо бесконечно собой недовольна, либо чья-то лучшая подружка-хохотушка. Так вот я – ни то ни другое.
Тем временем нам демонстрируют совершенно обычную человеческую жизнь: девушка гуляет, ест. За кадром раздается голос диктора:
– Шестнадцатилетняя Присцилла из Бриджпорта, штат Коннектикут, – сластена, но жизнь ее сладкой не назовешь. Присциллу с детства дразнили и высмеивали, и она решила покончить с лишним весом. Она еще не в курсе, но на MTV услышали крик ее души. – Камера наезжает на задницу Присциллы. У нее такой тип фигуры, когда попа как бы сужается книзу, отчего кажется, будто в заднице застряли трусы.
Потом кадр сменяется заставкой – фиолетовый экран с названием, стилизованным под штамп об отказе: «ПРЕОБРАЗИ МЕНЯ: НАДОЕЛО БЫТЬ ТОЛСТОЙ».
Я бросаю взгляд на маму, но она поглощена реквизитом. С одной стороны, мне хочется пойти запереться в комнате, с другой – узнать о дальнейшей судьбе Присциллы Убогой, поэтому я все-таки остаюсь. Если выяснится, что Присцилле приходится еще сложнее, то я по крайней мере уйду с чувством, что мне повезло больше бедняжки.
Нам с мамой это не в новинку: она сажала меня на бесчисленные модные диеты, когда мне еще не было и одиннадцати. Они с Люси из-за этого вечно ссорились. Я подслушивала их долгие споры, доносившиеся с первого этажа, которые то затихали, то разгорались снова (предполагалось, что я давно уже сплю).
– Она еще ребенок! – восклицала Люси.
– Я переживаю за ее здоровье, – парировала мама. – Ты ведь понимаешь, о чем я, Люс? Я не хочу, чтобы она выросла…
– Такой, как я? Говори уж прямо, Рози! Ты не хочешь, чтобы она выросла огромной, как твоя сестренка! Господи помилуй, да она видит меня каждый день; думаю, одно мое существование уже служит ей красноречивым предупреждением.
– Вспомни, как нам доставалось, когда мы были маленькими. Ты ведь не забыла?
Мама никогда не говорит о детстве, точно ее воспоминания начинаются со старших классов. Но она была большой. Как я. И стыдилась этого. Однако летом перед девятым классом она сбросила детский жирок, как змеи сбрасывают кожу. Люси в то время была уже в одиннадцатом, но ей удача не улыбнулась.
Когда я перешла в среднюю школу, мамины диеты постепенно сошли на нет. Не знаю, каким чудом, но без вмешательства Люси тут явно не обошлось.
На экране на Присциллу, пришедшую в школу, из-за угла наскакивает какая-то агрессивная крошечная женщина (как выясняется, ее личная тренерша). Несмотря на то что Присцилла сама подписалась на участие в шоу, она впадает в истерику, запирается в туалете и рыдает до икоты. Наконец тренерше удается войти, и мы видим «доброго полицейского»: она произносит прекрасную мотивирующую речь. Нет, серьезно, я сама испытываю душевный подъем – правда, не понимаю, с чего вдруг.
На маму мне смотреть не нужно, я и так знаю, что у нее глаза на мокром месте. В подобных шоу она больше всего любит моменты в духе «ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ! ВОЗЬМИ СЕБЯ В РУКИ И ДАЙ СЕБЕ ПОХУДЕТЬ!».