В Пятигорске на горе Машук, напротив памятника на месте дуэли Лермонтова, на дороге – гладкой, асфальтированной, покрытой густой тенью деревьев и маленькими пятнами пробившихся сквозь кроны солнечных лучей, в припаркованных «жигулях» сидит полковник Валя и смотрит на туристов.
Он одет в цивильную одежду, не в форму, что, в сущности, правильно, так как на самом деле никакой Валя не полковник, а Валя – это человек, о котором с полным правом можно сказать, что он неизвестно кто. Просто выдает себя за полковника, и многие даже военные верят, что он полковник.
Немного похож на фашиста, но это дело житейское, винить человека, что он похож на фашиста, неправильно. Мало ли какие бывают фашисты. Кто их видел много, говорит, они все разные, и вообще нельзя судить по внешности, вдруг кто-то с виду белокурая бестия, а внутри ранимый впечатлительный человек?
Валя сидит в машине, ждет, когда к нему придет Аслан. Смотрит на туристов, которые фотографируются у памятника.
Туристов привез автобус, они фотографируются, им очень нравится место дуэли Лермонтова. Отличное место дуэли. Они приехали на отдых, чтобы пить минеральную воду и поправлять здоровье.
Совсем недалеко в Чечне идет война, но тут тихо, никто не стреляет.
– Нина! – кричит мужик в белой футболке, обтягивающей торчащий живот. – Куда ты пошла?! Сфотографируйся и иди, куда хочешь!
Это его жена, думает Валя, она, наверное, искала туалет, но повернула обратно. Придется потерпеть, надо фотографироваться.
Аслан опоздал на двадцать минут. Он сел на переднее сидение. Вежливо поздоровался. Валя кивнул, тронул с места.
– Сколько ты привез? – спросил Аслан.
– У тебя сумка в ногах, – ответил Валя, – ты потом посчитаешь. Что привез, все твое.
– Нужно больше.
– Сколько тебе нужно?
– Десять миллионов.
– Ого! У тебя серьезные планы, Аслан, ты мыслишь масштабно. Но десять миллионов – это очень тяжелая сумка, мне нельзя таскать такие тяжести.
– Спина болит? – прищурился Аслан.
– Не борзей, Аслан. Я подумаю, как тебе помочь.
– Нам нужны ПЗРК.
– Это ты с военными договаривайся, – для Аслана Валя не был военным. – Я у тебя на побегушках не состою. Мое дело денег тебе передать из Москвы.
Деньги были не из Москвы, а совсем из другого города. Но Аслан должен думать, что из Москвы. Он должен думать, что нужен кому-то в Москве. Что именно в Москве кто-то хочет, чтобы Аслан стрелял и убивал.
Валя проехал мимо Провала, дорога шла с горы, по левую руку были санатории. Аслан молчал, ему не понравилось, что нельзя борзеть и что Валя не хочет быть на побегушках. Когда Валя свернул к Верхнему Рынку, Аслан спросил:
– Ты куда?
– Мне на Верхний рынок надо, – ответил Валя, – документы на машину в бардачке, я с тобой свяжусь. Скоро вообще все изменится, Аслан. Наступят очень большие перемены. И война закончится.
– Война пусть будет. Только вы бомбите. Какие перемены? Сделай в Москве, чтоб не бомбили.
– Не ссы, Аслан. Мы над этим работаем. План не поменялся. Будет, как я тебе говорил.
– Ты не ссы, я русским не верю.
– Аслан, я не русский.
– А кто ты?
– Я издалека. Не то, что ты подумал.
– Ты не американец, ты по-русски говоришь как русский.
– Аслан, в свое время все узнаешь, – Валя остановил машину. – Я на базар войду, ты на мое место перелезь и едь. Давай, до связи.
– До связи, – сказал Аслан.
Валя несильно хлопнул дверью автомобиля, перешел дорогу и оказался в проходе на рынок.
Скосил глаза на витрину, за которой стояли бидоны с молоком и сметаной. Даже слегка задержался перед ней. Как будто молоко и сметана могли интересовать его.
На самом деле Валя увидел отраженную в стекле дорогу, которую он только что перешел, увидел, как отъезжает Аслан, ловко перекинувший себя на место водителя. Увидел других людей, занятых своими делами. Никакой угрозы, ничего странного, внушающего подозрения Валя не увидел.
Он шел через рынок, смотрел на людей. Люди Вале не нравились.
Все они были уроды. Толстые, худые, кривые какие-то, в глазах тоска, страх и беспросветная животная тупость. Что им нужно? Вырвать кусок, нажраться, потрахаться и спать. Пока не проголодаются. Потому и орут, торгуются, потому и притащились сюда. Продать подороже, купить подешевле, запихнуть что-то в свои гнилые рты.
Старые отвратительные, но и молодые отвратительные. Животы, кривые спины, на лицах родинки, прыщи, волосы из ушей, из носа. Баба с усами помидоры продает. К ней очередь выстроилась, как же без помидоров?
Вот Валя из себя мужчина вполне интересный.
Роста повыше среднего, но без глупостей, так метр восемьдесят пять, не больше. Нормальные светлые волосы, никаких залысин. Никакого редколесья, сала, перхоти и так далее, коротко пострижены, просто нормальные, и все. Валя сильный, он отлично сложен. Да и вообще, что за глупая идея, сравнивать Валю с этими. Вот они ходят вокруг и не знают, что Валя – их господин, что их жизнь и смерть зависят от него. Не знают, но в свое время узнают, кто в живых останется.
Что это Валя задает себе такие вопросы – знают, не знают? Какое это вообще имеет значение? Может, Валя дичает? Дичает, как предупреждал Макс?
Ведь он все время среди местных людей, местные совсем дикие. На них можно охотиться, как они сами охотятся на диких животных. Дикие животные никому не принадлежат, они естественная добыча охотника. И дикие люди точно так же. Диким людям необходимо причинять боль, много боли. Потому что только боль удерживает их в подчинении. Они послужат средством для достижения великой цели. Ведь так всегда было. Люди служили средством для достижения цели. А целью были другие люди. На этот раз по крайней мере цель по-настоящему достойна. Не какие-то местные уроды недоразвитые.
Валя представил себе, а что, если бы сейчас весь этот рынок накрыло минометами, например? Ну и что? Поубирают, дождик пройдет, потом пойдет текучка, все забудут. Если посмотреть на это с перспективы космического масштаба, с перспективы больших пространств, то эпизод предстанет микроскопически незначительным. Странно, что Валю вообще беспокоят такие фантазии. Не дичает ли?