Кто первый проснулся, тот поливает цветы.
Если первый проснулся Борис, значит, это он и поливает.
В жару поливать цветы нельзя, они сгорят. Поэтому именно ранним утром, причем обильно. Борис проснулся около четырех часов утра и понял, что спать больше не будет. Свой сон помнил как-то неясно, скорее общее эмоциональное состояние, чем конкретные детали.
Когда человеку восемнадцать лет, он обычно спит крепко и долго.
Долго – когда можно.
А можно довольно редко. В будни к восьми на занятия в университет. По субботам к восьми на тренировку. Рапира. Спортивная школа на углу Крепостного и Энгельса, пардон, Большой Садовой. Когда-то в Европе рапира была оружием студента. Теперь студенты ходят без рапир. Оружие, если уж, по нашим временам, нужно другое. Не рапира, это точно. Лучше всего пистолет. Приобрести его вполне реально. Идет вторая чеченская война, Ростов-на-Дону недалеко от событий.
Но Борису не нужно оружие, он простой студент, в бизнесе никакого участия не принимает. Никого не «крышует», его никто не «крышует». У него нет денег в том смысле, что нет больших денег. И нет долгов в обе стороны: ни кто-то ему, ни он кому-то. То есть он, как говорится, не при делах. Можно, конечно, его застрелить, но зачем? Так что защищаться особенно не от кого.
Вчера сдан экзамен по органической химии. Страшный экзамен. Ночь перед ним была короткой, рассвет наступил на теме «Азотосодержащие вещества и высокомолекулярные соединения».
Полученная четверка вполне удовлетворяла нечестолюбивого Бориса. Он вообще не осознал еще, что этот период его жизни, то есть учеба, является частью какого-то большого предприятия, называемого жизнью.
Что он готовит себя к «поприщу» и так далее. Конечно, понимал, что это так и есть, он же не идиот, и перед глазами пример родителей, оба доктора наук, а папа вообще выдающийся. Но это понимание существовало как фон, а не как повод сдвигать горы с места. «Взрослость» в этом смысле еще не наступила.
Когда страшный экзамен уже позади, тебя охватывает счастье с привкусом апатии.
Пиво, которое ты пьешь с сокурсниками, кажется напитком богов, но яркий солнечный свет приходит слегка отстраненный, деревья на улице Пушкинской делают вид, что видят тебя впервые.
Бодрствование, как и сон, понятие до определенной степени относительное. Когда человек спит, что-то в нем не спит. Так же и в бодрствовании какая-то маленькая часть тебя не только спит, но даже видит сны. Эти сны являются частью действительности, которая без них выглядела бы совершенно иначе. Стала бы похожа на зеркало, из которого глядит лицо совершенно незнакомого человека. Немного неприятно.
К тому же недавнее прошлое продолжает переживаться в настоящем, и ты по-прежнему сдаешь этот экзамен, хотя и сдал его несколько часов назад.
Сидишь в своей комнате, читаешь книгу. И постепенно сон отвоевывает тебя у реальности. Ты засыпаешь одетый, а когда просыпаешься, то уже только для того, чтобы раздеться и лечь в постель.
Но в четыре часа утра ты встаешь, потому что сна больше нет. И выходишь на балкон поливать цветы. Ведь ты проснулся первым.
На балкон можно попасть из кухни, никого не разбудив.
Ночь уже прошла, и солнце где-то там встает. Но тут еще присутствуют остатки сумерек, тут не темно, но еще и не светло. Вода из лейки льется на растения в керамических горшках. На листьях появляются маленькие прозрачные горошины, растения, наверное, думают, что пошел дождь.
И тут Борис увидел его.
Оно забилось за цветочный горшок с кактусом, стоящий у стены. Между горшком и стеной маленькое пространство, и видно, что там кто-то сидит. Точно не птица, а что-то очень странное. Борис отодвинул горшок, оно не двигалось. Черное, все в больших складках. Голова задралась вверх, и на Бориса смотрит лицо. Оно немного напоминает морду собаки, такой, как, например, у соседа снизу Виктора Петровича. Но верхняя губа, слегка задрана, два передних зуба торчат грозно, а глаза смотрят безжизненно, как пришитые бусинки. Оно не издает никакого звука, а только смотрит на Бориса и щерит открытую пасть с торчащими вперед двумя клыками, чтобы Борис испугался.
Может, оно что-то себе повредило, и не могло… уползти, улететь? Оскаленная пасть и показанные зубы совершенно не пугали, Борис уже понял, что это – летучая мышь. Просто летучая мышь. Но раньше он никогда не видел летучей мыши с такого расстояния. А вид у нее реально страшный. Она какая-то голая, ужасно уродливая с этими торчащими вверх ушками. С оскаленными зубами. С жуткой инфернальной мордочкой. Люди часто боятся вещей совершенно безвредных. А летучая мышь, вдобавок, существо ночное. Не из нашего мира, что само по себе уже страшно, так как подтверждает существование этого не нашего мира.
Но Борис совсем не испугался, а, наоборот, решил, что оно попало в беду, нуждается в помощи, и сочувствовал ему совершенно так же, как сочувствовал бы голубю или котенку. Даже больше. Как существу, с которым его, Бориса, связывает что-то большее, чем простая жалость. Как будто он мог быть связан с этим комочком ночного кошмара чуть ли не родственной связью.
Оно вызывало у Бориса очень странную вполне отчетливую острую симпатию, уважение, ощущение родства, как будто он сам в какой-то степей был большой летучей мышью. И оно вроде бы тоже почувствовало, что Борис не чужой. Перестало скалиться, закрыло пасть и смотрело теперь на Бориса спокойно, то есть вообще без всякого выражения, как мертвое.
В коридоре рядом с кухней мелькнул мамин халат. Мама поможет. Она, в конце концов, зоолог, в психологии животных разбирается очень хорошо, раз написала об этом несколько книг. Интересно, что подняло ее в такую рань?
Борис заглянул на кухню:
– Мам, иди сюда.
Она вышла на балкон, обернулась в сторону, куда указывал кивок Бориса, посмотрела. Потом наклонилась, взяла его в руки, оно вело себя совершенно спокойно, вообще без паники. Мама расправила по очереди его руки-крылья. Кожаные перепонки, как будто ножницами вырезали.
Борис решил, что в этом и есть главная странность. Оно похоже на мертвое. Живущее другой мертвой жизнью. Но это не испугало Бориса. А по непонятной для него самого причине вызвало именно ощущение родства. Очень хорошо осознанное. Борис наконец почувствовал удивление, что это?
Мама продолжала рассматривать это в высшей степени странное существо, потом подняла его на ладони, оно как-то пригнулось, но вдруг оттолкнулось и взлетело, причем так быстро, что Борис только успел увидеть два молниеносных зигзага, прочерченных в воздухе. И оно исчезло, как будто влетело в невидимое отверстие, ведущее из нашего мира в другую реальность.
– Так оно не покалечилось? – спросил Борис. – Почему же тогда не улетало?
– У него спроси, – ответила мама.
– Может, у нее? – улыбнулся Борис.
– Нет, – серьезно ответила мама, – это был самец. Понравился тебе?
– Очень. Помогал мне поливать цветы.
– Не напугал тебя? – спросила мама, причем посмотрела как-то странно, как будто именно Борису могла со стороны этого существа грозить опасность.
– Сначала я его напугал, но потом он успокоился, – Борис был под впечатлением. – Но почему он все-таки прилетел на наш балкон? Я думал, он не может улететь. А теперь не понимаю, что его тут держало.
– Может, ушибся, потом отошел, – предположила мама. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– А я при чем? – спросил Борис, – я точно не ушибся.
– Ни при чем, конечно, – у мамы был задумчивый какой-то вид.
– А ты почему встала в такую рань?
– В какую рань? – удивляется мама. – Восьмой час.
Теперь удивляется Борис. Поливка цветов – это десять минут максимум. Он что три часа рассматривал летучую мышь? Не может быть.
– Что такое?
– Ничего особенного, – Борис слегка смущен, – наверное, я перепутал в темноте часовую и минутную стрелку. Доброе утро, мама.