Вечером за мной вернулись те же самые охранники.
– Приветик, – сказал я, пока они вели меня в таинственный грузовой лифт, чтобы отвезти на новую секретную встречу с этой сучкой Квинт. – Давно не виделись.
Охранники снова промолчали, и я повторил это на нескольких языках, которые не использовал при нашей первой встрече. На всякий случай – ну вдруг они правда не понимают?
Кончилось тем, что меня втолкнули в изящный кабинет без камер еще грубее, чем в прошлый раз.
Квинт теперь сидела за столом, переодевшись в новый сшитый на заказ пиджак. Россыпь шестеренок, которые я извлек из старинных часов, все так же сверкала на столе. Похоже, тут обсуждают сугубо темные делишки, подумал я. Ни Бенни, ни Лии уже не было, зато на столе стоял набор рагинианских хрустальных бокалов и бутылка вина, марку которого я не узнал, несмотря на свои обширные знания.
– Располагайтесь, мистер Рен, – с притворно гостеприимной улыбкой сказала Квинт. – Хотите выпить?
– Просто умираю от жажды, – ответил я, чтобы полюбоваться, как фальшивая улыбка застывает у нее на лице. Сел на свое прежнее место: напротив нее, перед россыпью блестящих деталек. – Спасибо.
Она подала мне бокал. Свой держала как полагается, изящно обхватив пальцами округлую чашу. Я намеренно взял бокал за ножку и сжал ее в кулаке. Теперь мы сидели и молча улыбались друг другу, причем ее улыбка становилась все более неестественной.
Но в конце концов Квинт, видимо, поняла, чего я дожидаюсь, и чуть пригубила из своего бокала. Только после этого я решился попробовать. Вряд ли ее босс стал бы мудрить и портить ядом вино (ух ты, оно и впрямь элитное!), когда мог запросто сделать так, чтобы я «покончил с собой» прямо в камере, с помощью простыни. Но республиканскому правительству я не особо доверял, так что осторожность была нелишней.
– Мой босс полагает, я предложила вам недостаточно щедрую награду, – сообщила Квинт. – По его мнению, я неправильно поняла ваши ключевые мотивы.
– Ну, не надо себя корить, – успокоил я ее. – По большому счету свои мотивы я и сам не очень понимаю.
Квинт с потрясающей решимостью поперла напролом.
– Хочу, чтобы вы знали, как нам удалось обнаружить заброшенный корабль. Дело в том, что его локация делает невозможным любой поиск: радиация гибнущей звезды гасит все сигналы. Нужно либо исходно знать координаты, либо быть очень большим везунчиком. И вот нам как раз повезло: несколько недель назад мы уловили сигнал, который шел с того корабля. Вот, – она вынула из кармана коммуникатор, доведя количество электронных приборов в этой тайной комнате до целой одной штуки, – здесь его запись.
Щелкнув по экрану, она протянула коммуникатор мне. Сначала шли только громкие, режущие слух помехи – неоднородные шумы, результат бешеного излучения готовой взорваться звезды. Но потом я расслышал в них живой голос.
Его выдали горловые звуки. В каждом языке есть свои критерии мелодичности, и чтобы отличить, скажем, уэнтрийский от темарианского, я бы прежде всего послушал звук, который в древнем алфавите обычно обозначался буквой «р». Но здесь звучало необычное «р»: язык словно прижимался к небу средней частью. Получался ровный, расплывчатый звук, напоминающий долгий скрип немазаной двери. Но не рычание, клекот, перестук или любой другой гортанный звук, типичный для современных языков.
Необычное горловое «р» вкупе с характерным сочетанием ударных и безударных слогов позволяло безошибочно определить язык. И я чуть не поставил бокал мимо стола. Вино плеснулось через край, потекло у меня по пальцам.
– Это аменг, – севшим голосом сказал я.
На записи с погибшего корабля звучал аменг. Самый настоящий.
Тысячу лет назад, после Первой Посланнической Войны, когда их раса захватила Системы-Сестры, старые языки запретили. Вместо них стали использовать единый, упрощенный, на котором в Сестрах говорят и по сей день. А среди старых языков самым распространенным был аменг. Теперь от него мало что осталось: редкие записи, запыленные книги в библиотеках, корни слов и костяк грамматического строя современных языков.
Но эту запись я слышал впервые. И когда она докрутилась до конца и запустилась по новой, стал жадно вслушиваться, мысленно складывая звуки в текст. Его содержание было незамысловатым: сигнал бедствия с обесточенного корабля. Несколько раз прозвучало одно и то же имя – Мара Чжу, но остальное было не разобрать.
Квинт снова коснулась экрана, выключая запись.
– С точки зрения человека, звезда эволюционирует до сверхновой очень медленно, – сказала она. Я протянул было руку за коммуникатором, но она нарочно положила его так, чтобы я не достал. – По нашим оценкам, погибший корабль вращается по ее орбите уже около тысячи лет.
То есть прилетел он туда еще до Первой Посланнической Войны. И до языковой реформы. Значит, тот, кто оставил послание, не просто знал аменг. Он был его родным языком.
– Мой босс наслышан о ваших исключительных способностях, – продолжила Квинт, не спеша разглаживая на груди лацканы пиджака. – У вас небольшое частное бюро переводов, которое обслуживает лагерь беженцев и смежные территории за пределами города, работая как минимум с четырьмя разными языками. Ваши переводы не считаются официальными, поскольку у вас нет аккредитации, но по качеству они не уступают лучшим работам переводческих программ на базе искусственного интеллекта.
Не уступают, значит? Да чего они стоят, эти программы! Никакой искусственный интеллект не вникнет в подтекст, не «считает» культурный код. Это под силу только человеческому мозгу. Могу поспорить, что сама Квинт знает только один язык – на котором говорит.
– Нам известно, что в числе прочих языков вы работаете с аменгом.
В Республике осталось всего двадцать или тридцать человек, способных худо-бедно говорить на аменге, и я один из них. Я расслабленно откинулся на спинку стула, положил на колени те самые часы, которые разбирал.
– Не стану скромничать, я его действительно хорошо знаю.
– Наши эксперты утверждают, что в этом сообщении содержится сигнал бедствия.
Точно припомнив, как располагались шестеренки в часах, я принялся аккуратно вставлять их назад.
– Ваши эксперты совершенно правы.
– Разумеется, мы с боссом понимаем: вы интеллектуал и материальными наградами вас не завлечь…
– Да нет, отчего же. Я люблю деньги.
Квинт чуть подалась вперед, короткие локоны заплясали у висков.
– Этот корабль никто не тревожил уже тысячу лет. Он представляет огромную ценность для истории и археолингвистики. И вы можете быть первым, кто обнаружит все эти сокровища. Что бы вы там ни нашли, захотели забрать и исследовать – все ваше. Кроме некоего материала, который нужен моему боссу.
– Что же это за материал?
Глаза Квинт широко распахнулись, блеснули золотистыми искорками неприкрытой алчности. Очевидно, при встрече тет-а-тет ее уполномочили ответить на этот вопрос.
– Философский Камень, – благоговейно прошептала она.