– Шон! – окликнула Квинт.
Сердце колотилось, отчаянно громыхало в ушах. Застрял.
Квинт ухватила меня за бедра, попыталась пропихнуть вперед.
– Шон…
– Погодите, – сказал я и открыл глаза. Повернул голову, слепо таращась во тьму, и вдруг увидел какой-то отсвет. Протянул туда руку и не нащупал преграды.
Глубоко вздохнул, чтобы хоть немного восстановить сердцебиение.
– Здесь ход круто сворачивает вправо, – сообщил я Квинт нарочито спокойным тоном, – но пролезть можно.
Я развернулся и обнаружил, что это вовсе не поворот, а неровный зигзаг. Уму непостижимо, как Индиго вообще смог здесь протиснуться. Я снова глубоко вздохнул, отгоняя назойливую мысль, что теперь-то назад уже точно никак: там Квинт, Бенни и еще шесть Посланников, все ждут своей очереди.
Тысячу лет никто не нарушал покой этого корабля, напомнил я себе, пытаясь извернуться так, чтобы не застрять в зигзаге. Сердце продолжало бешено стучать, в голове в такт ему бились мысли: еще миг, и меня здесь совсем заклинит, и я сдохну, как крыса в капкане. А потом, столетия спустя, какие-нибудь археологи найдут…
Впившись пальцами в шершавый пол, я дернулся вперед и вырвался-таки из проклятого зигзага. Впереди слабо светился темно-синий огонек. Боль в руках, которую я не замечал от страха, вернулась с удвоенной силой. Они изрядно ослабели от напряжения, но я пополз дальше.
Сколько, он сказал, ярдов? Десять, двадцать? Да нет, наверняка больше. А корабль нависал надо мной, давил всей массой тысячелетних обломков, которые за эту самую тысячу лет ни разу не потревожили. А вдруг я, протискиваясь вперед, задену что-нибудь, нарушу этот хрупкий баланс, и тонны металла, пластика и углерода рухнут нам на головы? Индиго уверял, что здесь достаточно воздуха, но я все больше в этом сомневался.
Посланника по-прежнему не было видно, но меня вдруг ослепил яркий свет. Я зажмурился, а открыв глаза, понял, что свет не бьет в лицо, а направлен мимо, вперед, чтобы дать мне обзор. Индиго впереди лежал на животе, лицом ко мне, и его шейные огни мигали синим. Узкий участок заканчивался.
Я вздохнул было с облегчением, но тут увидел, что именно Индиго подсветил фонариком. И похолодел.
Перед тем как мы сюда полезли, Индиго предупредил, что местами надо будет ползти совсем по-пластунски. Я пока продвигался на четвереньках, скорчившись и обдирая ладони с коленями. И все же продвигался.
Но лаз впереди, казалось, был высотой дюймов шесть, не больше. И просочиться туда у меня шансов не было.
– Шон? – Квинт сзади похлопала меня по спине. – Дальше, дальше, не останавливайся!
Она принялась меня толкать, но я не двигался с места, загородив проход всем остальным. Бог мой, обратно ведь тоже не получится: мне ни за что не пролезть задом через этот зигзаг! Все, я окончательно застрял. Мы все тут как в капкане и не можем ничего сделать.
Яркий свет хлестнул по лицу, как струя воды, выдергивая из оцепенения: Индиго светил мне фонарем прямо в лицо. Я часто, нервно дышал: по-другому просто не мог.
– Поверните голову набок, – велел он. Мелькнула глупая мысль: а на каком языке он думает? На сестринском или огоньками?
Потом до меня дошел смысл сказанного.
– Издеваетесь?
– Нужно двигаться вперед, иначе погибнете.
Погибну, а что остается? Воздуха в этой крысиной норе уже, считай, нет. Лицо Индиго стало жестким, почти злым, он протянул вперед руку, указывая на тоннель. Она замерла в паре футов от моего лица, я пялился на нее и думал: от этой руки погибла Лия.
Квинт снова толкнула меня в спину, что-то прокричала. Я не слушал: решил ничего не замечать и ни о чем не думать. Лег на пол, дотянулся до руки Индиго, ухватил за запястье. Что было сил оттолкнулся и полез в узкий проем. Индиго, держа меня за запястье, как клещами, тянул вперед. Мне пришлось свернуть голову набок, чтобы протиснуться, по щеке чиркнуло что-то металлическое.
И внезапно голова освободилась из этого капкана, а за ней и плечи. Я выдернул свою руку у Индиго, чтобы опереться на нее и поскорее выбраться полностью, обдирая о железный свод кожу на ногах и спине. Меня трясло, в тесном тоннеле я успел взмокнуть и теперь начал замерзать.
– Сядьте там, – велел Индиго, указывая на дальний, почти пустой угол. Похоже, мы оказались в заброшенном санузле: я заметил расколотые раковины и перегородки между туалетными кабинками, сложившиеся, как стены карточного домика.
Квинт все не показывалась. Я подполз к Индиго, снова улегся на живот и, заглянув в пролом, увидел ее побелевшее от ужаса лицо.
– О, вот и вы, Квинт! – попытался я улыбнуться, но губы застыли в неживой гримасе. – Готовьтесь, сейчас будут кое-какие знакомые ощущения.
– Что ты несешь, какие ощущения? – прохрипела она. Судя по тону голоса, Квинт была готова потерять сознание от страха. Я подполз еще ближе и сунул руку в тоннель, как сделал Индиго, чтобы меня вытащить.
– Как при появлении на свет. Вы разве не помните этот момент своей биографии?
– Да что за бред…
– А вот я помню, – жизнерадостно сообщил я, не давая ей опомниться, и просунул руку еще глубже. – Был вторник, раннее утро. Знаете, что я сделал сразу, как только родился? Передразнил доктора, объявившего «Мальчик!».
Это я сказал на родном кийстромском, хотя и знал, что она не поймет. Просто хотел напомнить, кто я и откуда. Но потом пришлось перейти обратно на сестринский, иначе она бы вообще перестала соображать.
– Давайте руку. Вытащу вас, так и быть. А доктора я тогда перепугал до ужаса: понимаете, на Кийстроме новорожденные обычно не умеют говорить.
Квинт машинально протянула руку, я взял ее за запястье.
– А вот на других планетах бывает, что и умеют. Я слыхал, на Сирене вообще поют, когда рождаются. Лягте на живот и дрыгайте ногами, а руками отталкивайтесь от стен. Младенец, готовясь покинуть материнское чрево, начинает двигаться очень ритмично, как под метроном. Ну-ка, поверните голову набок.
Еле-еле шевеля ногами, Квинт продвигалась вперед – в основном потому, что я тащил ее за руку. Весила она, к счастью, немного, но под таким углом тянуть было жутко неудобно.
Индиго молча сунул руку в пролом, ухватил Квинт за воротник и тоже потянул.
– Тамошние доктора могут… эээ… выманить младенца наружу, просто включив в родильном зале музыку. Мать вообще ничего не делает, все само собой получается. О, ну вот.
Из пролома показалась голова Квинт, затем плечи. И наконец она словно вышла из ступора. Выползла наружу, пошатываясь, встала на ноги, не удержалась, упала на колени. И вдруг рванулась к дальней стене, я даже не успел ее перехватить. Добралась до разрушенных туалетных кабинок, где ее вырвало.
Порядок, подумал я. Развернулся обратно к пролому.
– Привет, Бенни.
– Я выберусь, Шон, – бесцветным голосом сказал он и стал проталкиваться вперед. Помощь – моя или Посланника – ему вроде была не нужна. Скоро он вылез наружу, отошел к дальней стене, где сидела дрожащая Квинт, и стал проверять, в порядке ли его ортез.
Оставив Индиго у пролома, я присоединился к спутникам, устроившимся возле кабинок. За тысячу лет конструкция туалетов существенно не изменилась, что было логично.
Квинт сидела, обхватив руками колени. Ее все еще трясло, шикарная стрижка потеряла вид: волосы намокли от пота и облепили голову, сверху их припорошила серая пыль. Не понравился мне ее взгляд: еще хоть малейшая неожиданность, и она сорвется.
– Ну что, – спросил я, – кто хочет в туалет по-маленькому?
Квинт чуть приподняла голову. Ровно настолько, чтобы угрюмо поглядеть на меня.
Бенни защелкнул на руке застежку ортеза, встал, подошел к ближайшему унитазу и расстегнул ширинку.
– Эй! Это была шутка, а не руководство к действию!
– А я не собираюсь на свободу с мокрыми штанами.
– Тут хоть слив работает?
– Нет.
Он умолк, раздалось гулкое журчание жидкости по металлу.
– И в кранах воды тоже нет. У этого корабля хорошая система самовосстановления, иначе он давно бы развалился. Но так близко к наружным стенам она, видимо, не работает. А вот в глубине вода должна быть.
Журчание прекратилось, Бенни подпрыгнул, стряхивая.
– Я не желаю нюхать вашу мочу все время, что мы будем здесь, – проворчала Квинт, по-прежнему уткнувшись лицом в колени.
Он развернулся, одновременно запихивая свое хозяйство в штаны.
– Лучше б подумали головой и сделали то же самое. А насчет «будем здесь» – это к Шону. Ты обещал все устроить, так скажи, когда мы сваливаем?
Я оглянулся на Индиго, все еще приникшего к пролому в осыпавшейся стене. Оттуда он нас не слышал. Может быть.
– Сейчас он здесь один, – прошептала Квинт, – остальные еще не вылезли.
Один, да – но он из них самый опасный, не считая Первой. Это ведь он в одиночку разобрался с нами несколько часов назад, причем тогда у нас было оружие.
– Нужно ждать, – сказал я. – Если дернемся сейчас, он моментально нас схватит.
Позади нас раздался лязг и скрежет. Я тут же обернулся и увидел, что Индиго скрючился возле лаза, ставшего, казалось, еще уже. Рука Посланника уходила туда под очень странным углом, плечи напряглись. В толще обломков что-то сместилось, понял я, они готовы рухнуть. На остальных Посланников. И рухнут, если Индиго уберет руку.