Я шлю эсэмэску Чаку и прошу его сопоставить дела моего отца с моими и Робертса, а также со всем, что связано с делом Саммера. Сообщение я шлю потому, что не люблю говорить о своем отце вслух. После отправки, чуть подумав, набираю по автодозвону номер Уэйда Миллера, агента ФБР в удаленном офисе Остина. В данную минуту мне полезен не только он как агент, но и то, как мы с ним познакомились и как Уэйд стал моим «бывшим», – тем, кто вполне мог стать для меня идеальным, но так и не состоялся в этом качестве.
– Сэм? Ого. Привет! – Он берет трубку на первом же гудке. Это то, что я в нем исконно ценю. На него можно опереться. – У тебя личное или служебное?
Ответ я даю не сразу. Этот человек, надо сказать, был рядом со мной – ну вот действительно рядом со мной во всех отношениях, – когда погиб мой отец. В тот момент я просто эмоционально не была способна наводить с ним мосты. Не знаю, удастся ли это нам когда-нибудь снова, но мы с ним не враги. И состоим не только в деловых отношениях. Мы друзья.
– А если и то, и это? – интересуюсь я. – Так разве нельзя?
– Ты требуешь поблажек.
– Я – да. Только сейчас в отношении меня это звучит как грязный намек.
– Не имею ничего против, хотя мы оба понимаем, что подтекст здесь несколько иной.
Он не дает своей ремарке времени показаться неуклюжей. Да я бы так и не сочла. Трудно объяснить почему, но из уст кого-то другого я восприняла бы это как пошлость. Просто вот так, а не иначе. Такие уж мы с Уэйдом: в борьбе с преступностью, на фильмах ужасов и в наших случайных вылазках в китайские рестораны мы с ним во всем единодушны. И сейчас он подтверждает это, говоря:
– Помогу, куда я денусь. Что там у тебя?
– Дело на вид больше, чем оно есть.
– Есть какие-то образцы ДНК?
Мне нравится, что ему не нужно объяснять, в чем суть этого «больше, чем оно само». Он все понимает. И знает, на что я намекаю.
– Нет, – отвечаю я. – Пока нет. От роду делу всего три дня, и мне оно перешло от детектива, который внезапно исчез. Вот я и подумала, что ты мог бы помочь мне преодолеть бюрократическую волокиту и быстро получить то, что мне крайне нужно.
– Его исчезновение как-то с этим связано? – В голосе Уэйда теперь сквозит беспокойство. Угрозы своим правоохранительные органы воспринимают всерьез. – Сэм, что ты сейчас конкретно раскапываешь?
– Детектив, который занимался этим делом до меня, вдруг резко попросил о переводе в Хьюстон. А потом его телефон оказался намертво отключен. Может показаться странным, но над этим делом он успел поработать хорошо. А вот анализ ДНК реально пропустил.
– Ты думаешь, это было намеренно?
– Учитывая, насколько усердно он работал во всех других направлениях, я все же сказала бы «нет». Но, несмотря на все старания, вложенные в это дело, он даже не удосужился проинструктировать меня, как и что.
– Проблема могла быть личной. Супружеская неверность. Больной родственник. Что-нибудь из этого соотносится?
– Пока не знаю. Лэнг пытается его отследить и внести общую ясность. Шеф, похоже, не обеспокоен, хотя это было до того, как мы узнали об отключении телефона. А детективу, о котором идет речь, на появление в Хьюстоне отведено две недели – время, за которое многое что может произойти.
– Ну а ты что об этом думаешь? – спрашивает Уэйд.
– А то, что мне нужно опередить криминалистов и убедиться, что про того, с кем я имею дело, мне известно по максимуму. И здесь есть хорошая новость: Робертс – тот самый детектив, который пропал – собрал массу необходимых данных, в которых я уже копаюсь.
– У Робертса есть семья или какие-нибудь друзья в Хьюстоне?
– Вряд ли. Разве что какой-нибудь неучтенный друг, новая женщина или давно потерянная кузина… Его бывшая жена здесь. Родители умерли. Мы, кстати, побывали у него дома. Там все вычищено, что должно, казалось бы, наводить на мысли насчет умышленных действий, только это все не так.
Уэйд на секунду умолкает.
– Сэм…
– Нет, – говорю я, легко читая его мысли. – К неблаговидным делам моего отца это не имеет отношения, хотя они были друзьями. Этого я отрицать не могу.
Я также опускаю ту часть, где убийца чувствуется мне странно знакомым, а также мои мысли о том, что он как-то связан с отцом. Все, что связано с моим отцом, приведет Уэйда к моему порогу.
Сказать по правде, после смерти моего отца Уэйд с Лэнгом целых две недели душили меня так, что я наконец не выдержала. Мне необходимо было пространство, пока я окончательно не забыла, что являюсь крутой штучкой с оружием и мозгами, которыми я знаю как пользоваться, и делаю это толково.
– Я сделаю кое-какие звонки, – обещает он. – Наведу справки, не собиралось ли на Робертса что-нибудь обрушиться.
– Спасибо тебе. – Я отхлебываю вина и ставлю бокал на стол. – Теперь другое, тоже о деле. Мне думается, что тот тип уже убивал раньше и продолжает этим заниматься.
– Основания?
– Место преступления было чистым до скрипа. Ты вот спрашивал о ДНК. Думаю, что шансы на обнаружение образцов у нас минимальны.
– А что все-таки есть?
– Отпечаток перчатки, который, как мы оба знаем, ни о чем. Еще есть крайне туманное описание. Ну и стихотворение, которое убийца засунул жертве в рот.
– Стихотворение? – оживляется Уэйд. – Тогда понятно, почему дело приземлилось на стол именно тебе… И что там за поэзия?
– Это вопрос субъективный, но в целом касается судьбы.
– Уж не история ли отношений убийцы и жертвы?
– Нет, – быстро отвечаю я, – вряд ли. Этот субъект, вероятно, возомнил себя Богом. А свою жертву счел недостойной жизни, оскорблением для всех живущих. Только пока затрудняюсь сказать, почему.
– Ну что ж. – Уэйд не спрашивает, что меня привело к такому выводу. – А причина смерти?
– Яд. С подобным я уже сталкивалась. Уверена, что тест в лаборатории выявит наличие цианида.
Слышно, как он шуршит карандашом по блокноту.
– Я посмотрю, есть ли у меня какие-нибудь зацепки по цианиду, и перезвоню парню, которого знаю по АТФ[3]. А ты пришли мне все, что только можешь подогнать. Я проверю данные ВИКАП[4] и посмотрю, сможем ли мы его там найти: вдруг он прячется где-нибудь за границей штата.
– Ты, случайно, не экстрасенс? Читаешь мои мысли… Да, и еще кое-что.
– Тебе нужен профиль.
Я улыбаюсь: насколько мы все же состроены в унисон!
– Да. В десятку.
– А сама его составить ты не пробовала? – интересуется Уэйд. – Ты же в тренинг-центре ФБР несколько месяцев провела. Так круто себя показала, что все хотели тебя заполучить.
Кстати сказать, именно так мы с Уэйдом по-настоящему и познакомились. ФБР послало его, чтобы он попытался меня завербовать. Там думали, что мой «вылет» из колледжа был ошибкой молодости. Многое из того, ради чего я последовала за своим отцом, обратилось в пресловутые грабли, наступать на которые повторно я не собираюсь – ни сейчас, ни когда-либо впредь.
Перехожу к тому, что мне известно:
– Поэт: организованный убийца, планировщик. Тонкий интеллектуал. Достойная работа. Таким типажам нравится создавать видимость стабильности, и они нередко предстают в кругу семьи, которой прикрываются как ширмой, порой даже убеждая себя в своей нормальности. На бумаге ничего из этого нет. Но я чувствую, что в данном случае у меня нет права на ошибку.
– Ты сказала «Поэт»?
– Да, так я его называю.
– Как бы ни называла, ты в самом деле думаешь, что он серийщик?
– Я это знаю. Нам просто нужно докопаться до его жертв.
– Я составлю его профиль ради твоего душевного спокойствия.
– Спасибо, Уэйд, – говорю я с благодарностью.
– Благодари меня тем, что будешь осторожна. Если этот утырок оприходовал Робертса, теоретически ты можешь быть следующей.
– Если Робертс под него подпадал, то я – нет.
– Осторожно, детектив Джаз, – с суровой тревогой произносит Уэйд, используя свою служебную интонацию для того, чтобы подчеркнуть серьезность дела.
– Всенепременно, агент Миллер. Я же не просто так звоню. Мне нужно добраться до него прежде, чем у него появится шанс добраться до меня.
Через несколько секунд мы заканчиваем разговор, и я открываю сборник стихов, который Чак скомпилировал для меня на моем «Макбуке». Взгляд магнитит оставленное Поэтом стихотворение под названием «Судьба/Шут». Послание может содержаться в этих нескольких строках или в другой строфе внутри стиха. Медленно, одну за другой, я прочитываю все восемь строф, анализируя каждую, но затем возвращаюсь к четверостишию, которое он оставил во рту у Саммера:
Кто смеется в зубах у ненастья,
Тем не менее чая сквозь тьму
Отыскать среди звезд тропку счастья,
Где б Хозяин явился ему.
Хозяин… Господин. Утверждение, явно подразумевающее превосходство… Мои прежние мысли внезапно обретают четкость. Очертания. Поэт считал Саммера ниже себя, под собой. Возможно, он считает под собой нас всех. Себя он полагает выше закона, и это опасно для тех, кто вступает с ним в контакт.
А значит, мне нужно стать опасной для него, причем как можно быстрее.