Полина привыкла, что на тренировках случайные люди постоянно снимают ее на телефон: кто-то украдкой, смущаясь, а кто-то – в открытую. И знала, что смотрится как картинка из журнала о красивой жизни. Прекрасный загородный комплекс «Даймонд Стейблс», вылизанный и вычищенный, словно это не подмосковная конюшня, а парк английского королевского дворца. Прекрасный голштинец Парцифаль, или просто Пуся, – высокий, мощный, серый в яблоках. Ярко-бирюзовый вальтрап, точно в тон ему – бирюзовые бинты на ногах коня и бирюзовые ушки. Бирюзовая футболка и такого же оттенка перчатки у самой Полины. И бирюзовая шелковая лента, вплетенная в роскошную, ниже пояса, пшеничную косу.
Может, и перебор, но Полине нравилось.
Иногда ее чуткий актерский слух выхватывал среди конюшенной какофонии – фырканья, ржания, топота копыт, рычания мототрактора, редкого стука подков по жердям, щелканья бича, тренерских голосов – чьи-то тихие удивленные восклицания:
– Ого, смотри, на Преображенскую как похожа!
– Так это она и есть.
– Да ладно?! Сама?!
– Да, я читала где-то, что она тут занимается.
– Ничего себе!
Сейчас она тоже заметила, как кто-то за оградой плаца узнал ее и потянулся за смартфоном, но тут же переключила внимание на тренера.
– Полина, не беги вместо него! Толкай, толкай активнее! Не ответил на ногу – хлыст! И руки, руки вперед! Вот так, хорошо. Переход в шаг! Все, пять минут отшагивайтесь, и хватит на сегодня.
Темно-вишневый «Бентли» ждал на парковке у ворот клуба. Водитель, увидев девушку, быстро потушил едва начатую сигарету и спрятал руку за спину – знал, что хозяйка не выносит табачного дыма.
– Полина Александровна, теперь куда? Домой?
Она кивнула, устроилась на заднем сиденье, защелкнула ремень. Машина мягко тронулась. Актриса не слишком известного московского театра вполне могла бы ездить на автомобиле попроще или обойтись такси и каршерингом, а то и общественным транспортом. А вот жена Виктора Преображенского, совладельца крупного банковского холдинга, должна была передвигаться непременно на серьезной машине с личным водителем.
Дмитровское шоссе стояло намертво. Полина поняла, что ехать придется долго, и достала айфон. Сколько раз она говорила себе, что не надо просматривать все то, что о ней пишут в сети – на это есть пиарщица Наташа – но все равно не могла удержаться. Она открыла страничку своего фан-клуба, увидела на форуме восторженные комментарии про новый выпуск одного из сериалов, закусила губу: из восьми свежих записей три были от Наташи. Уж она-то знала, кто кроется за этими никнеймами, пусть и разными. Зато остальные пять комментариев, похоже, – от настоящих поклонников.
«Полиночка, красавица наша! Как всегда, глаз не отвести! Каждая новая серия – новый восторг!»
Контекстная реклама тут же подбросила непрошеную ссылку – группу театралов в одной из соцсетей – и Полина не смогла удержаться.
Ну сколько можно себе твердить! Не надо ничего читать, не надо! Но взгляд уже заскользил по строчкам.
«Нет, строгая постановка нашей русской классики – это всегда хорошо. Но Преображенская – Лиза? Вот Софью, может, она потянула бы, там играть-то нечего – знай себе подавай реплики Чацкому. Даже она бы справилась. А для Лизы у нее нет ни лукавства, ни озорства, ни бойкости».
Она снова закусила губу, но принялась листать дальше. Отзывы о других театрах Полина проглядывала по диагонали, но вскоре опять наткнулась на чьи-то слова о театре «Магия классики», в котором служила.
«В целом спектакль сильный: декорации, костюмы, – все на высоте. Сергей Ларионов в заглавной роли прекрасен, дуэль с Вальвером я бы пересматривала бесконечно. Жалко, что другой Роксаны у них нет, потому что Преображенская – красивое говорящее бревно. И пусть меня сейчас заклюют ее фанаты! В сериалах из нее, конечно, телезвезду сделали, но сцену-то не обманешь. Красивое бревно. Поверить, что Сирано влюблен в эту куклу, нереально. И получается, что спектаклю в целом не веришь, хотя Ларионов и делает невозможное, пытаясь на себе все вытащить».
Полина погасила экран айфона. Злобные у Сереги поклонницы, злобные и ревнивые. Пробка незаметно рассосалась, «Бентли» плавно двигался по шоссе, и Полина, не теряя времени, беззвучно, одними губами начала повторять новую роль. Руслан давно уже привык видеть в зеркале, как хозяйка вечно что-то бормочет – то разучивает текст, то оттачивает бесконечные скороговорки и упражнения.
Бесконечные скороговорки, да. Вечная диета и ненавистные тренажеры. Дыхательная гимнастика, будь она проклята. Плотный жирный грим, намертво забивающий поры. Горы выученного текста. Никогда никакого мороженого, никаких семечек – а она с самого детства их так любит! Постоянное напряжение, постоянная необходимость выглядеть, как звезда. Для чего все это? Чтобы потом злобная неизвестная девица в соцсети назвала красивым бревном?
Спасибо хоть красивым.
Она подняла голову, посмотрела вперед. Руслан перехватил ее взгляд в зеркале.
– Навигатор говорит, еще сорок две минуты, Полина Александровна.
– Хорошо, спасибо.
Значит, дома у нее еще будет целых полчаса – привести себя в порядок после тренировки и даже полежать с маской. От дома до театра «Магия классики» она прекрасно доберется и без машины, там двадцать минут неспешной прогулки по набережной. Как раз к началу репетиции.
Навигатор не обманул: через час с небольшим Полина уже вышла из душа, смыв с себя все запахи конюшни. Преображенским принадлежала часть этажа в доме недалеко от Зачатьевского монастыря. Несколько лет назад Виктор выкупил три старые коммуналки и устроил там одну роскошную квартиру, и теперь у Полины была не только просторная спальня с душевой, но и гардеробная, и большой кабинет с панорамным окном.
Пора было сбираться на репетицию. При мысли о театре Полина опять закусила губу – это была ее ненавистная привычка, от которой она не могла избавиться, как ни старалась. Вот Комиссаржевская, говорят, постоянно рукой юбку теребила, а она, Полина, губу закусывает. Эх. Где она и где Комиссаржевская.
Как была, прямо в пушистом банном халате, Полина подошла к туалетному столику, открыла одну из шкатулок и с трепетом, затаив дыхание, взяла в руки крупную старинную брошь. В оправе из серебряного кружева и крошечных бриллиантов, похожих на едва видимые росинки, горел прозрачный алый камень.
Шпинель. Прямо как в Большой императорской короне. Полина знала тайную силу этой алой шпинели. Бетельгейзе, альфа Ориона, красная переменная звезда. Пусть у нее пока еще нет сережек – но это пока. Она искала их несколько лет, с того самого дня, как наткнулась на последние страницы записок ювелира и прочитала о великой силе, заложенной мастером в это украшение. Прочитала – и поверила. Сразу, безоговорочно. И бросилась искать серьги, и уже почти отчаялась, как вдруг на прошлой неделе увидела в партере Большого девицу, в ушах которой сверкали они – Ригель и Беллатрикс.
Что ей Комиссаржевская, когда скоро весь мир будет у ее ног!
Тренькнул телефон, и Тоня повернула голову: никаких звонков с утра пораньше она не ждала. «Алексей Воронцов» – высветилось на экране. Именно так официально она забила вчера его номер.
– Да? – удивленно пробормотала она. – Что случилось?
– Здравствуй, Антонина, – ровным тоном ответил Воронцов. – Ты вчера у дяди Гриши серьги свои оставила.
– Не может быть! – всполошилась Тоня. – Я же убирала футляр в сумку!
– Футляр-то ты взяла. А серьги как лежали на салфетке, так и остались. Я заметил, когда начал чашки со стола собирать, но ты уже уехала. Звонить среди ночи не стал, ты была за рулем. Написал тебе, но ты не прочитала, – таким же ровным тоном продолжил Алексей. Обиды или недоумения, что его сообщение не прочитали, в голосе не было: он просто констатировал факт. – Так что решил сейчас позвонить. Ты же по-прежнему жаворонок?
Тоня тем временем, плечом прижимая трубку к уху, отчаянно потрошила сумку. На широкий подоконник полетели ключи, наушники, карта «Тройка», пластиковый пропуск на работу, косметичка, кожаная обложка с правами, СТС и паспортом, маленький зонт и бутылка воды. Последним, по закону подлости, вывалился бархатный футляр. Она быстро раскрыла коробочку. Сережек не было.
– Они у Григория Николаевича? – спросила девушка.
– Дяде трудно лишний раз выбираться из Жаворонков, к нему тоже ехать далеко, так что они у меня. Нам с тобой явно будет проще пересечься.
Трубка чуть не выскользнула на подоконник следом за всем барахлом из сумки. Встречаться с Алексеем Тоня совсем не хотела. Никогда, никак, ни при каких обстоятельствах. Но семейную реликвию надо было выручать. Тем более сейчас, пока она в отпуске и пока есть время. Дальше опять понесется – работа, книжные выставки, конференции, ведение читательского клуба, да еще постоянно надо писать то статьи, то посты для соцсетей библиотеки, то еще что-нибудь. Нет, лучше сейчас, сразу. Забрать сережки и забыть про Воронцова раз и навсегда.
Она перехватила телефон поудобнее.
– Я как раз сейчас в отпуске. Хотя сегодня все равно суббота. Так что могу подъехать, куда скажешь.
– Давай вечером где-нибудь в центре? Я после пяти освобожусь. Буду в районе Маяковской. Подходит?
– Конечно.
– Тогда договорились. Я тебе напишу чуть позже точно, когда и где. Только ты хоть телефон проверяй, – судя по голосу, Алексей все-таки не сдержал усмешки.
– Хорошо.
Тоня услышала короткие гудки, а потом, убирая телефон, наконец увидела и непросмотренное сообщение. Тут же пришло новое: «17.30, кафе “Восток”. Пойдет?»
Нельсон стал с мурчанием тереться ей об ноги, а потом запрыгнул на колени.
«Пойдет», – ответила Тоня, даже не поискав в сети ничего про это кафе. Какая ей разница? Она просто заберет сережки и уйдет.
Кот тарахтел, словно трактор, и упорно бодался, требуя внимания и ласки. На хозяйку он поглядывал своим единственным видящим глазом свысока, словно хотел сказать – раз уж ты у меня такая бестолковая, хоть погладь, за ушками почеши.
– Хороший, хороший, ты мой хороший котик!
Задумавшись, Тоня перестала гладить кота, и Нельсон тут же обиженно укусил ее за руку.
– Ты чего? А, хочешь сказать, что мне уже пора собираться? Да, пора, я на сегодня до этого кафе еще кучу дел наметила.
В кафе она немного опоздала. Минут на пять, не больше. Нарочно. Приехала заранее и бродила по магазинчику, расположенному ровно напротив нужной двери. Так бессмысленно бродила, что вызвала интерес консультанта.
– Вам помочь? Что-то определенное ищете?
– Нет-нет, спасибо, пока просто смотрю.
И она действительно смотрела – но не на вешалки, а на дверь кафе. Воронцов, наверное, уже давно был на месте, потому что за те несколько минут, что Тоня крутилась среди стоек с летними платьями, он в кафе не заходил. Она покосилась на большие часы прямо над кассой. Семнадцать тридцать три. В самый раз. Пока она перейдет улицу, пока войдет внутрь – будет уже вполне прилично.
Внутри Алексея тоже не оказалось. Тоня рассчитывала просто подсесть к нему на минутку, забрать серьги и уйти, но теперь ей пришлось ждать. Сидеть за пустым столом было неловко. Она заказала чашечку эспрессо, проверила сообщения на телефоне. Ничего. Странно. Раньше Воронцов, с его-то спортивной дисциплиной, никогда не опаздывал.
Кроме ее выпускного из музыкалки, конечно.
Прошло еще минут пять. Принесли кофе. Тоня, готовая в любой миг сорваться, сразу расплатилась и, не чувствуя вкуса, осторожно отхлебнула горячий эспрессо. Было уже без четверти шесть, она начала злиться, но тут телефон запел.
– Да? – она почти не скрывала обиду в голосе.
– Антонина, у тебя изменились планы?
Тоня взорвалась:
– Вообще-то я тебя жду в назначенном тобой же месте! Ровно с половины шестого! – соврала она.
Ладно, пять минут – не вранье.
Голос Алексея был по-прежнему ровным:
– Зал крошечный, я в нем тебя не вижу.
– Маленькая яркая брюнетка! – фыркнула девушка.
– Спасибо, я помню. Но тебя в зале нет.
– Я тоже тебя не могу найти. Я на диванчике у окна.
– На каком диванчике, Антонина? Тут диванчиков нет, – в спокойном голосе Воронцова вдруг снова послышалась усмешка. – Так, а ты вообще где?
– Не издевайся. Там, где ты написал. Кафе «Восход».
– «Восток», Антонина!
– Что?! Ой… я сейчас приду.
– Нет уж, оставайся на месте, я сам тебя найду. Так надежнее. Кафе-то хотя бы на Маяковке?
– Да.
– Тогда скоро буду.
Тоня растерянно перечитала полученное от Алексея сообщение. «Восток». Ну конечно. Она допила кофе, опустила чашку на блюдце и увидела в дверях Воронцова – похоже, оба кафе были совсем рядом.
– Добрый вечер, – невозмутимо поздоровался он. – Держи.
Тоня взяла небольшой тканевый мешочек, осторожно потянула за шнурок. Серьги выскользнули ей в ладонь, голубая шпинель засверкала, заискрилась переливчатыми гранями под светом ламп.
– Спасибо. Прости, пожалуйста, я… я не нарочно, – смутилась она.
– Не сомневаюсь. Нарочно так не сделаешь.
– Ты мне еще сейчас «Му-Му» припомнишь, – Тоня вздохнула.
Воронцов едва уловимо усмехнулся:
– Заметь, Антонина, я промолчал. Но да, помню. Еще бы. Я тебя тогда ждал в этом «Му-Му», а ты… что ты там искала? «Каштанку»?
Она вскинула голову:
– Ну я же в целом-то запомнила правильно!
Алексей уже с трудом сдерживал улыбку.
– А сейчас ты что перепутала? Два космических корабля?
– Ну хватит. Спасибо тебе большое, – Тоня спрятала серьги в сумочку и старательно защелкнула замок. – И Григорию Николаевичу еще раз огромное спасибо. Передашь?
– Конечно. Дядя Гриша, кстати, очень взбудоражился, когда эти серьги вчера увидел. До сих пор только о них и говорит. Точнее, о полном гарнитуре – с брошкой.
– Да? – Тоня бросила на собеседника быстрый взгляд, но тут же отвела глаза. – Я тоже всю ночь про этот гарнитур думала. Созвездие Ориона. Надо же. Странное чувство – такая история рядом.
– А у вас в семье никто не говорил про силу этого «Ориона»?
– Нет. Я даже только вчера узнала, как гарнитур называется. Брошку-то ни я, ни мама, ни бабушка и не видели никогда. Только знаем, что она была. А серьги просто передавались, как семейное украшение. Без всяких историй.
– И ты никогда не хотела найти следы брошки?
Черные брови Тони удивленно взлетели вверх:
– Нет, зачем? Я же понятия не имела, что в этой брошке якобы какая-то сила. Ну, продала прапрабабушка, и все. Знаю только, что городскому ювелиру продала.
– В Нерчинске?
– Ты ее искать собрался, что ли? – она с возрастающим удивлением смотрела на Алексея.
– Просто спрашиваю. Дядя Гриша слишком уж всполошился.
– В Чите. Жили в Нерчинске, да. Но продала она вроде читинскому ювелиру. Знаю, что очень жалела, но выхода не было.
– На месте, наверное, куда проще все разведать, – неторопливо, словно размышляя вслух, проговорил Воронцов. – Там и документы могут какие-то найтись, и родственники ювелира. Или кто-нибудь, кто что-то слышал. Местные городские легенды и все такое. Что там до этой Читы? Всего-то часов шесть лететь. Или семь.
– Ты уже смотрел, что ли?
– Нет. Но с географией знаком и скорость самолета представляю.
– Ну уж нет. Мне, спасибо, вчерашних приключений хватило. Хочу просто нормального спокойного отпуска.
– А что вчера было? – насторожился Воронцов.
– Да какие-то два дурака на «Маздах» попались, еле увернулась от них.
Алексей, не говоря ни слова, вопросительно взглянул на девушку, и та принялась рассказывать. Когда Тоня договорила, он несколько мгновений молчал, потом наконец произнес – своим обычным ровным невозмутимым голосом:
– Антонина, а ты поняла, что это была автоподстава?
– Я сначала так и подумала. Но зачем? Что взять с «Калины»?
– Например, сделать так, чтобы тебе срочно понадобилась крупная сумма. И чтобы ты продала серьги, которые вообще-то вовсе не собиралась продавать. У тебя, кстати, никто не спрашивал, продаешь ли ты их?
– Никто, – покачала головой Тоня. – Только Маришка, коллега.
Воронцов насторожился.
– Что за Маришка? Ты ее знаешь? Давно?
– Месяца три знаю. Она недавно у нас.
– Она носит такие вещи?
– Вроде нет. Я даже удивилась, что она так расспрашивала. Говорила, за любые деньги готова купить.
– То есть сначала у тебя пытаются выведать, продашь ли ты серьги, а потом, когда ты отказываешься, устраивают автоподставу? А после, когда ты не повелась на провокацию «Мазды», вдруг выясняется, что твоему брату вдруг немедленно нужны деньги?
– Я ничего про Эдика не говорила! – вскинулась Тоня.
– Не говорила. Но вчера после его звонка ты сразу успокоилась и передумала продавать украшение. Что он сочинил, интересно?
– Почему сразу сочинил? Сначала залил соседей, потом оказалось, что это не он. Вот и все.
Алексей не ответил. Он жестом подозвал официанта, попросил чайник черного чая без добавок и только потом спокойно и неторопливо произнес:
– А ты куда-то в этих фамильных серьгах недавно ходила? Кто-то их видел?
– В Большой театр. У нас корпоративный выход был, вот я про них и вспомнила. До этого сто лет их не надевала – куда я в таких?
– Смотри, Антонина, как интересно получается. У тебя много лет хранится вещь, в которой, возможно, скрыта какая-то тайная сила. Нет, мы с тобой махровые реалисты-материалисты, но просто предположить можем? Допустить?
Тоня осторожно кивнула, не понимая, к чему он клонит.
– Вещь у тебя лежит , никто о ней не знает, и все тихо и спокойно, так? – продолжал Воронцов.
Она снова кивнула.
– И вдруг ты эту вещь надеваешь и выходишь с ней в свет. Эту вещь видят другие люди. И тут же у тебя сначала выпытывают, не хочешь ли ты ее продать. Верно?
– Да, – неуверенно согласилась Тоня.
– А потом, когда ты наотрез отказываешься, жизнь вдруг изворачивается так, что тебе оказывается срочно нужна крупная сумма, которую совершенно неоткуда взять?
– Эдик же позвонил и сказал, что отбой и ничего уже не надо. Если все так, как ты думаешь, то почему он не стал просить денег дальше?
– Совесть проснулась? – хмыкнул Алексей, но тут же сам себе возразил. – Нет, это не про твоего брата. Скорее, это те, кто охотится за серьгами, побоялись перегнуть палку и решили отступить. Или пока отступить.
Она растерянно посмотрела на Воронцова. Всегда невозмутимый и рассудительный, сейчас он был сам на себя не похож. Нет, Алексей казался таким же хладнокровным, как обычно, но Тоня видела, что он просто сдерживает волнение.
– Да почему ты вдруг решил, что за ними кто-то охотится?
– Потому что я никогда не видел дядю Гришу таким, как после вчерашнего вечера. И я, пожалуй, даже правда готов был ради него махнуть хоть в Читу, хоть куда, чтобы найти какие-то следы этой брошки.
– А сейчас уже не готов? – Тоня чуть склонила голову набок.
– После того, что ты рассказала? Готов. Только вот теперь уж точно не на самолете. И не на поезде.
– Почему?
– Потому что если кто-то быстро вычислил тебя и твоих родных, то есть брата, – значит, и все твои перемещения может отследить. Покупку билетов, регистрацию в аэропорту и прочее. И с поездами так же.
Спокойный голос Воронцова подхлестнул ее – Тоня, сама того не осознавая, заинтересовалась, черные глаза заблестели ярче обычного.
– И как ты тогда собираешься добираться? Телепортацию пока еще не изобрели.
– Зато автомобили давно изобрели.
Раскосые миндалевидные глаза девушки стали почти круглыми:
– Ты серьезно?
– Вполне, почему нет? Сколько там? Ну, пять тысяч километров? Или шесть? Дней за шесть-семь доеду, если в спокойном темпе. Ну, или за восемь, – Алексей чуть повернулся к Тоне и словно бы невзначай добавил: – А вдвоем и того быстрее домчали бы.
Она не ответила, и Воронцов быстро, не давая Тоне опомниться, произнес:
– Ты же говорила, что у тебя трехнедельный отпуск, на который нет никаких планов?
Тоня замялась. Идея казалась совершенно бредовой. Она чувствовала, что словно разрывается надвое: одна ее часть, легкая на подъем девчонка, взрывная и смелая, готова была махнуть хоть куда, зато вторая половина, строгая взрослая библиотекарша, считала эту затею полной глупостью. Не надо никуда ехать. И уж тем более – с Воронцовым.
– А Нельсон? – опомнилась вдруг Тоня. Точнее, ухватилась за мысль о Нельсоне как за спасительную соломинку. За верную причину, чтобы отказаться.
– Нельсон?
– Ну, мой кот, – пояснила она. – Куда ж я его дену? Нет, Алексей, я не смогу.