Прошло несколько дней. Павел все больше обживался в городе. Привыкал к новой – старой жизни, понемногу хозяйничал в квартире. Благодаря заботливым рукам тетки Натальи квартира за 10 лет не изменилась, не была в состоянии запустения или разрухи. Все эти годы она регулярно посещала квартиру, стирала пыль, убирала, в общем, относилась по хозяйски. Павел был приятно удивлен, войдя в квартиру и увидев на окнах свежие нарезные шторы. Он даже улыбнулся тому, что тетка не забыла, что он терпеть не мог, когда на окнах нет штор.
Все эти дни Павел мотался по городу, присматривался, встречался со старыми знакомыми и с теми, которых считал когда-то своими друзьями. Ему было интересно это общение с людьми, которых он знал раньше и которые теми же и остались в его памяти. Теперь же, всех их он открывал для себя как бы заново, ведь время изменило не только его, но и их, не только саму жизнь, но и отношение к ней.
Кто – то из них был рад его видеть, другим было все равно, а были и такие, которые узнав, что Павел был не чужд столице, искренне удивлялись его возвращению пусть в красивый но всё же провинциальный город.
У каждого из его былых знакомых теперь была своя жизнь, своя семья, интересы, проблемы; хотя у большинства и интересы и проблемы были одни – как выжить в этом веселом свободном мире равных возможностей.
В основном это были те, кто не вписался в струю новой жизни, не смог или не захотел приспособиться, извлечь выгоду из соблазнов, предложенных обывателю наступившей на него эпохой чистогана.
Пообщавшись с Павлом, выразив радость в связи с его приездом и пересказав дежурные новости, они вновь погружались в море своих проблем и повседневных забот.
Встретился Павел и с «Шустрилой» о котором ему напомнил в день приезда Игорь.
Как – то он оказался в районе, где Шустрый имел два современных павильона, земля вокруг которых была ухожена, заасфальтирована и зазеленена. Везде чувствовалась рука хозяина твердо знающего, что он вкладывает свои деньги и вкладывает так, чтобы деньги эти возвращались к нему назад.
Весь торговый комплекс был как бы отдельным городком, царством изобилия и потребления. Своим внешним видом, щитами реклам, музыкой плавно льющейся из репродукторов, он по- неволе притягивал взоры и мысли потенциальных покупателей.
Сзади раздался звук подъезжающего автомобиля. Павел, обернувшись, увидел как из остановившегося неподалеку роскошного авто, не спеша, словно ощущая собственную значимость и весомость в этом мире, вылез еще более раздобревший за последние годы хозяин всего того, что только что осматривал Павел. Михаил Яковлевич Корзун – нынешнее воплощение школьного спекулянта советских времен Шустрилы.
Теперь он был не Шустрила – тот был с вечно бегающими по сторонам глазами и трясущимися от жадности руками. Этот же являл собой воплощение надежды и опоры современной Российской демократии. Не было у него уже тех бегающих потных глазок. Теперь это были глаза уверенного в себе, крепкого хозяина жизни, весь вид которого выражал: «На свои, на свои гуляю!».
Глядя на это «явление», Павел неожиданно для себя вдруг вспомнил как давным – давно, в школьном туалете Шустрик подобострастно ухмыляясь, предлагал другим школьникам, попыхивающим дешевыми сигаретами, наручные часы «Ролекс» явно не фирменного производства, тем не менее, уверяющего заинтересовавшихся что они «почти настоящие». Что означает «почти настоящие» и сколько в действительности стоит настоящий «Ролекс» никто тогда понятия не имел, но Шустрячок всегда находил лохов готовых расстаться со своими деньгами.
" Черт! – подумал Павел. – А может быть вот так, в прокуренном школьном туалете и должен зарождаться настоящий бизнес".
И хотя мысль эта пронесшаяся в сознании была полна иронии он, тем не менее, сейчас воочию видел ее логическое завершение.
Скользнув по Павлу равнодушным взглядом, но тут же узнав его, Корзун конечно же был «рад» увидеть старого школьного приятеля. Он даже вальяжно похлопал Павла по плечу и поздравил с возвращением домой.
Вряд ли он забыл, кому был обязан Павел тем, что ему пришлось бежать из родного города, но и вспоминать об этом он явно не имел желание. Осознав же, что Павел и сам не собирается теребить прошлое и предъявлять счет, он и вовсе успокоился, тем более что постоянно находился под неусыпным присмотром двух накаченных добрых молодцев стоявших в паре метров у него за спиной.
– Удивляюсь я тебе Паша, – по-отечески, снисходительно пожурил его Корзун. – Столько лет прожить в центре, в самой Москве и вернуться сюда.
– Да вот, так получилось, – усмехаясь про себя, сказал Павел. Они не спеша шли по направлению к торговому центру.
– Я конечно понимаю, – тем же, едва ли не покровительственным тоном продолжал Шустрый.– В жизни может всякое случиться или, к примеру, тоска по родине заест, по местам детства там, юности. Но ради этого бросать столицу? Москву, на которой все завязано, где можно такие бабки делать, что тут никому и не снилось. Да, кстати, – Корзун не на минуту не забывал о том, ради чего он живет на земле, – ты там, в Москве, может, имеешь какие-то связи в коммерческих кругах?
Павел с иронией развел руками.
– Да, жаль. Столько лет и в пустую, – Корзун недоверчиво скосил на Павла глаза, – с Москвой завязать было бы очень даже полезно. Здесь у нас для делового человека простор не тот. Там все. Там главное. Только подобраться все как-то не досуг. Ну ты понимаешь, – красиво усмехнулся он толстыми губами.
«А может ты просто рылом не вышел?» – подумал Павел, но в слух сказал:
– Ну, Миша, какие твои годы. Умный человек везде себе дорогу пробьет.
Корзун по-своему воспринял его слова:
– Да пора уже.
Делано скучающим видом он осмотрелся вокруг, словно хотел сказать: «Как же мне все это надоело». Потом повернулся к Павлу и тот прочел в его глазах немой вопрос: «Ну а от меня–то ты что хочешь?».
В это время они проходили мимо убогой старушки, понуро стоящей с протянутой рукой и так резко контрастирующей со всей этой торжественной и праздничной из стекла, бетона и метала обстановкой вокруг, и выглядящей чуждо и даже враждебно каждодневному празднику жизни в котором казалось нет и не может быть места подобному убожеству.
Но все же оно было, стояло и молча протестовало против того, что оказалось за обочиной набиравшей обороты новой жизни. Против того, что оказалось подобно комку грязи, которую брезгливо стряхивают с шикарной обуви входящие в казино осенним дождливым вечером современные господа России.
Павел сунул руку в карман и нащупав монету, вынул ее. Оказался рубль. Положил его в старую сухонькую ладошку которая, протрудившись всю свою жизнь, получила за свои труды только возможность выставлять себя на всеобщий позор, потому, что другим способом уже не может прокормить свою хозяйку, которой почему-то все еще хочется жить.
Корзун же проходя мимо старушки, чуть не с раздражением отвернул в сторону свою самодовольную голову.
– Неплохо ты все же живешь Павел, – отреагировал он, спустя несколько шагов, на рубль. – А вот я не подаю принципиально. Кто у нас сейчас бедный и нищий? Нет, ты мне скажи. Да тот, кто не хочет мозгами шевелить, что бы работать и зарабатывать. А все почему? Потому что привыкли при Советах дурака валять – работать кое-как, пьянствовать. Потому что знали, профсоюз не бросит, выручит. Коммунистам важно было всему миру показать, что нищих и голодных у нас нет. Вот и тратили государственные средства на всю эту шваль. Один работает – семеро пьют. А зарплату всем поровну.
«Ты–то у нас пахарь» – подумал Павел. Его забавляли эти откровения Шустрого. Тот прочно вошел в роль хозяина и знатока жизни. Может быть, он, покоренный Москвой в тайне надеялся, что Павел от него что-то скрыл и совсем не тот за кого себя выдает. Вот ведь, старушонке целый рубль отвалил. Может и его, Корзуна, совсем не случайно встретил и сейчас прощупывает какие–то свои темы. Ох, не прост ты гость Московский. На всякий случай надо с тобой держаться на равных.
– Они думают, что ничего не изменилось для них. Что и сейчас можно на шарика проскочить. Не хотят, никак не хотят понять, что уже другое время – время равных возможностей. А время равных людей кануло в лету навсегда. Не дуркуй, работай и все у тебя будет. Шустри, крутись, делай деньги. Так в чем же дело? Да в том, что можно не работать совсем, не посадят за это, свобода пришла, вот они на радостях вообще работать бросили. Это вместо того, чтобы как раз и начать работать на себя – работать по-настоящему. А они на радостях начали ещё больше пить да гулять. Все трынь трава! А я не стал. Я сутками крутился, потому, что в отличие от некоторых понял, что пришло время людей с мозгами. Только не надо их водкой заливать, а шевелить, и шевелить правильно.
Они уже давно сидели в кафе, которое тоже принадлежало Корзуну. Он все еще не хотел расстаться с мыслью о «хитром московском госте» и располагал к себе; угощал его изысканным коньяком, который здесь держали специально для хозяина и его гостей, когда он соизволял навещать собственное кафе. Пузатую бутылку обступали блюда со столь же изысканными закусками, которые только подчеркивали вкус коньяка.
– Да брат, пришлось покрутиться, – продолжал Корзун, разливая в красивые коньячные рюмки очередную порцию душистого солнечного напитка. – Все деньги тогда, что были, в дело пустил. Начинал как все – челноком.
«Ну, начинал-то ты пожалуй со школьных туалетов», – безо всякого злорадства, мысленно подкорректировал его речь Павел.
– Гонял за товаром в Турцию, Польшу, да мало ли! Не доедал, не досыпал. – Корзун скосил на Павла глаза. – Сколько раз без копейки сидел – все в дело. А сколько наезжали, грабили, пока на ноги не встал, не обзавелся знакомством с нужными людьми. И что? А то, что ты видишь сейчас перед своими глазами. Вот результат всей той жизни, борьбы за существование. Главное для человека, что бы у него цель в жизни была. Нельзя без этого. Без этого смерть. У меня была цель, и я ее достиг, не смотря ни на какие обвалы и кризисы, ни на весь этот непрекращающийся бардак. Хотя честно тебе скажу – именно при бардаке и можно делать настоящее дело. Как это не цинично звучит. Ну да ты это знаешь.
«Интересно все же, за кого это он меня принимает, за своего что ли? – терялся в догадках Павел. – Этот вот, с виду простой жирный увалень, сидящий напротив него угощающий его своим коньяком и делящийся своей жизненной философией. А ведь чего-то он хочет».
– Все, у меня теперь есть на данном этапе. Но я не расслабляюсь, продолжаю работать. Работа для меня все. Для того чтобы и дети, и внуки мои будущие всласть пожили. И родители что бы ни в нужде жизнь окончили. А для такой жизни нужны и завязки и крыша надежная. А они у меня есть. Думаешь, легко все это досталось? Нет. Просто работать надо. А не надеяться на то, что все и так наладится. Не наладится и никто никому жизнь слаще не сделает. А не хочешь этого понять, тогда добро пожаловать на паперть.
– Но ведь это просто старушка.
– А, ты вон о чем. – Корзун кивнул головой в сторону улицы. – Я заметил, тебе не понравилось, что я не подал ей. Казалось бы, что там для меня этот рубль. Мелочь. И не жалко мне его. А не подал потому, что не хочу. Удивлен? Она что, одинокая что ли, эта бабка, не нажила детей и внуков, которые должны содержать ее теперь. Есть у нее и дети и внуки. Только наплевать им на нее, потому, что пьют с утра до ночи, а все что она таким способом зарабатывает они же ее родственнички, двуногие скоты у нее отнимут и пропьют. Скажешь, нет? Так почему же я за свой счет должен содержать каких-то уродов, не приносящих пользу ни себе ни другим. У меня лишних денег нет. Да не гляди ты на меня так Паша. Жалко мне ее, поверь жалко. Только толку от моей грошевой жалости мало. Вот столовую для стариков открыть, что бы они там нормально питались, а не детки их непутевые. Думал я об этом и не раз. Но ведь и там порядку не будет, разворуют, растащат все и неизвестно чем будут этих бабушек- дедушек потчевать. Не автоматчиков же там выставлять. Вот так Паша и живем в родном городе по уши в грязи. Только кому-то так и нравится, а я с себя сумел эту грязь смыть.
«Да Шустричок, старого времени не вернешь, тут ты прав», – думал Павел, шагая по улице. Даже сейчас, после того как он расстался с Корзуном, у которого всегда много неотложных дел, он все еще ощущал на языке вкус дорогого коньяка и слышал голос философствующего знатока жизни.
Да, у того была своя философия, пусть не совсем гладкая, в иных местах сомнительная, но своя, по-своему выстраданная. Вышедшая из своего собственного представления об окружающем мире. Может быть, Корзун действительно чувствовал себя уютно и уверенно в этом своем представлении и искренне верил в то, что раз смог он, то смогут и другие. Вот только действительно ли он хотел этого?
Хотят ли все эти новые господа и господинчики, чтобы все, как и они зажили в достатке и довольстве, что бы ни было нищих и голодных. Сомнительно. Какой смысл тогда будет в их борьбе за жизнь, в царапанье за сладкий кусок, когда для того, что бы вынырнуть на поверхность приходится и подсиживать и предавать, а то и, что греха таить – пускать кровь тем, кто стоит на пути, тем, кто мешает.
Законы бизнеса, ничего личного – говорят они поверженному врагу, который еще вчера был лучшим другом. Вот и Корзуну наверняка приходилось заниматься подобными делами, прежде чем он мог построить два этих роскошных, из стекла, современных сарая для отмывания своих и чужих денег под благим намерением облагодетельствования исстрадавшегося по роскошной жизни населения.
Хотя представить Корзуна в роли крутого мафиози творящего свой скорый суд конечно затруднительно. Малый хоть и крупноват, но трусоват, а вся его напыщенность и значимость, просто хорошо выученная роль. Всю грязную работу за таких вот господ, делают другие. Что он там сказал: «Надежная крыша?» Да, он так и сказал, и произнес это с гордостью. А ведь это означает только то, что он добровольно платит тем, кто под видом его надежной защиты и так бы забрал у него эти деньги, только силой. Вот что значит «крыша». Ну да бог с ним, с Корзуном. Это его жизнь, его понятия. Он сам себе выбрал эту дорогу.
А все-таки молодец Шустричок, сумел все-таки, как хороший серфер оседлать волну и не захлебнуться, не пойти ко дну как многие пытавшие счастья в дикие девяностые. «И все-таки за кого-то он меня принял. Не поверил тому, что я счел ему о себе рассказать. Умен, но не далек».
Посмотреть на Корзуна Павел решил после некоторых встреч со своими бывшими одноклассниками и приятелями юности. Все-таки их класс был одним из самых дружных в школе, которая в свое время в своих стенах видела еще гимназистов Николаевской России.
Старая добрая школа сильная своими традициями и опытными педагогами переживала сейчас не лучшие времена. Павел уже видел ее старые потрескавшиеся от времени стены сложенные еще из такого кирпича, который власть победившего пролетариата за семьдесят лет своего правления так и не смогла научиться делать. Но даже эти добрые кирпичи бессильны перед временем.
А что уже говорить о людях? Старые приятели конечно рады были повидаться с Павлом. Улыбались, бодро рассказывали о своем теперешнем житье, о подрастающих детях и любимых женах. Угощали Павла чем бог послал, с удовольствием отмечая его почти полное равнодушие к спиртному, вспоминая: «А помнишь, как перед дракой с Петровскими портвейн для храбрости на заднем дворе школы, из горла, помнишь?»
Смеялись, по-доброму вспоминая детские проделки. Но Павел видел, что та же самая искренняя радость не получается при переходе на разговор о днях сегодняшних и любимые жены начинают подозрительно зыркать глазами на своих красавцев мужей, если те уж слишком бодро говорят как им живется сегодня.
Разве можно гордиться тем, что приходится работать сразу на трех работах? Оказывается можно. «Видишь Павел, какой я молодец. Как четко устроился. А Володька, да ты его помнишь, не смог. Ему бедняге похуже». Нет-нет, но при таких разговорах заходила речь и о Корзуне. Все–таки он один из всего класса так взлетел. Одни им восхищались – мол, смотри какой молодец, ухватил судьбу за хвост. Другие были равнодушны – мол, у нас и своих забот полон рот. Третьи же о нем говорили откровенно враждебно и вовсе не потому, что Корзун лично им перешел дорогу. Просто со временем школьное презрение к его махинациям в сочетании с тем, что время изменилось, и наступила власть вот таких же Корзунов, выросло в намного более злобное, но, увы, бессильное чувство.
Самым интересным было то, что те, кто негативно относился к успехам Корзуна, были наименее успешными в новой жизни, хотя ждали от нее когда-то многого, с радостью во взорах шагали голосовать за первого, «истинно русского» президента – «надежду и опору обездоленного народа». Но сколько они не ждали, манна небесная так и не стала сыпаться на их головы, а в самих головах все больше копилась злость и раздражение за то, что клюнули на очередной обман, за то, что внесли и свою посильную лепту для прихода к власти всяческих Корзунов.
Может быть поэтому, при посещении их Павлом, они эти обманутые и обманувшиеся, с какой-то злодейской радостью, словно гранату из-за пояса, доставали из холодильника бутылку водки и предлагали жахнуть за все, а потом, удивляясь и одобряя его трезвость, сами и напивались, все более раздражались и, не стеснялись в выражениях.
Вот тогда Павел и решил лично увидеть и пообщаться с Шустриком, что бы понять, чем он так насолил своим бывшим одноклассникам и сделать свои выводы.
Жизнь же, тем не менее, продолжалась. С работой у Павла проблем не возникло. И Севастьяныч и Андрей предложили ему работу каждый у себя. Правда одну и туже – охранником. С подобной деятельностью Павлу уже приходилось сталкиваться в столице. Он отлично знал, что включает в себя эта работа, и умел ее делать профессионально. Немного поразмыслив, он принял предложение Андрея, так как быть сторожем у чужого добра не хотелось. Это он уже проходил. Правда, Игорю, чтобы не расстраивать хорошего человека, он о своих соображениях не сказал.
Зато предложение Андрея ему показалось интересным, схема обычная – сутки через трое, но это спортивный комплекс, где занимается молодежь, предпочитавшая спорт, вместо водки и дури. Молодежь трезвомыслящая. А Павлу это было нужно.
Через пару дней после приезда он вместе с Андреем приехал в спорткомплекс для ознакомления.
К приятному его удивлению спортивных молодых ребят в городе было не так уж и мало. «Значит жизнь, настоящая жизнь в городе, не смотря на «радости» новых времен продолжается», – отметил про себя Павел, наблюдая, как тренируются будущие чемпионы. Больше всего ему понравилась команда АЙКИДО. Ему всегда был симпатичен этот красивый и изящный способ убеждения противника в его неправоте. Павел и сам был не прочь заняться АЙКИДО, но как-то не получалось это у него по-жизни, и все на что он мог надеяться в трудную минуту – это на крепкость своих кулаков, которые не раз выручали своего хозяина на его не легком пути.
Да, интерес к спорту продолжал жить в родном городе. Не всей молодежи пришлось по душе «радость» ежедневного самоубийства себя алкоголем на парковых скамейках по вечерам, тупо вливая в себя литры пива и стаканы водки потому, что «стало можно», потому, что пришла наконец долгожданная «свобода».
В первый же день Павел посетил одну из тренировок молодых спортсменов. Стараясь не привлекать к себе внимания, он наблюдал за ловкими действиями русских парней и, всматриваясь в их лица, старался угадать, что привлекло их сюда, для чего ежедневно, до седьмого пота изнуряют они себя, старательно выполняя комплексы упражнений, оттачивая свое мастерство. Какие цели они преследуют в итоге. Ведь они нашли в себе мужество не опустится, не спиться как некоторые их сверстники. Для чего им эти каждодневные физические нагрузки – просто для здоровья или для того, чтобы попытаться пробить себе дорогу в большой спорт, стать мастерами. Но какой страны? Той, в которой им довелось родиться уже нет, и не нужны ей больше их спортивные подвиги и достижения. А той, в которой они живут сейчас, больше нужны банкиры и махинаторы всех мастей, да и то, к слову сказать, не она в них, а они в ней, в ее хитрых изворотливых законах позволяющих за кражу булки хлеба угодить в тюрьму, а за кражу состава пшеницы сесть в депутатское кресло.
И все это, спортивные мальчики прекрасно видят и понимают, и может быть, часть из них сознательно себя готовит для вступления в криминальное братство. Что бы стать простым рядовым боевиком и сложить свои буйные, молодые головы на очередной стрелке, прикрывая своими спортивными телами авторитетов, но все же, успеть хапнуть кусок красивой и вкусной жизни. Той, которую им обещает общество равных возможностей. Насладиться всеми достигнутыми благами, которые навалятся на них дождем изобилия и которые никогда не могли бы им дать их отцы и матери. Те, которые всю жизнь, с раннего утра, и в снег и в дождь отправлялись на свои заводы и фабрики лишь для того, что бы заработать себе пенсионный стаж. И хотя бы последние годы пожить спокойно.
Только вот не хотят нынешние дети, развращенные действительностью идти по родительским стопам. Они хотят все сразу и много. Вот и качают свои мышцы с утра до вечера, что бы предложить свои молодые тела и жизни тем, кто обеспечит им сладкую жизнь, хотя бы на несколько лет и заранее готовясь к собственным похоронам как к чему-то обычному и естественному.
Но все это будет потом, а сейчас это их настоящая жизнь, в которой пока еще только спортзал и единственный авторитет-тренер.
Только ведь не все же они пришли сюда за тем, что бы обеспечить себе подобное будущее. Есть же и другие, не свихнувшиеся от напора новой жизни, не позволившие оболванить себя новоявленным иудам с телевизионных экранов без устали вещающих сладкими голосами. И таких нормальных русских парней ищущих свой собственный путь в жизни здесь большинство.
Хотя бы потому, что это заведение все еще находилось на городском бюджете, а у бандитов, Павел был уверен в этом, в городе были свои «качалки».
Да и руководители комплекса, с которыми познакомил его Андрей, вызывали его доверие.
Подобное положение устраивало Павла. Он все больше убеждался, что не зря вернулся в родной город. Для вида поразмыслив о предложенной работе, он согласился.
Работы охранникам в спорткомплексе хватало. В сам комплекс и в оборудование деньги были вложены немалые, и все это внушительное хозяйство в течение дежурных суток нужно было не раз обойти проверить замки, сигнализацию, осуществлять правильный пропускной режим. Должность обещала быть суетливой, работы хватало, чего не скажешь о предложенной зарплате. Но как раз это Павла и не волновало. В этом мире он был один и никому ничего не был должен. Крыша над головой есть, а это главное. Себя одного он сможет содержать и на такую зарплату. Главным для него было само место работы.