Когда поезд прибыл в Фарго, Лесистая Гора попросил Патрис записать ему имевшиеся у нее два адреса.
– Зачем?
– Затем, что ты еще ребенок. Я имею в виду, не приспособлена к городской жизни. А так я смогу найти твой след в случае, если ты пропадешь.
– Не бойся, я не заблужусь.
– В лесу. Вместе со своей корой от спазмов.
– Я бывала в поселке.
– Тут большой город, Пикси.
– И что ты о нем знаешь?
– Я о нем знаю больше, чем ты. Однажды я навещал тут сестру. Несколько раз мне приходилось драться.
– И ты хоть раз вышел победителем?
– Нет.
– Жалко, что так. Ладно, вот тебе адреса, куда я направляюсь.
Пикси – Патрис – написала адреса на клочке газеты. Она не сказала ему об адресе на случай чрезвычайной ситуации. Бернадетт была его единоутробной сестрой. Лесистая Гора сунул клочок бумаги в карман. Поднявшись, он посмотрел на нее сверху вниз. Не раздумывая, как будто это было вполне естественно, он попробовал улыбнуться так, как частенько практиковался в зеркале для бритья. О, и она ответила, разве нет? Посмотрела на него с удивлением. Он почувствовал на себе ее взгляд, когда отвернулся. Потом она наблюдала, как он идет по проходу вагона и высаживается…
Она подумала: что это было? Эта улыбка? Как будто он позаимствовал ее с киноафиши какого-то дешевого фильма. Улыбка, похожая на тесто в ее ведерке с обедом – грустная и сырая. Не пропеченная даже наполовину. Патрис откинулась на спинку кресла, достала ведерко с едой и взяла из него несколько щепоток пеммикана, глядя в окно на центр Фарго. Бар «Империя»[49]. Потом она увидела идущего Лесистую Гору. Он шел, размахивая спортивной сумкой. Если он войдет в бар, она больше никогда с ним не заговорит. Он прошел мимо.
Ладно, может, когда-нибудь, подумала она, и поезд тронулся.
Она спала так крепко, что узор на обивке сиденья отпечатался на щеке. Когда она проснулась и поднесла пальцы к лицу, то почувствовала на нем ямочки, оставшиеся от жесткой ткани. Поезд проделал уже долгий путь и теперь проезжал через Сент-Клауд[50]. Совсем скоро она приедет в Миннеаполис. Жилистая дама сидела рядом с Патрис, бойко работая узкими серебристыми спицами, которыми из похожей на белую пену пряжи вязала напоминавшее паутину детское одеяльце. Его изящные складки струились вниз и собирались лужицей у нее на коленях. Патрис отвернулась, но дама заметила, что она не спит, и представилась:
– Битти.
– Патрис.
– Что привело вас в Города?
– Я ищу свою сестру и ее ребенка.
– О-о-о? – отозвалась Битти, и ее щеки задрожали, когда она это произнесла.
Она была плоской изможденной женщиной. Кожа головы просвечивала сквозь бесцветные пряди волос. Ее губы были бледными и тонкими.
– Как поживает ваша сестра? А ее ребенок? Я полагаю, вы собираетесь навестить новорожденного?
Женщина озабоченно поджала губы и, прищурившись, посмотрела на спицы.
– Не совсем так. Она пропала. Я имею в виду, что мы долго ничего о ней не слышали. И я никогда не видела ее ребенка. Я беспокоюсь. Возможно, что-то случилось.
– О, боже мой, нет, нет, нет! Я надеюсь, с ребенком не произошло ничего страшного!
Спицы женщины продолжали двигаться взад и вперед. Их насекомоподобное щелканье усилилось. Внезапно женщина повернулась к ней с таким видом, словно предлагала решение проблемы:
– Я помолюсь за вашу сестру.
– Спасибо, – поблагодарила Патрис.
Женщина закрыла глаза, но продолжила вязать, не пропустив ни одной петли. Ее губы цвета глины шевельнулись. Нежность заиграла на ее лице. Патрис отвернулась и прикрыла глаза, пытаясь прогнать остатки сна. Когда она обернулась, женщина все еще молилась и вязала. Одеяло стало еще длиннее. Патрис чуть не заговорила, но губы женщины все еще шевелились, и ее бормотание было напряженным, почти слышимым. Патрис снова отвернулась и уставилась в окно. Ровные пышные поля остались позади, сменившись дубовыми рощами и бурыми лугами с пасущимися дойными коровами. Вдалеке, с одной стороны, она могла разглядеть скопление высоких коричневых строений. Внезапно вдоль путей выстроились задние дворы разрушенных домов, а затем – кирпичные склады. Темп движения поезда замедлился до легкого покачивания, а размеры построек увеличились. Вскоре по обе стороны от путей выросли еще более высокие здания. Потом мимо них, всего в нескольких дюймах, промчался еще один поезд, как во сне. Наконец поезд замедлил скорость до ползучего хода и въехал в сооружение, полное теней и высоких колонн, где с шипением остановился.
– Вот, – сказала женщина, открывая глаза.
Она свернула тонкое одеяло и протянула его Патрис:
– Это для ребенка вашей сестры.
Женщина проскользнула в проход.
– Спасибо! – крикнула вдогонку Патрис, но женщина не обернулась.
Патрис на мгновение прижала одеяло к лицу. У него не было запаха – оно даже не пахло пряжей. Нет, подождите, там что-то было. Какой-то едва уловимый запах печали. «Эта женщина потеряла ребенка», – догадалась Патрис. Но одеяло показалось ей гарантией того, что она найдет Веру и ее малыша. Она сняла свой самодельный чемодан с полки над сиденьем и засунула в него детское одеяло. «Доброе предзнаменование», – подумала она. Затем Патрис последовала за другими пассажирами по проходу.
Она спустилась на платформу и последовала за указателем к главной билетной кассе и зоне ожидания. Там были сиденья, похожие на церковные скамьи, но с подлокотниками, отделяющими одно место от другого. Дерево было твердым, прогретым и потертым там, где успело поерзать не одно поколение людей. Она присела тоже. Затем она вспомнила о помаде и обновила ее, глядя в маленькое зеркальце. Люди поднимали на нее глаза, как обычно бывает, когда женщина красит губы на публике. Иногда Патрис делала это просто на всякий случай, желая проверить, что творится у нее за спиной, или чувствуя какую-либо угрозу. На этот раз она посмотрелась в зеркальце, просто чтобы собраться с духом. Это должно было случиться. Она не могла ничего предвидеть. Что будет дальше? Как она собиралась добраться от железнодорожного вокзала до нужного дома? Она думала, что сможет дойти до места пешком. Мили для нее ничего не значили. Но теперь она достаточно хорошо видела размеры этого города, чтобы понять: несколькими милями дело не обойдется. Вокруг нее тянулись улица за улицей, до смешного похожие одна на другую. Ей требовался совет. Может быть, одна из женщин в билетной кассе? Она убрала помаду и подошла к окошку.
– Возьмите такси, дорогая. Просто подождите снаружи на одной из вон тех скамеек.
Такси, конечно же! Как в журнальных рассказах. Патрис прошла через высокие красивые двери, отделанные латунью, и села на скамейку у края тротуара. Подъехала машина. Она показала адрес водителю и спросила, сколько будет стоить поездка.
– Нисколько, – сказал водитель. – Мне все равно надо ехать в ту сторону.
– Нет, – возразила она. – Я все-таки сколько-нибудь заплачу.
– Посмотрим. Специальная цена для хорошенькой леди.
Она открыла дверь, чтобы сесть на заднее сиденье.
– Почему бы тебе не сесть впереди? – предложил водитель.
– Нет, спасибо, – смутилась она. Она хорошо помнила: в журнальном рассказе говорилось, что садиться нужно на заднее сиденье. Ее не одурачишь. Мужчина вышел из машины и положил ее чемодан на заднее сиденье. Потом он открыл для нее пассажирскую дверцу и усадил в машину. Все произошло за считаные секунды. Это был широкоплечий веснушчатый мужчина с каштановыми волосами и веснушчатыми руками. В мятом и мешковатом костюме. И он, казалось, торопился. Она села на переднее сиденье. От шофера исходил такой же резкий запах, как от Барнса, но в то же время слегка иной, как будто он уже выпил. Она пожалела, что не взяла другое такси. И ее немного удивило, что мужчина был в костюме и галстуке. Он ни на минуту не прекращал говорить и энергично вел машину, размахивая руками и обливаясь потом, хотя день был прохладный.
– Откуда ты родом? Никогда не слышал о таком месте. Как выглядит подруга? Во что та была одета, когда ты видела ее в последний раз? Говоришь, у нее есть ребенок, да? Так откуда ты родом? Никогда не слышал. Здесь есть чем заняться. Тебе понравится. Нужна работа? Работа есть. Я могу найти тебе работу прямо сейчас. Для этого надо знать нужных людей. Я знаю нужных людей. Таксист? Нет, я не таксист. Я вожу людей, но я не таксист. Вот, приехали. Я должен остановиться здесь и повидаться с одним парнем. Ты пойдешь со мной. Присядь и расслабься. Нет? Что ж, я не принимаю «нет» в качестве ответа. Ну же. Я тебя провожу.
Они остановились в зоне, где было написано, что парковка запрещена в любое время.
– Я Эрл. Прозвище Веснушчатый. А эта штука висит для других людей, – сказал он, когда она указала на дорожный знак.
Он вышел, обогнул машину, открыл дверцу со стороны Патрис и попытался уговорить ее выйти. Над входной дверью висели неосвещенные неоновые буквы. «Лесной затор 26». Это место показалось Патрис похожим на бар.
– Мне очень жаль, – произнесла она, понимая, что совершила ошибку. – Но я не хожу в бары.
– Я тоже! Это не бар. Нет, это магазин фотоаппаратов.
Патрис повернулась, наклонилась над задним сиденьем, взяла чемодан и встала рядом с машиной, держа его в руках.
– А теперь я ухожу. Сколько я вам должна?
– Ты мне ничего не должна.
Он приобнял ее одной рукой и попытался подтолкнуть вперед. У него ничего бы не получилось, если бы внезапно не появился другой мужчина, тощий, с черным вихром на голове. Они вдвоем взяли ее за локти, когда она прижала чемодан к груди, и вместе повели через тротуар к двери. Войдя, она увидела грязный вестибюль с красным ковровым покрытием. За ним открывалось тускло освещенное пространство, заставленное столами и стульями. Вокруг слышалось ленивое бормотание.
– Где фотоаппараты?! – вскричала Патрис.
В центре клуба стоял освещенный резервуар с водой. Огромный и искрящийся, он отбрасывал неестественные зеленоватые блики на окружающие столы. Все это промелькнуло мимо, когда запаниковавшую Патрис молниеносно протащили через главный этаж, где, как она вскользь подумала, ей лучше было остаться. Блестнула зеркальная стена, отражающая бутылки со спиртным. Потом ее уволокли в темный коридор, похожий на ловушку. И как ей удалось так быстро найти сомнительных личностей?
Патрис упрямо рухнула на пол. Мужчины попытались поднять ее, но она вдруг стала очень тяжелой. Лесистая Гора не объяснил ей, как вести себя с подонками, просто упомянул, что она должна их найти. Она заставила себя всем весом приникнуть к полу.
– Отпустите меня! – завопила Патрис.
Этим криком она что-то в себе пробудила. Какую-то неведомую силу. Как бешеная, она набросилась на мужчину с хохолком и замахнулась на него чемоданом. Он что-то затевал против нее. Тот, крякнув, наклонился, уходя от удара. Мужчина, выпивавший в баре, соскользнул с высокого стула и решительно направился к месту происшествия. На нем были серый пиджак и серый галстук. Его лицо было худым, пожелтевшим, затуманенные болезнью глаза блестели из-под серой фетровой шляпы, которую он не снял даже для того, чтобы выпить виски. Брюки болтались на тощих ногах.
– Что с ней не так?
– Она больная.
– Вовсе нет! Они пытаются меня похитить!
– Это правда, Эрл? Она кажется милой девушкой. Зачем вам это понадобилось?
– Пытаемся дать ей работу!
– Ну, что ж, пускай она присядет, выпьет, как в обычном баре. Обсуди с ней это. Нечего волочить ее насильно. Что с вами случилось?
– Именно так мы заполучили Бэби в прошлый раз.
– Вы просто приволокли сюда Хильду? Вы, ребята, обезьяны.
Веснушчатый отпустил руки Патрис, слегка проведя по ним, словно просил прощения. Или пытался загладить свое поведение.
– Это не лезет ни в какие ворота, вот так притащить ее сюда, – проговорил худой, а потом кивнул Патрис: – Мне очень жаль, мисс.
– Не думаю, чтобы она пришла бы сюда по своей воле, – виноватым голосом произнес Веснушчатый. – Это не слишком чистое место.
– Это чистое место, – возразил мужчина в сером костюме.
– Ну, как скажешь. Но нам нужен кто-то сегодня вечером. И посмотри на эту девушку. Разве она не похожа на водяного быка?
– И размер как у Бэби, – добавил смуглый мужчина. – Сгодится старый костюм.
– Это как раз то, о чем я подумал.
– Этого, пожалуй, достаточно, – вмешалась Патрис.
Она шагнула вперед, пытаясь собраться с мыслями и скрыть дрожь, и снова обнаружила, что собственные действия укрепили ее смелость. Она оттолкнула руки мужчин и громко заговорила:
– Я здесь ищу сестру. Я должна вернуться домой через неделю. Вот он мне сказал, что это магазин фотоаппаратов. Я не хожу в бары. Мне не нравятся мужчины, которые ходят в бары. Мне нужен конкретный адрес. Я должна найти сестру. Она в беде.
– Она тоже индианка? – спросил тощий человечек.
– Господи! Средний коэффициент умственного развития здесь составляет около тридцати, – вздохнул мужчина в красивой шляпе. – Конечно, индианка, Динки, она же ее сестра.
– Ну, я не знал, – извинился Динки.
– Магазин фотоаппаратов?
Желтушный приподнял поля своей шляпы. Веснушчатый пожал плечами.
– Я Джек Мэллой, – представился тот, кто был в шляпе, и протянул руку.
Патрис коснулась ее. Рука была холодной и сухой. Патрис вздрогнула и присмотрелась к нему повнимательнее. Он определенно был болен. Или как там говорится? Холодные руки, горячее сердце. Вера так бы и сказала.
– Проходите. Садитесь. Выпейте чего-нибудь.
– Я не пью. Мне нужно на Блумингтон-авеню.
– Какого черта тебе там понадобилось? – спросил Динки. – Там же одни индейцы.
– Ты только что побил рекорд сообразительности чучела, – рассердился Джек. – Убирайся отсюда. У нас есть прекрасная индейская принцесса, которой мы пытаемся дать работу, а ты продолжаешь ее оскорблять. Послушайте, мисс, вы можете выпить содовой. Билли, который сейчас на кухне, приготовит вам гамбургер. За счет заведения. Все, что вам нужно сделать, – это выслушать описание работы.
– Вы индейская леди, верно? – обратился он к Патрис. – Я спросил, потому что вы капельку светловаты, но…
– От отца.
– Ага. Дочь вождя?
Вождь Огненная Вода, подумала Патрис. Она оглядела помещение. В нем были маленькие окна, похожие на иллюминаторы, и несколько столиков под ними. Она была голодна.
– Если мы сможем сесть рядом с дверью под одним из этих круглых окон, я буду слушать, – сказала она. – И я хочу ваш гамбургер.
– Безусловно. После вас, – отозвался Джек, взмахнув рукой.
Она подошла к столу у окна и села на маленький черный стул. Стол был выкрашен в темно-фиолетовый цвет, а поверхность была липкой. Она поставила чемодан на стул рядом с собой. Джек сел напротив с бокалом в руке.
– Ваш дорожный чемодан очарователен, – похвалил он. – Выглядит так по-деревенски.
Он сделал знак бармену.
– Сейчас принесут прохладительные напитки, – продолжил он. – А еще примите мои извинения. Они не ведают, что творят.
– А я думаю, они все-таки ведают, – возразила Патрис.
– Ну, не полностью, – примирительно произнес Джек.
Бармен принес апельсиновую содовую, холодную как лед, и поставил ее рядом со стаканом льда.
– Собственно, вот в чем дело. – Джек наклонился к собеседнице: – Видите ли, это место сменило владельцев в прошлом году. Раньше здесь главенствовала подводная тема. Дворец Русалок. Много ракушек и рыбы. В аквариуме работала обученная русалка.
– Обученная русалка?
– Да. И у нее был блестящий хвост. Парень, который купил это место, У. У. Панк, заработал деньги на древесине, поэтому в качестве дани лесной промышленности он выбрал тему лесозаготовок. Поэтому «Лесной затор». Ну, а двадцать шесть – это просто число. В напитках и тому подобном основная тема – Пол Баньян[51]. В меню. Мы все еще вносим изменения в декор. И, конечно же, аквариум, которым славится это место. Вы слышали о Бэби?
– Нет.
– Это синий бык Пола. Таскает для него бревна. Его закадычный друг. Вот что это за наряд. Бэби.
– Наряд для чего?
– Вместо наряда русалки. Наряд быка. Хильда надевала его, показывала подводные трюки. Бычьи фокусы. Людям это нравится, они проезжают много миль, чтобы сюда попасть, собираются со всего города и из-за его пределов. Они любят, когда им показывают подобное. Я сам удивлен, что у Бэби столько поклонников, но так оно и есть. И я сгораю от стыда. Я даже не спросил, как вас зовут.
– Дорис, – ответила Патрис.
– Дорис, а дальше?
Патрис на мгновение замешкалась.
– Дорис Барнс, – пробормотала она.
– У вас есть индейское имя? О нем можно спрашивать? Или, может быть, это секрет?
– Секрет, – сказала Патрис.
– Так и должно быть. Однако я мог бы назвать вас… скажем… Принцесса Водопад.
– Нет, не годится.
– Ну, что, Дорис, работа вас заинтересовала?
– Плавать в костюме быка? Нет, спасибо.
– Вы даже не спросили о зарплате.
– Зарплата меня не волнует.
– Пятьдесят долларов за вечер. Плюс раз в два дня чаевые.
Патрис молчала. Считая чаевые, которые она не могла оценить, сумма получалась больше, чем она зарабатывала на заводе за неделю. И это за один только вечер.