В тот день у юной Радосветы разболелась голова, и она, по обыкновению, разулась, желая ощутить связь с матерью-землей. Так постепенно проходили головные боли, снадобья которые не брали. Под присмотром бабушки Русланы бродила она по траве позади двора, да в сторону леса поглядывала. Тянуло ее туда. Руслана разрешала внучке отлучаться в лес, где таилось место силы – древние дольмены. Она и сама туда хаживать любила, кроме дней Змейника. В эти дни избегала она походов в лес, а Радосвету лишний раз и за двор не пускала. Все боялась, что заманит внучку и заберет с собой сам Великий Полоз.
Руслана нарушила договор с Хозяйкой Медной горы, и теперь страшилась ее гнева. Что ждало бы ее дорогую кровинушку в мире неизведанном? Этого старая ведунья не желала знать, а потому решила – ей по силам оставить Радосвету в родных краях.
Руслана избегала лесов в день Змейников – осеннего и вешнего. А когда вступила Рада в пору девичьей зрелости, бабка надела ей шнурок с подвеской-оберегом, что должен был скрыть ее внучку от зорких глаз Великого Полоза и малахитницы.
И каждый год в канун Змейника старая ведунья вспоминала, да приговаривала своей внучке: «Не ходи в лес! Не буди колдовства! Не испытывай судьбу! Чтоб не забрал тебя с собою змеиный царь-полоз!»
– Бабушка, зачем я ему нужна? Что с меня взять? – удивилась тогда Радосвета.
– То же, что и с девицы любой незамужней – ее девичество и красу.
– И зачем ему мои девичество и краса? – не понимала Рада.
– А вот любы ему, как говорит молва, девицы человеческие. Каждую весну, в день Змейника Вешнего, когда земля согреется солнцем, змеи приходят в наш мир из своего подземного царства. Греются они после долгой зимы, да свадьбы свои змеиные играют. И коль увидишь эту свадьбу ты своими глазами, так и заворожит тебя змеиный царь, что на той свадьбе гость почетный, и станешь ты его невестой. Все лето будет во снах тебя томить, бередить твою душу, покоя не давать, а как наступит осень, да день Змейника осеннего настанет, тогда и позовет он тебя за собой, в мир подземный. Уходят в этот день все змеи в свое царство змеиное, выслушивают указания покровителя своего – бога Велеса, а потом прощаются с нашим миром до самой весны. А коли засватал змей по весне девицу, так она за ним и уйдет колдовскими тропами. Ищи потом, свищи. Днем с огнем не сыщешь. А потому, Радочка, помни всегда о Змейнике и в этот день не ходи со двора. А коли свадьбу змеиную где увидишь – отводи глаза! Не буди колдовства древнего!
И Радосвета помнила бабушкин наказ. Даже после ее смерти. И никогда его не нарушала. До вчерашнего дня. В расстроенных чувствах, убитая горем, поддалась она неизбывной тяге к месту силы, и позабыв о запрете ушла в лес.
Золотые глаза горят голодным огнем. Золотая шкура отражает солнце. Тихий голос с хрипотцой о чем-то молвит тихо-тихо.
Неужели ей привиделся сам змеиный царь – Великий Полоз? Или не привиделся вовсе?
Радосвета задумалась, но тут же зашлась надсадным тяжким кашлем, согнулась пополам. Отняла ладонь от губ, да с ужасом посмотрела на пятно крови. В груди разрасталась ноющая боль.
«Какая разница теперь, привиделся мне змей иль не привиделся, коли мои дни сочтены? Вряд ли царь всех змей заполучить желает хворую невесту», – рассудила вслух Радосвета.
Она не должна была родиться. И все же, родилась, чудом избежав смерти в материнской утробе. Врач, что ее матерь наблюдал, удивлялся, говорил, что это небывалое чудо, провидение свыше. Будущую мать проверяли десятки врачей, и никто так и не смог объяснить, как же так вышло, что дитя, умиравшее в утробе, исцелилось и родилось в добром здравии. Правду знали лишь Милада и Руслана. Радосвета народилась в срок – крепкая, ладная девочка с золотисто-огненным пушком на маленькой головке. Цвет волос ей достался от бабушки. Только цвет глаз – яркий, колдовской, малахитовый, какого во всем их роду не сыщешь, будто бы напоминал, по чьей воле появилась она на свет.
С детства Радосвету тянуло в места силы. Она чуяла их своим ведовским нутром, и шла туда и в печали и в радости. С ней всегда был тот самый оберег, отданный когда-то малахитницей. А вот колечко золотое, что должно было стать обручальным, бабка Руслана спрятала в свой сундук и никогда его внучке не показывала.
Радосвете была неведома тайна ее рождения. Не ведала она и о кольце, малахитницей для нее уготованном. Знала лишь, что оберег – малахитовую ящерку всегда должна носить с собой, да подвеску, сотворенную бабкиными руками, с наговорами, защитными резами, особыми камнями и ведовскими знаками.
Мазнули пальцы по шее привычным жестом. Но шнурка не нашли. Отогнула Радосвета ворот рубахи, но шнурка с оберегом на груди и след простыл. «Да как же так? Неужели потеряла?» – подумалось ей. В поисках пропажи озиралась девица по сторонам – вдруг где-то на полу оберег затерялся и лежит?
Поиски не принесли ей удачи. Оберег оказался безнадежно утерян. Радосвета тяжко вздохнула. Жаль ей было утерянной подвески. Все же бабушкиными руками сделана. Сколько девица себя помнила, он всегда был при ней. А сейчас она даже вспомнить не могла, когда же его потеряла. Поиски прервал звонок от брата.
Сердце Радосветы пропустило удар. Владимир ничего не знает. Как ему сказать? Как сообщить такую горькую весть? Как же ей жаль брата!
– Ну что, какие новости, сестрица? Не томи. Что сказал врач? – посыпались вопросы от Владимира.
Дыхание замерло в груди. Слезы собрались в глазах. Радосвета выдохнула. И с ее губ сорвалась ложь.
– Все хорошо! Это все-таки не онкология!
Она услышала, как Владимир выдохнул.
– Ну слава богу, слава богу! Фух, словно камень с души сняли, сестрица! Я так волновался за тебя…
По щекам Радосветы бежали тихие слезы. Не смогла она признаться Владимиру, что смертельно больна. Не нашла в себе силы произнести имя своей смерти вслух. Ей не хотелось делать ему больно.
После разговоров с братом Радосвета собралась почивать. И устала вроде бы, да только не сразу уснуть удалось. Все ей вспоминался змей огромный, его горящие золотом глаза и слова неясные. И луна в окно светила ярко-ярко, и от света ее Раде не спалось. Но потом, все же взяла свое усталость, что за день накопилась, и девица сомкнула веки, уплывая в стану снов. И снился снова ей Великий Полоз…
***
Сытая нега после плотских утех обуяла тело Драгомира. Томление расслабило натруженные за день мышцы. Он покинул почивальню Красамиры под покровом ночи, не желая оставаться до утра. Он привык засыпать в одиночестве, и привычек своих не менял.
Войдя в свою почивальню, разделся до исподнего, лег на расстеленное прислужницей ложе. Стоило лишь смежить веки, как перед внутренним взором снова возникала рыжекосая землянка. А ведь он даже имени ее не ведает…
«Тьфу ты, вздор какой! К чему мне ее имя?» – проворчал в сердцах князь самому себе, и повернувшись на бок, засмотрелся на луну.
Ее яркий свет проливал серебро на голую бесплодную землю без единой зеленой травинки. Когда-то здесь радовал глаз дивный и прекрасный сад. И что только ни росло здесь – и родные цветы златославские и деревца с кустарниками, привезенные из-за морей. Каждую весну его любимый сад просыпался от зимнего сна, распускался, расцветал, благоухал, кружил голову медвяными ароматами. Драгомир любил бывать здесь в редкие минуты уединения – самому или с дорогой зазнобой. Этот сад помнил самые сладостные часы его жизни. А потом он так же медленно умирал, как и сам Драгомир внутри…
Не заметил князь, как воспоминания восстали из минувших лет, подобно призрачному мороку, да царапнули по шрамам на сердце. Он прятал эти шрамы ото всех, и даже самого себя. Он гнал прочь те события прошлого, что вызывали горестные мысли и смертную тоску. Он не позволял себе грустить о том, чего нельзя теперь вернуть. Драгомир больше не желал погружаться в скорбь, но порой это губительное чувство с горьким полынным привкусом само стучалось в его душу, приходило без спроса, заполняло нутро беспроглядной тьмой и вызывало череду воспоминаний, от которых хотелось бежать без оглядки. Бежать и бежать, да хоть на край мира, заталкивать как можно глубже отчаянный звериный вой, лишь бы не сдаваться в их невыносимый плен! Он никогда не станет прежним, никогда. Но Драгомир все еще ждал того дня, когда же его сердце с этим окончательно примирится.
Сознание князя ускользало в объятия сна, и чудилось ему, как в ярком свете полноликой луны распустились чудные цветы, потянулись к темному небу, к россыпи звезд, а теплый ветер шепчется с листвой на гибких ветках. Драгомир уснул.
Он вновь стоял на берегу того озера, где впервые узрел свою невесту. Отражение луны дрожало в его зерцальной глади. Но какая-то неведомая сила манила его прочь – туда, где виднелся высокий забор деревянный, и краснокаменный дом. Вмиг Драгомир оказался у приотворенной калитки, и, недолго думая, вошел. Чужой двор встретил его безмолвием ночи и безлюдными дорожками. Драгомир осмотрелся. Двор небольшой, небогатый, но ухоженный, аккуратный и чистый. Зелень бушует повсюду, и это бросается в глаза – цветы, кустарники, деревья.
Но его тянет отсюда в дом. И Драгомир поддался этой тяге. Легко отворилась незапертая дверь. Князь вдохнул, и знакомый запах заставил вздрогнуть сердце. Малина, вересковый мед… Так сладко и упоительно пахнет! И он словно дикий зверь идет на этот запах, он жаждет вдыхать его глубже, ощущать на языке, наслаждаться им. Увлеченный ароматом, Драгомир почти не видит обстановки дома. Все о чем он мыслит в этот миг – в полной мере ощутить этот соблазнительный запах нежного девичьего тела. Такой сладкий и неповторимый. Такой желанный сейчас.
Вдох и выдох. Снова протяжный вдох. Малина и вересковый мед на языке. Разум туманится порочным желанием. Оно вспыхнуло искоркой лучины где-то в глубине его нутра и быстро разошлось огнем по жилам. Драгомир открыл дверь, и запах стал настойчивей. Это оказалась девичья почивальня. А на койке – та самая девица, его земная невеста. Драгомир застыл, жадно вперив взгляд на распростертое тело. Лунный свет омывал его, прогоняя мрак и тени, подсвечивал кожу. На девице надета странная исподняя сорочица, совсем короткая – едва бедра прикрывает, куцая, на тонких веревочках, завязанных на плечах. Бесстыдный выкат на груди, до неприличия глубокий. Она вздохнула во сне. Пышная грудь приподнялась и опустилась. Одеяло съехало на пол, открыло длинные ноги с красивыми, крепкими икрами.
Желание бьется в крови. Желание к ней прикоснуться уже невыносимо. В лунном свете ее кожа белой кажется, словно молоко. Если прикоснуться… Какова она на ощупь? Так хочется попробовать…
Леденящий душу вой ворвался в его сознание, подернул дымку сна, и нещадно ее развеял.
Драгомир открыл глаза. Звериный вой – пронзительный, протяжный, жуткий, разносился по округе. За окном еще властвует густой ночной сумрак, а значит, до утра еще неблизко.
Хлопнула дверь горницы. В дверь почивальни громко постучали. Драгомир был уже на ногах, споро опоясывая кушаком рубаху.
– Драгомир! – послышался за дверью голос его брата и воеводы – Белояра.
– Входи, – велел князь, и Белояр вошел в почивальню.
– Князь, зверь воет. Только вот слышишь ли – не пес и не волк это.
– Слышу, – кивнул Драгомир.
Вой не прекращался. Стылым ветром он проникал в сознание, остужал кровь, будил потаенные страхи.
– Волколак. Точно волколак, – промолвил Драгомир. – Собирай дружину, Белояр. Мы должны убить его.
На башнях города тревожно заголосили колокола.
– Да, – коротко ответил воевода и покинул почивальню князя.
Прошло совсем немного времени, и Драгомир с дружиной держал путь туда, где до сих пор выл волколак. Дорога вела их к окраине города, в один из посадов, за которым начинался лес.
Тревога неотвратимо расползалась по улицам. По пути к дружине присоединялись вооруженные мужчины – женатые мужи и холостые молодцы. Оставшиеся в домах, спешно запирали двери, закрывали окна и молились богам о милости.
Защита от нападений нежити и опасной нечисти издавна существовала в каждом городе Златославии, и все же, слишком часто в последнее время стали случаться несчастья от встреч с порождениями тьмы. Будто защита городов слабеет. Мысль об этом беспокоила Драгомира, и всю дорогу к месту волколака он думал о причинах. Кажется, ему снова нужен совет старшего волхва. Ведагор словно почуял мысли князя. Его конь тихо заржал, и волхв оказался подле Драгомира.
– Тебе надобно быть в конце строя. Ты не воин, – напомнил князь Ведагору.
– Еще успею скрыться, – возразил волхв. – Слабеет защита города князь, вот в чем беда. Бреши в ней появились, неужто сам не видишь?
– Вижу, – ответил Драгомир.
– Оттого то и нечисть заходит к нам. Чует она бреши эти.
– Почему это происходит? Отчего защита слабнет? – спросил князь у волхва.
В глубине души он страшился услышать ответ, что дело в проклятии, что уже много лет отравляет его существование.
– В волховицах дело, – произнес Ведагор. – Точнее, в том, что их больше нет. Прогневались боги на нас, Драгомир. Что не уберегли ни одной.
– Мы продолжим искать их, – заверил его князь. – Не может статься так, чтобы ни одной не осталось во всей Златославии. А коль не сыщем – пошлем гонцов в другие государства.
– Своя должна быть ведунья, князь. Чтобы с детства топтала землицу эту. Не примет чужачку матушка-земля.
Князь ничего не успел ответить. Душераздирающий крик взметнулся к небу там, откуда слышался вой, и оборвался, заглушенный свирепым рычанием. Послышались новые крики. Навстречу княжеской дружине выбежали перепуганные люди.
– Волколак! Задрал! Задрал Огнемира! Волколак! – кричали они.
Мужчины пришпорили коней, и вскоре дружина князя влетела на постоялый двор. Соскочив с коня, Драгомир тут же обнажил меч. Послал свою силу в оружие, и золотистое сияние прокатилось по лезвию. Лошади, почуяв близость зверя, испуганно заржали и попятились назад.
Дикий вой снова огласил округу. В крови Драгомира закипал праведный гнев. Он крепче сжал рукоять меча. Не ведая страха, он вместе с другими мужчинами бросился туда, откуда доносился вой. Между двух изб, и мимо амбара. Между ним и кузницей с развороченным входом и поломанным крыльцом сидел волколак. Не человек, не волк. Тело отдаленно напоминало крупное человеческое. Его покрывала густая, серая шерсть, шею венчала волчья голова с оскаленной пастью. Длинные могучие руки с огромными хищными когтями величиной не меньше пяди[1]. Облака рассеялись, и лунный свет стал ярче. Он осветил двор. В его холодном свете приглушенно багровели лужи крови. Откушенные части тел оказались разбросанными перед порогом кузницы. Неподалеку кто-то снова исступленно закричал. От зверя послышалось рычание и мерзкое чавканье. Волколак поднял морду от растерзанного тела с торчащими наружу ребрами и повернулся к мужчинам. Неистовый голод горел на дне кровавых глаз. Кровавая вязкая слюна стекала с морды на мохнатую грудь. Когтистая пятерня погрузилась в мертвое искалеченное тело. Мужчины осторожно обступали оскаленное чудовище, тесня его в угол амбара.
– Арканы! – скомандовал Драгомир, и веревки бесшумно рассекли воздух.
Волколак взвыл, дернулся, мотнул башкой. Лишь один аркан из всех достиг своей цели, тот, что был выброшен воеводой Белояром. Другой его конец молодец тут же кинул к деревянному столбу, там веревку споро подхватили другие и обвили вокруг, закрепляя аркан. Зверь ощутил себя в засаде и начал огрызаться по сторонам, пытаясь сбросить удавку. Его черные острые когти вспарывали землю и кромсали останки человека. Спущенные стрелы со свистом рассекли воздух, вонзившись в плоть волколака. Зверь еще больше заметался.
– Цельтесь в глаза и сердце! – громогласно крикнул Белояр.
Драгомир убрал меч в ножны и достал стрелу из колчана. Натянул тетиву и выстрелил. Казалось – вот-вот и стрела угодит в свою цель, но волколак смог увернуться. Новая стрела в руке Драгомира, натянутая тетива… Одному из дружинников удалось набросить на зверя еще один аркан. Чудовище ревело, скалилось, рычало, кидалось в разные стороны, будто не знало, на кого же наброситься в первую очередь. На сей раз пущенная Драгомиром стрела угодила зверю прямо в глаз. Волколак дернулся и взревел. Дружинники подступились ближе к чудовищу. Завязалась борьба. Зверь, ослепленный болью, беспорядочно размахивал лапами. Воины уворачивались и попутно старались задеть волколака мечом.
Взмах оружия. Крепкая брань. Замах звериной лапы. Снова взмах меча, бросок вперед. Укол. Отскочить назад. И снова зверь кидается и воет. Замахнуться и полоснуть острым лезвием, вспороть толстую кожу волколака.
Еще одна стрела, запущенная в зверя, угодила в самое сердце, и волколак замерев на миг, рухнул на землю.
Секунда тишины, а затем ее разрушил победный возглас десятков голосов. Волколак повержен! Мужчины окружили мертвую тушу чудовища. Все стояли, затаив дыхание в ожидании обратного превращения.
Очертания звериного тела подернулись дымкой, смазались. И вот уже перед глазами князя, дружины и остальных лежал обнаженный юнец. Молодой, безбородый даже, русоволосый.
– То ли наш, то ли нет, – произнес с сомнением кто-то из мужчин.
– Нам нужно точно знать, наш это или чужак. А потому, сей же час, дайте клич по городу – явиться сюда старостам каждого посада, дабы осмотреть мертвеца, – приказал князь, и тут же началась суета.
Растерзанные тела кузнеца и его жены по завету Ведагора надобно было предать огню до заката. Двор заполнился горестными причитаниями родных убитой пары.
– Светозар, отпиши приказ о гривенной помощи родным погибших, – сказал Драгомир своему дружиннику, и тот молча кивнул, а потом тронул князя за плечо, остановил.
– Мыслится мне князь, что неспроста волколак Огнемира с супружницей задрал, неспроста. Супруга-то, может, и просто так попалась под звериную лапу, до кучи. А Огнемира он выбрал не зря. Обереги, что семьей этой сделаны, на всю округу нашу славились. А какие мечи он ковал…
Драгомир задумался. В мыслях его советника было разумное зерно. Только вот проще от этого не сделалось. И ясней, что поделать теперь, тоже не стало. Еще и князь волостной этот мятежный…
«Что ж все так навалилось», – проворчал Драгомир в сердцах.
– Беда одна не приходит, – тут же подметил боярин-дружинник Изяслав, хмуро провожая глазами рыдающую мать Огнемира.
– Боюсь, что наш поход на пару дней придется задержать. Пока хоть что-то не прояснится с этим нападением, – помыслил вслух князь, и стоящие с ним рядом дружинники согласно закивали.
На душе у Драгомира царила смута. И как не старался гнать он дурные мысли от себя, выходило из рук вон плохо. Ему казалось, что все это – только начало, что маячит впереди нечто еще более ужасное, и он никак не сможет это заранее отвратить.
– Отчего же волколак защиту колдовскую города смог одолеть, Ведагор? – спросил у волхва подошедший к нему Изяслав.
Волхв тяжело вздохнул. Все кто рядом был, замолчали, внимая каждому слову старца.
– Защита наша неполная. И полной быть не может, покуда сила ее однобока. Испокон веку мир и все сущее стоит на единении начал – мужского и женского, и это единение дает продолжение жизни. Так же и в колдовстве – для самых стойких заклинаний нужно единение двух колдовских сил – мужской и женской. А у нас только мужская и осталась. Без женской она быстрее слабнет.
– Беда у нас с этим, Ведагор, сам знаешь, – Светозар развел руками. – Неужели нет иного выхода?
– Нет, – припечатал волхв, и повисло напряженное молчание.
Мужчины хмуро переглянулись. Сказать на это было нечего.
[1] Пядь – 17,78см. Древнерусская мера длины