Прихожу в себя в большом зале. Вокруг бильярдные столы, я лежу на диване и никого нет рядом. Прошел час? Нет, больше, смена даже другая.
Вообще не помню, как пришел сюда, пацаны, наверное, перетащили.
Голова гудит, перед глазами все двоиться. Я не знаю, сколько выжрал, вообще ни хера не понимаю.
Жека, бармен, говорит, что я был в отключке почти сутки. Сутки блядь, как Фари мертв. Нет его. Нет, блядь, больше с нами.
Сорок три пропущенных в телефоне. Брандо, Ганс, Соловей, Гафар даже проснулся, а я все еще с трудом верю, что жизнь поломалась на “до” и “после”. Из-за нее.
Предала сука, предала, тварь!
Боже, как же я ненавижу ее. Даша. Моя девочка с голубыми глазами. Я ей сердце открыл, а она мне в душу наплевала. Я ее в свою семью принял, а она нас погубила.
Гребанная засланная крыса с внешностью ангела, а ведь Фари был прав. Он с первого дня ее подозревал, тогда как я был настолько очарован этой ведьмой, что не слышал, не тупо воспринимал его предупреждений.
Фари, прости. Если бы я не поплыл от нее, ты был бы жив. Твой сын не остался бы без отца, а жена без мужа. Брандо не лишился бы брата, и я тоже.
– Где она? ГДЕ?!
Встаю с дивана, осматриваюсь по сторонам. Я помню, как прямо на этом столе бильярдном эту змею душил, как она извивалась, пыталась царапаться, отбиваться.
Я трахал эту ведьму и клянусь, я хотел ее удавить и удивиться самому следом.
Сначала она сопротивлялась, а после просто стонала, пищала, рыдала. Я не знаю, что это было. Какой-то ад, безумие. Я просто драл ее и ненавидел себя за то, что не смог эту тварь убить сразу.
Нет, я выстрелил в нее, но в последний момент слегка отвел руку в сторону и пуля пролетела рядом с ее ухом. Нет. Это было бы слишком просто, девочка, а легко я не хотел.
Я хотел ее боли и страданий, я хотел, чтобы Воробей хоть на секунду поняла, какого теперь мне. Какого всем нам потерять Фари.
– Савелий Романович, все в порядке?
– Где девка? Даша. Где она, Жека?
– Когда я на смену утром пришел, никакой девушки тут не было. Охрана и вы. Все. Пацаны сказали, клуб пока закрыть. Никого не пускать, пока вы тут.
Перевожу дыхание, хотя в груди все просто разрывается от боли. Мне орать хочется и биться об стену головой. Сестру потерял еще мелкой, мать вышла в окно, а теперь и Фари. Кто угодно, но только не он.
Единственный, кто меня понимал, кто был ближе брата, и это все Она. Назло. Мне назло или что?!
Я не понимаю. Я же по-доброму к ней. Подарки, квартиры, цветы. Своей уже считал. Сука. Все бабы, видно, такие твари бездушные. Ничего в них святого нет, греебанная продажная змея.
За что… почему, блядь, ты так поступила! Эта крыса сделала мне так больно, что я дышать теперь нормально не могу. Горит все внутри, переворачивается, и как оказывается, змейки моей больше здесь нет.
Свалила, а точнее, ее спасли. Очень красиво и тихо, пока я блевал у входа, ее кто-то вывел. Камеры есть внутри помещения. Скрытые, но не для меня.
Валера.
Сука, гребаный щипач Чародей!
Вот он входит, я его даже не замечаю. Вот к предательнице подходит, берет ее на руки и выносит через черный вход.
Его никто не видел. Как… Блядь, нас там было восемь человек! Он вор. Это его профессиональный навык.
И что самое интересное: трубку теперь Валера не берет. Знает, конечно же знает, что я бошку ему оторву, сучара, потому шифруется.
Если он с ней, удавлю тоже, только сначала мне узнать надо, на кого эта тварь работает. Воробей не могла все делать одна. Документы на казино она точно кому-то левому передавала.
***
Я смотрю в окно. Там пролетают редкие снежинки, хотя небо такое черное, холодное, страшное. Это мое зеркало. Это то, что у меня внутри.
Я не могу двигать левой рукой, ее туго забинтовали вместе с плечом. Недавно заходила санитарка. Принесла мне мыло, халат, расческу, тапочки и полотенце, потому что ко мне никто не приходит.
Никто крысу навещать не собирается, незачем. Уверена, это либо Валера, либо Игорь передали вещи. Не знаю, честно говоря, почему они мне помогают. Я чувствую себя изгнанницей, а такие обычно долго не живут.
Те, кто попадает вне зоны стаи, как правило, сдыхают, потому что для них больше не остается никаких благ и защиты.
Кстати о защите, Крутой как-то сказал, что всегда будет за меня. Я поверила и какое-то время защита у меня была, но она оказалась довольно быстро проходящей. Такой тонкой и хрупкой… как пергамент.
Как только меня признали крысой, в тот же миг эта мнимая защита треснула как хрусталь, и ее острые осколки со всей дури врезались мне в сердце.
Покровительство Крутого пало, рассыпалось, точно песочная крепость на солнце. Защита кончилась, он сорвал ее с меня вместе с одеждой и заставил танцевать голой. При всех.
Я не знаю, сколько прошло часов или дней, все слиплось с одну долгую черную кляксу. Когда я просыпаюсь, вижу, как медсестры меняют мне капельницы, тыкая в руку иголки и смотря на меня то ли с осуждением, то ли просто с пустым безразличием.
Я не могу сама встать и банально без помощи санитарки дойти до туалета. Ощущение такое, что меня сбил поезд и если честно, я боюсь убрать одеяло, чтобы увидеть свое тело.
Там все болит, печет, жжет. Везде, особенно ниже пояса, бедра, промежность. Крутой не церемонился, он драл меня как последнюю суку, которой я теперь для него и являюсь.
Кажется, вопрос только времени, когда меня добьют. Я уже спустилась с небес на землю, я все понимаю. Савелий Романович подписал мне приговор, и я сама в этом виновата. Я наделала столько ошибок, но время не вернешь назад, как бы долго теперь не плакала. Плевать, к черту.
Главное, чтобы моя Алиса была и дальше в безопасности. Тетка о ней позаботиться, пусть сестра простит меня тоже. Я сделала все что могла, я не хотела ничего плохого, а в итоге получилось все самое страшное, что только можно представить.
Первые сутки я не помню, все как в тумане, я думала, что умерла, но нет. Игорь упрямо не хотел меня отпускать, и мне в руку то и дело тыкали иголки.
Санитарка сегодня приходила снова. Принесла мне на тумбочку поднос с едой. Синеватая манка и чай, гречневый суп.
Я не тронула, мне очень больно глотать. Игорь сказал, что говорить можно, но я почему-то не могу. Не получается. И не хочется. Какой смысл? Тот, кто мог меня услышать, не сделал этого. Я просто его предала.
Превозмогая боль в плече, осторожно поднимаюсь на кровати. Смотрю на этот снег через окно. Травматологическое отделение, четвертый этаж. Этого хватит, интересно чтобы все закончилось?
Игорь спрашивал, кому можно позвонить. Маме, разве что на кладбище, отца я не знала толком, а отчим Юра будет только рад узнать, что я умерла.
Есть сестренка Алиса, но она еще маленькая, и я не могу ее подставлять. Особенно теперь, когда на свой шкуре знаю, какого это играть в игры с бандитами. Они всегда сильнее и они всегда поломают до основания. Как Он меня сломал, а после распахивается дверь и я вижу того, кого предала.
Савелий Романович Крутой собственной персоной.
Высокий, крепкий, сильный, как всегда, одет с иголочки. Черный костюм и рубашка черная, на плечи наброшено дорогущее презентабельное пальто.
Мы всегда были из разных слоев общества: он пламя, а я лед, и я обожглась об него. Сильно.
Савелий входит тяжелым шагом и закрывает наглухо дверь, а я чувствую, как до ужаса сильно болит в груди.
Он так быстро нашел меня. Зачем?
Понимание приходит быстро и больно колет в груди.
Савелий Романович приехал меня сюда добить, раз с первой попытки не вышло.