Мне хочется воды, но я даже не рискую здесь ничего трогать. Я тут ни разу не гостья, я вообще теперь не понятно кто для Крутого. Его враг, вот, пожалуй, наиболее точное определение.
Хлопает дверь, Савелий вошел, и я машинально выпрямляю спину, хотя забинтованная рука ноет. Амазонка, где ты? Спаси.
Мне хочется надеть панцирь, спрятаться, сбежать, но от него не уйти. Я уже попалась.
Крутой подходит ко мне. Ближе, еще шаг, оказываясь напротив.
Высокий, сильный, взрослый, мрачный и злой.
Я же не знаю, куда деть глаза, и нет здесь никакого Игоря, мне не поможет уже никто. Мне страшно, воздух стал гуще, а дверь за его спиной, не выбраться и похоже, мне просто конец.
– Что ты застыла? Иди в душ наверх.
Короткий приказ, но чувствуется, точно пощечина. Его голос и интонация ко мне теперь совсем другие. Никакой ласки и нежности, защиты, заботы. Это все в прошлом Даша, можешь об этом забыть.
То, как Крутой раньше ко мне относился и как теперь – это небо и земля. Крыса не заслуживает уважения, она вообще не заслуживает жизни.
Я не спорю, хочу отодрать от себя эту кровь, да и, собственно, у меня нет голоса, чтобы сказать хоть что-то.
Зачем он велел мне принять душ? Хочет убить меня чистенькой? Боже, о чем я думаю, Даша, соберись!
Коротко киваю и поднимаюсь по высокой лестнице. Здесь есть второй этаж. Всего комнат пять или шесть, просторные, почти пустые.
Зачем такой дом строить, Савелий хотел семью? Наверное, а тут я. Как чума пришла на его путь, и все разрушила.
Ванная, вот же она. Наконец-то.
Открываю дверь и босыми ногами ступаю по холодной плитке. Прямо в этой больничной сорочке становлюсь под душ. Ощущение чужой крови на теле провоцирует приступ тошноты, но желудок пустой. Я ела последний раз еще в общежитие.
Смываю кровь, и только после вспоминаю, что мне нельзя мочить повязку, но она уже вся мокрая.
Пытаюсь встать и не могу. Я реально не могу подняться. Снова хочется плакать, вспоминаю его руки на своем теле. Цепкие сильные пальцы, слова ненависти и взгляд, полный разочарования.
Я помню все мое наказание в том кабаке, и это теперь как открытая рана. Мне было так больно, и Он хотел этого. Каждую секунду, насилуя меня при всех, трахая, как какую-то шлюху… я ничего не могла сделать, я просто старалась выжить.
И все смотрели на меня, с презрением, как на крысу. Голую, обнаженную, опущенную, а теперь я в доме своего палача, и скоро он будет пытать меня, потому что хочет узнать правду. Правду, сказать которую я сейчас не могу.
Упираюсь спиной о плитку, на плечи продолжает литься вода. Я в ловушке, в самой настоящей западне. Обо мне никто даже не вспомнит. Казалось, еще недавно я ходила в выпускной класс и у меня были хотя бы какие-то надежды на будущее, а теперь я пленница в доме криминального авторитета вдвое меня старше, который мечтает перегрызть мне горло.
Дышать становится сложнее и кажется, я ору до срыва связок, но на деле я не произношу ни звука, и слышны только капли от падающей воды.
***
Иду на кухню, плескаю холодную воду в лицо, вымываю руки. Моника, еще одна проблема, но с ней решили. Я уже дозвонился до Гафара, он вправит ей мозги.
Никто никого убивать не будет, пока мы во всем не разберемся. Малого Беркута разыскиваем, пробиваем камеры со стоянки, ищем следы денег в городе и области.
Должно же быть хоть что-то, что выведет на концы заказчика, а пока птичка у меня. Здесь будет, пока я все не узнаю и не решу, что дальше.
И будем ползти маленькими шагами, осторожно блядь, потому что терять других своих людей я просто больше не имею права.
Монику с сыном отправим за границу. Пока так, это единственное решение для их же безопасности. Ганс поддерживает финансы, Соловей работает с документами, а Брандо бухает с горя, тогда как я даже этого себе толком позволить не могу.
Я должен удержать бизнес, и сука, нас так качает, словно мы попали под какой-то бешеный замес. И этот ураган такой сильный, что мы реально должны быть осторожными и не допустить подобных промашек снова. Ради Фари. В память о нем теперь.
Воробей. Она так и стояла посреди коридора там, где я ее оставил. Растрепанные волосы, больничная сорочка и босые ноги. Это могло бы быть трогательным, вот только я на это больше не ведусь.
Чтобы она не сказала, чтобы не сделала, я прекрасно понимаю, что передо мной стоит гребанная актриса, веры которой просто больше нет.
Я отправляю ее в душ и вот уже пятнадцать минут прошло, а она не выходит, и мне это не нравится. Там нет окна, птичка не улетит, да и второй этаж, высокий цоколь, вот только все равно это меня напрягает.
– Ты там утопилась? Выходи.
Башу у двери, но нет ответа, и тогда я сам вхожу в ванную чтобы увидеть ее. Моя чертова ведьма. Девчонка.
Сидит на поддоне душа, вода сверху льется. Не сняла больничные тряпки, они все промокли, включая ее повязку на плече.
Как я выбивал его помню, как она падала со стола тоже помню, хотя все больше как в тумане. Слышал, как хрустят ее кости, также и сердце мое хрустело, трещало, точно стекло.
– Вставай, я сказал. На выход.
Не реагирует. Ноль просто реакции на меня, даже голову не повернула. Сидит и молча моргает, тупо смотрит в одну точку.
Колени согнула, поджала к себе, волосы мокрые спадают на плечи. Разрумянилась от горячей воды, кровь уже смылась, но отвечать не собирается, и я психую.
Подхожу к ней и взяв полотенце, укутываю предательницу, отдираю от душа, хватаю ее за осиную талию.
О, вот и реакция!
В один миг сучка глаза шире распахивает и нет, она не кричит, но честно, лучше бы орала, чем так.
Воробей с какого-то хрена задыхаться у меня на руках начала. И дерганная вся, шипит, хрипит и хватает ртом воздух, как рыба. Ее грудь быстро вздымается, вот только мне уже честно, не до церемоний. Было уже, да все зря.
– Тихо, успокойся, блядь!
Выношу ее из ванной в спальню, бросаю на кровать, как нечто ядовитое.
Воробей тут же отползает от меня, прямо к изголовью все в тех же мокрых тряпках.
Грудь просвечивает стоячая, розовые соски острые от холода призывно торчат, и в паху предательски все напрягается.
Ты же нравилась мне, девочка, весь мир к твоим ногам бы бросил.
Поздно.
Все уже поздно, я просто отравлен. Ненавижу, блядь, как же я тебя ненавижу!
– Разделась и легла.
Головой отрицательно мотает, вижу, как губы затряслись. Не двигается, дышит через раз. Ай да молодец, умница, блядь!