Вразнос

В маленьком провинциальном городке редактора маленькой местной газетки разбудил рано утром голос разносчика, выкликавшего что-то длинное, оканчивающееся словом «править».

– Верно – бритвы править, – догадался редактор и тут же подумал, что мотив, на который выкликал разносчик, был не обычный, не общепринятый для точильщиков.

Те кричат на мотив известного немецкого романса: «Du bist wie eine Blu-u-ume!»[1] – «То-чить наж’-ножниц’-бритв править!»

Это каждый ребенок знает.

Тот же разносчик, которого услышал редактор, пел что-то очень длинное и только заканчивал словом «править».

Как человек, по положению своему живо интересующийся всяким жизненным явлением, хоть несколько выходящим из рамок обыденного, редактор высунулся в окно.

– Эй, ты! Что ты там кричишь?

Во дворе стоял молодой человек в пиджачке, с портфелем под мышкой.

Увидя редактора, он весь встрепенулся и завопил во весь голос:

– Темки свежие, темки! Передовые тянуть, фельетоны крутить, стишки высиживать, статьи править!

– Эт-та что? – удивился редактор. – Пожалте-ка сюда, пожалте-ка!

Молодой человек сейчас же юркнул в подъезд и через несколько секунд стучался у дверей редакторской комнаты.

– Что это вы такое продаете?

– Темки свежие, темки… – затянул было тот, но редактор остановил его.

– Объясняйте прямо, в чем дело.

– Вот товар продаем, самый лучший. Вам что угодно? Может, фельетончик поподжаристее? Или передовичку? У нас всякие есть: со штрафом, с отсидкой, с поставлением на вид, с первым предостережением, со вторым, с третьим. Статеечки с намеками, с оскорблением чести, обличительные, хвалебные… А то не угодно ли полный набор: вот передовичка с отсидкой, статейка с оскорблением, да к ним небольшой фельетончик сатирического свойства. Это для прихлопу, ежели у вас средства иссякли и хочется газету с треском закрыть.

– Ишь ты! – удивляется редактор.

– А можно и наоборот: о благоденствии жителей передовую, фельетон о процветании края и прочее. Полный гарнитур. Это ежели добиваетесь субсидии. Недорого бы уступил.

– Н-да, – сказал редактор. – Еще бы дорого. Товар лежалый, кому он нужен!

– Как кому нужен! С руками оторвут! Вы посмотрите, какая передовица-то!

– С душком.

– Это, должен вам сказать, на любителя так еще дороже ценится. И главное – что не партийное. Держите ее хоть десять лет, всегда при случае на нее спрос будет.

– Н-да, все вы это так говорите! – сделал редактор бывалый вид. – Возьмешь, да и наплачешься.

– Ну, как хотите. Я не навязываю. А только сами потом жалеть будете. Не нужно ли стишков сатирических? Очень едкие есть. С политической окраской, про трамвай. И припевчик такой веселенький:

Каб не вывезла кривая,

Не видать бы нам трамвая.

Само собою разумеется, что под трамваем надо понимать Думу.

– Ну, знаете ли, это уж натяжка!

– Что за натяжка! Невооруженным взглядом видно. Но есть и другие, если хотите для прихлопу…

– Нет, нет. Не нужно.

– Ну, возьмите гарнитурчик для праздника Вознесения. Здесь даже прилагается специальная статья одного очень известного приват-доцента. Очень интересно. Я вам советую остановиться на этом гарнитурчике. Лучшего нигде не найдете.

– На что он мне, ваш гарнитурчик? Мне теперь нужен материал злободневный.

– Злободневный? Отлично! Так бы и говорили. Вот есть у меня из злободневных про Пуришкевича[2], как он ругается. В осеннем настроении, в летнем, в весеннем и зимнем. Какой угодно – цена одинаковая. Я бы вам советовал взять весь набор, на все четыре сезона. Бойкий товар. Это не залежится. Всегда спрос. И заметьте, как вам будет удобно: он только что выругался, пока все ахают да ахают, а у вас уж и фельетон готов! Да ведь вашу газету нарасхват! Подумайте!

– Гм… оно, действительно… Только ведь не всегда же он одинаковыми словами ругается! Он скажет «дурак», а мы напечатаем «свинья». Вот и скажут, что мы искажаем факты.

– А на что в газете существует редактор? Вы впишите необходимое ругательное слово и сдавайте фельетон в набор. А то поставьте несколько точек в кавычках – вас же похвалят за скромность. Зато весь антураж как у вас будет описан! Одно описание Екатерининского зала, где гулко раздавались много веков тому назад шаги временщиков! Одно это описание потрясает до слез. А фигуры депутатов, их побледневшие лица и мгновенно поседевшие бороды! Нет, батенька мой, здесь работало перо такого мастера, которого вам и читать-то не доводилось, не то что печатать в своей захудалой газетке! Да-с!

– Почему же это не доводилось? – обиделся редактор. – У нас тоже очень почтенные лица писали. А читаю я кого угодно. Я все газеты читаю, почему ж бы я именно на такую прелесть натолкнуться не мог? Уж очень вы высокого мнения о вашем товаре!

Продавец слегка смутился и стал усердно навязывать еще какой-то гарнитурчик.

– А как вы подписываетесь? – спросил редактор, выбрав, наконец, два фельетончика по сходной цене.

– Мой псевдоним «Грез» – мужской род от Грезы. Но если не нравится и расходится, так сказать, с принципами вашей газеты, то я, конечно, не постою.

– Я как будто уже встречался с вашим псевдонимом…

– Очень может быть. В «Мармыжском Голосе» была моя статейка. «Синайские Отголоски» также меня печатали. Статью. Купили целый гарнитур для прихлопу, да потом раздобылись деньгами и раздумали. Теперь поеду в Саратов, может, что продам. Да вам не нужно ли что-нибудь починить, переделать? Перекроить старый фельетон на новый? Передовичку залатать после цензурного уреза? А? Я скоро еще наведаюсь. Будьте здоровы!

Он раскланялся и вышел.

Во дворе снова раздался его голос, звонко и уже вполне ясно выкликавший свой товар:

– Передовые тянуть! Фельетоны крутить, стишки высиживать, статьи править! Темки! Свежие темки!

1910

Загрузка...