Неизвестная Тэффи - читать онлайн

Нищета

О, одиночество! О, нищета!

Мы живем в ужасное время!

Кризис, безработица, голодная смерть.

Госпожа Майкельсон все это учла и взяла себя в руки.

– Никаких лишних трат. Только самое необходимое. Экономия во всем.

Муж дал ей на этот раз для поездки в Европу немножко больше долларов, чем обычно, то есть, по правде говоря, даже переводя на франки (а госпожа Майкельсон напирала именно на то, что доллар упал), оказалось, что она вытянула больше обычного.

Экономия началась еще при отъезде: она не взяла с собой горничной. К чему? Кто-нибудь из приятельниц всегда сможет прислать свою камеристку, чтобы уложить платья, когда она будет уезжать.

В Париже она еще крепче взяла себя в руки и, приехав к «Ритцу», хотя и потребовала тот самый «аппартеман»[9], который всегда занимала, но попросила скидки.

– Время очень тяжелое, – сказала она. – Безработица, кризис. Я не могу больше платить шестьсот франков в день. Я могу платить только пятьсот пятьдесят. Это максимум. Имейте в виду, что я сижу без гроша.

Дирекция уступила.

Окрыленная успехом, госпожа Майкельсон заказала телефон в Нью-Йорк.

– Первые три минуты семьсот восемьдесят франков. Затем по двести. В общем, не так уж дорого.

К сожалению, у господина Майкельсона быль легкий грипп, он чихал, кашлял, сморкался и переспрашивал, так что разговор обошелся около двух тысяч.

Но зато она поразила его своей деловитостью и умением устраиваться.

К завтраку съехались милые приятельницы: Дороти, Джойс, Бекки и мадам Фук, рожденная Молочник, родственница русских царей.

Все дамы были не первой и даже не второй молодости, но еще, как говорится, позиции своей не сдавали, не в смысле каких-либо романических склонностей, а в смысле заботы о своей внешности. За исключением огромной, массивной Дороти, откровенно сизого цвета, с седоватыми волосами и пушистой бородавкой на подбородке, все были подмазаны, подкрашены, подперты со всех сторон. Тощая Бекки, несмотря на белую муаровую ленту, стягивающую индюшечью кожу ее шеи, щеголяла платиновыми кудрями и алым круглым ротиком, нарисованным как раз посредине вялых резиновых губ.

Толстенькая курносая Джойс трясла пухлыми дряблыми щечками, выкрашенными в нежно-абрикосовый цвет, и веки ее, намазанные голубой краской, блестели фосфорическим светом, когда она опускала глаза. Как у оперного Мефистофеля.

Сама госпожа Майкельсон, очевидно, только что выпущенная из рук опытного эстетического оператора[10], гордо показывала свою восстановленную юность: скошенные, как у китайца, глаза, оттянутые вверх углы рта, придающие свирепый оскал ее светской улыбке, и плотно обтянутые пористой кожей круглые скулы.

Самый достойный вид был у мадам Фук, родственницы русских царей. В меру подмазанная, элегантно, но скромно одетая, она даже принесла с собой нечто среднее между дамской сумкой и деловым портфелем.

Вся компания дружно и весело выпила по три аперитива. Говорили об ужасе, о кризисе и о платьях из парчи.

– Я сижу без гроша, – взволнованно призналась Джойс. – Донашиваю платья, которые сшила месяц тому назад.

– А я расстаюсь со своей «испано»! – вздохнула Дороти. – Оставила только «тальбо» и «делаж»[11]. Зачем мне три автомобиля? Все равно всех нас ждет голодная смерть.

– Вы не умеете жить, – назидательно сказала госпожа Майкельсон. – Надо экономить буквально на всем.

– Ах, дорогая, неужели вы думаете, что я не экономлю, – обиделась дама, продавшая «испано». – Мне сегодня утром почтальон принес заказное письмо, и я ему не дала ни гроша на чай. К чему эти пурбуары?[12] Один разврат. Они получают жалованье, и совершенно незачемразвращать их легкой наживой. Это пробуждает в них дурные инстинкты, и потом они очень легко идут на всякие преступления. Помните, какая была ужасная история? Вот такой почтальон или рассыльный пришел с деньгами к доктору, а доктор его убил и труп спрятал в шкап.

– Да-да, – сказала Майкельсон. – Только ведь убийца был не рассыльный.

– Но тем не менее из-за него доктору пришлось идти на каторгу, – строго сказала Дороти. – Нет, я больше никогда никому не буду давать на чай.

– Да, жизнь стала ужасна! – вступила в разговор мадам Фук, родственница русских царей. – Но тем не менее, раз вам нужны туалеты, вы должны будете их заказать. Я вам достану приглашения на самые изысканные балы, на дипломатические банкеты, всюду, где бывает избранное парижское общество, сливки сливок. Но все это требует туалетов. Пять-шесть бальных платьев, я думаю, будет достаточно?

– В крайнем случае, можно восемь, – вздохнула Майкельсон. – Что же делать, раз это необходимо. Конечно, я сижу без гроша, но я постараюсь сэкономить на чем-нибудь другом.

– Все мы без гроша, – строго сказала Дороти. – Уж если я решилась продать «испано» и остаться, как нищая, с двумя автомобилями…

– Ах, замолчи, Дороти! Не надо! Не надо! Мне больно за тебя! – томно воскликнула курносая Джойс и затрясла пухлыми щеками.

Тощая Бекки молча глотала суфле из курицы, и видно было, как куски проходят вдоль ее длинного индюшечьего горла, по которому двигалась белая муаровая лента.

– Дорогая моя, – сказала мадам Фук госпоже Майкельсон. – Но ведь вы, конечно, займетесь также приготовлениями к зимнему спорту. И с этим надо спешить.

Она медленно и деловито открыла свой портфель и вытащила оттуда что-то, завернутое в папиросную бумагу.

– Осторожно, – сказала она. – Отодвиньте тарелки, чтобы не запачкать. Вот.

Она медленно развернула бумагу, вынула шерстяной вязаный колпак мутно-зеленого цвета, расправила его, надела на кулак, повернула и прищелкнула языком.

Дамы молча выпучили глаза. Они, видимо, не знали, как отнестись к колпаку.

– От Нонпарель, – сказала Фук. Сказала таким тоном, что ясно стало: она спокойна, сдержанна и владеет собой, предоставляя другим ахать и сходить с ума от восторга.

И дамы поняли.

– А-а-ах!

Они поняли, что колпак потрясающе хорош. Что красота его и есть та сила, которая еще может спасти мир.

Три правые руки и одна левая жадно и трепетно протянулись к колпаку.

– Заметьте – какая форма! – тихо и с достоинством торжествовала Фук. – Совершенно гладко, а на темени шишка.

– Какая прелесть!

– Это сама грация!

– И вместе с тем величественно.

– Умоляю, уступите его мне!

– Ах, если бы он был желтым!

– Белым! Белым! К моему белому пальто!

– Я боюсь, что для меня он не подойдет, – простонала Дороти. – Я высокого роста, и шишку снизу не будет видно!

– А сколько же стоит эта прелесть? – робко спросила Джойс.

– Довольно дорого. Восемьсот франков. Но ведь это Нонпарель. Я, откровенно говоря, пробовала поторговаться, предложила семьсот, но директриса прямо мне сказала: «Не говорите глупостей, вы ведь не дура».

– Я вовсе не нахожу, что это дорого, – сказала Бекки.

– Неужели она сказала, что вы дура? – восторженно переспросила Майкельсон. – В таком случае я беру колпак себе.

– Почему же непременно вы? – холодно остановила ее Бекки. – Мне он тоже нравится.

– Дорогие мои, – прервала их Фук. – Эта шапочка, конечно, уника, и Нонпарель никогда ни за какие деньги своих моделей не повторяет. Но я могу предложить вам следующее: я знаю одну копировальщицу, которая сделает вам точно такую же шапочку и вдобавок любого цвета.

– Да, но это уже не будет модель.

– Но кто же узнает? Точь-в-точь такая.

– Но тогда она должна стоить дешевле, – сказала Майкельсон, вспомнившая об экономии.

– Ну, конечно, – поспешила согласиться Фук. – Я уверена, что она возьмет не больше шестисот.

– Пятьсот пятьдесят, – твердо сказала Майкельсон. – Я и так сижу без гроша.

– Я постараюсь, – кротко улыбнулась Фук. – Я знаю ваше положение.

– Значит, мне такую же, но желтую.

– А мне белую.

– Мне такого же цвета, как модель.

– А я оставляю модель за собой, – уцепилась Дороти.

– Может быть, мне оставить ее за собой?

Но Фук решительно встала с места.

– Если мы сейчас же не поедем к Шанель, то мы сегодня не закажем ни одного платья.

Все испуганно вскочили.

Открытка:

Письмо:

– Алло! Это вы, Бекки? У телефона Фук. Дорогая, я жду деньги за шапочку, которую вы у меня купили.

– Ах, дорогая, это совершенно невозможно. У меня денег нет ни гроша.

– Так зачем же вы тогда заказывали этот колпак?

– Как – зачем? Какой детский вопрос! Заказывала потому, что он мне нужен. Не могу же я обойтись без спортивной шапочки. Не понимаю, почему вы нервничаете.

– Но ведь я же должна заплатить копировщице! – завопила Фук.

– Подождет ваша копировщица. Что? Бедная женщина? Почему непременно я должна содержать эту бедную женщину? Какая вы чудачка, Фук!

1934