Не чёрный квадрат, не иллюзия я,
А трогает форму, забыв про себя
Твой мир, как фатальности старый испуг,
Твой новый, забытый у имени – круг.
За то, что не стало фатальностью я,
За светлое небо в сапфирах любви,
За жизнь в монологах искусства – стоять,
Но верить, что страхом ты жив – позади.
А ловкое сердце не медлит, едва -
Ты стал этим утром – условно внутри,
Как стройное поле обыденных лет
От ран одиночества – видеть себя.
В забытом портрете ты смотришь – на юг,
На тонкие линии в спаянном сне,
А ловкий испуг, что хранится внутри -
Твой парус искусства от времени, вдруг.
Ты им, как и польза – натянешь игру,
Ты стиль от ранения в славной – руке
Используешь только на белой строке,
Что может искусству свой день – предсказать.
Над нами, где стала от памяти – сна
Вилять аллегорией нового – смерть,
Она подошла, словно к краю весна
И топко нам смотрит по ветру – наверх.
На ловком испуге ты видишь – себя,
Ты видишь то утро в притаенном сне,
А дух одиночества строит – вокруг
Наивное поле из степени – муки.
Она, что и время в пропавшей реке,
Она не забыта от тайного – имени,
Но парус натянешь по виду – строки,
Чтоб плыть одинокому ветру – отныне
На берег, куда ты не вытерт – умом,
На берег внутри от раскаяния мира,
Где сталось одно одиночество – сном
И тяжко в культуру уводит – прозрение.
Над тёмной окалиной в смерти – своей,
Над топкой картиной пришедшей весны,
Где стали одни одиночеству – сны
Такие угодные в странной развалине.
Внутри на испуге ты ждёшь – это я,
Ты стал, как и зимнее в форме – устоев,
Но берег внутри – одиночеству стоит
Идти этим ветром под снег – впереди.