Исподлобья тоски у пугливой реки
Только верит одна – беспросветная ноша,
Что за чёрной строкой, ей сегодня идти,
Спотыкаясь внутри – нам особо негоже.
Выли чёрные сны исподлобья руин,
Выли только зарёй и преклонному – виду
Нам садились, как лёд – уникальностью длин
И внутри от сатина развивали негоже
Эту маску войны, эту странную страсть,
Что и чёрная даль – неспокойно уносит
Между прошлым внутри, уникально упасть,
Между мыслью, как стиль в укоризне своей.
Нам по осени вид – только манит у длин,
Он особой главой на сатине – уносит
Препоясанный взгляд, о котором мечты
Неспокойному сердцу разыграли сомнение.
Но и чёрный на вид, удивлению стиль
Не уходит во тьму, не относит строение,
Как любви идеал между истиной той,
Что ценой непомерно удивляет – равнение.
Как фигуру возьму этот камень – руин,
Как отместку во снах изготовленной – гением,
По короткой главе между призраком – в нас,
Различая сатин в откровении времени.
По готической мгле он невидим, но сам
Откровению прячет свой сатиновый сад,
Свой удел между снов, окрыляя последний
Откровению подлинный образ – любви.
Словно чёрные крылья нам остались – одни
Эти строки внутри уготованной тернием
Монолитной природы, открывая которую
На сатиновой роли – по восточной главе
Я немного пройду, над рекой этой времени,
Где найдя, словно пустошь – утомлённую даль,
В беспросветной реке, в не откошенной ранами
Я узнаю тот сад над пугливой тоской.
Он в сатиновой мгле эту роскошь имён
Нам не видит внутри, нам опять окрылён,
Что гордящийся ангел к подлетающей тьме
Между прошлой окалиной времени – мне.