– Будь молодцом, покажи ей все, ладно?
Пока отец это говорит, он не отрывает взгляд от телефона. Меня это не удивляет. В выходные у нас состоится большое торжественное мероприятие с важными спонсорами, и он уже несколько дней занят последними приготовлениями. Вообще-то, за все отвечала наша бывшая домработница Лорен, если бы она не… да. Если бы она не сбежала. Из-за меня.
Нахмурив брови, он набирает последнее сообщение, а затем снова поворачивается к Пейсли. Она сидит на нашем диване совершенно неподвижно.
– Что ж, Пейсли. Рад, что ты теперь работаешь у нас, – он идет к входной двери. – Если тебе что-нибудь понадобится, просто попроси. Нокс тебе поможет.
Ах, так. Да неужели?
Пейсли, кажется, думает о том же, поскольку тонкие черты ее лица не могут скрыть недоверия. Более того, вид у нее такой, будто она предпочла бы уволиться сразу, а не начать работать с нами. Признаться, мне от этого даже смешно.
Входная дверь захлопывается, и на нас опускается тяжелая тишина, прерываемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Бледные щеки Пейсли розовеют. Она сжимает лямки своей спортивной сумки, лежащей рядом с ней на диване, и смотрит вниз, на свою чашку с кофе.
Я подхожу к холодильнику и достаю колу:
– Тебе точно нужна эта работа?
– А ты точно и дальше будешь вести себя как кретин? – едко отвечает она. Ясно, злится. Что неудивительно после моего поведения на трассе. Когда я закрываю дверцу холодильника и снова поворачиваюсь к ней, она смотрит на меня. Вид у нее воинственный, что совсем не вяжется с ее тонкими чертами лица.
– Учти, я буду жить здесь и смогу пробраться в твою комнату ночью в любое время, чтобы накрыть твое лицо подушкой.
Я усмехаюсь:
– Ненормальная.
Банка с колой шипит, когда я ее открываю. Я шумно делаю несколько глотков, а затем направляю банку на нее:
– Ладно, Пейсли. Давай-ка установим правила.
Она закатывает глаза:
– Вот это уже интересно.
– Во-первых, моя комната – табу. Я не хочу тебя там видеть. Моя личная жизнь – это твоя граница. Понятно?
Пейсли пожимает плечами:
– Мне все равно.
Я запрыгиваю на кухонный островок и делаю еще глоток:
– Во-вторых: мы по возможности будем избегать друг друга.
– Мы будем жить в одном доме, – отвечает она. – И как это будет?
– Я не об этом.
Мне становится жарко в толстовке у огня, поэтому я стягиваю ее через голову и кладу рядом с собой на гранит. Взгляд Пейсли на мгновение задерживается на моих руках, прежде чем она делает вид, что просто разглядывает мою футболку. Я снова с трудом сдерживаю улыбку.
– Конечно, мы будем видеться. Этого не избежать. Но ты будешь заниматься своими делами, а я – своими. Хорошо?
– Я все равно ничего другого не планировала, – говорит она. На мгновение она стискивает зубы, а затем вдруг фыркает. – Как ты думаешь, зачем мне нужна эта работа? Уж точно не для того, чтобы таскаться за тобой хвостиком и вздыхать по тебе. Может, ты к этому привык, но со мной тебе не светит. У меня есть приоритеты. И мне глубоко наплевать на тебя, Нокс. Семьсот пятьдесят долларов в неделю – вот что меня здесь держит. Не ты.
Ее гневный взгляд впивается в меня. Если бы я не видел пламени в камине, то поклялся бы, что это оно трещит в ее глазах.
– Значит, договорились.
Я легко спрыгиваю с кухонного островка и допиваю остатки колы. Пейсли на самом деле права. Я не привык к тому, что женщины мной не интересуются. И это до того странно, что пробуждает во мне какие-то чувства.
– Пойдем, я покажу тебе дом.
Только после этого она отпускает лямки спортивной сумки и снимает белый пуховик, настолько толстый, что я вспоминаю диснеевского персонажа Бэймакса. Ее волосы прилипли к шее.
– У нас есть сауна, – говорю я. – В следующий раз, когда захочешь вспотеть, не обязательно сидеть у камина в куртке.
Она бросает на меня злобный взгляд:
– Просто покажи мне дом.
С ухмылкой на лице, которая непонятно откуда взялась, я показываю на потолок:
– Здесь три этажа. Внизу гостиная, кухня, две ванные комнаты и та самая сауна. Снаружи – бассейн.
Пейсли следует за мной, пока я показываю в сторону панорамных окон, выходящих на просторную террасу с подогреваемым бассейном, а затем продолжаю идти по коридору вдоль лестницы. Я указываю рукой на узкую дверь:
– Это подсобное помещение. Там ты найдешь стиральную машину, сушилку и все, что нужно для уборки, в том числе чистящие средства и прочее.
Пейсли открывает дверь и заглядывает внутрь, после чего снова ее закрывает:
– Удивительно, что ты вообще знаешь про эту комнату.
Я облокачиваюсь плечом о косяк:
– Поверь, я знаю гораздо больше… удивительных вещей.
Кажется, она на мгновение задумывается, стоит ли ей что-то ответить, но потом просто поворачивается и указывает на лестницу:
– Что на втором этаже?
– Спальни, – говорю я, отталкиваюсь от косяка и машу ей рукой, приглашая следовать за мной. Поднявшись наверх, я указываю на первую дверь. – Это моя. Три соседние – гостевые. А дальше – комната моего отца.
Ее взгляд задерживается на последней двери из лакированного дерева, а затем падает на фотографию, стоящую на комоде из грубо обработанного дерева.
– Это…
– Из этой галереи видно все вокруг, – поспешно говорю я, прежде чем она успевает сказать то, что я не хочу слышать. Я резко отворачиваюсь и указываю на нижний этаж. – В туристической части здания точно такая же планировка. Удобно следить за постояльцами во время обеда.
Пейсли поглаживает деревянные перила балюстрады, глядя на люстру под потолком, и кивает.
– Хорошо, – она оборачивается и кивает на три свободных комнаты. – Значит, я буду жить в одной из гостевых комнат?
Я качаю головой и указываю на лестницу в другом конце галереи:
– Ты будешь жить в мансардной комнате. Там большая ванная и маленькая кухня. Так что у тебя будет больше личного пространства.
Она бросает на меня любопытный взгляд:
– Почему ты не занял эту комнату сам?
В груди снова сдавливает. Раньше мансарда действительно была моей. Кровать стояла прямо у окна, вмонтированного во всю наклонную стену, из которого открывается потрясающий вид на Скалистые горы. Мы с мамой столько раз любовались оттуда закатом, когда она укладывала меня спать. После ее смерти я не мог больше выносить этот вид.
– Она для меня слишком большая, – лгу я. – Я почти не бываю дома, и она мне не нужна.
Я отворачиваюсь от лестницы и смотрю на Пейсли. Она, кажется, снова погрузилась в свои мысли, облокотившись на балюстраду, и вновь обводит взглядом наше фойе. Судя по выражению ее лица, она очень впечатлена. Когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на освещенный внешний двор, желтоватый свет люстры падает на левую половину ее лица. Только теперь я замечаю припухлость, которая отчетливо видна рядом с ее глазом и под ним. Без задней мысли я протягиваю руку и осторожно провожу кончиками пальцев по покрасневшему месту.
Пейсли мгновенно реагирует, резко вдыхает воздух и отталкивает мою руку. Я даже испугался, что она упадет с галереи, настолько неожиданно она отпрянула.
– Что случилось? – спрашиваю я тихо, не особо надеясь на ответ.
И я оказываюсь прав. Пейсли отталкивается от перил и молча проносится мимо меня вниз по лестнице.
Я бегу за ней.
– Пейсли, подожди. Прости… Если не хочешь, не нужно… Эй, куда ты?
Глупый вопрос. Разумеется, я понимаю, что она хочет убежать, как только она натягивает свой костюм Бэймакса и застегивает молнию до подбородка. И меня это не должно волновать, так ведь? Но меня это, наоборот, тревожит. Сам не знаю, почему. Присутствие Пейсли мне почему-то… приятно.
Однако мне это вовсе не нужно. У меня есть принципы: никаких фигуристок. Случай с Харпер единичный и был ошибкой – я перепил и себя не контролировал.
Но сейчас я не пьян. Я чист, как горный воздух на лыжной трассе, и все же чувствую легкий укол, когда вижу, как Пейсли, раздув ноздри, хватается за сумку.
– Я приеду сюда завтра, после тренировки, – выдавливает она, стараясь придать своему голосу безразличный тон. – Раньше не получится.
– Хорошо. Хочешь, чтобы я… то есть… кто привезет твои вещи?
Краска заливает ее шею:
– Их немного. Сама справлюсь.
– Хорошо, – повторяю я. Мой взгляд устремляется к окну. На улице уже стемнело. – Как ты поедешь обратно?
Она пожимает плечами:
– На автобусе.
– На автобусе? – я смеюсь. – Пейсли, ты в Аспенском нагорье. Тебе скорее повстречается медведь, а не автобус.
– Тогда вызову такси, – она достает из кармана телефон, нажимает на экран, а затем останавливается. – Какой у вас адрес?
– Я тебя подвезу.
Она колеблется:
– А как же правило «ты будешь заниматься своими делами, а я – своими»?
Я уже направляюсь к комоду у входной двери, чтобы взять ключи от машины. Брелок в виде сноуборда звенит, когда я поворачиваюсь к ней:
– Начнет действовать завтра.
Пейсли переминается с ноги на ногу и поджимает нижнюю губу.
Я наклоняю голову набок и глубоко вздыхаю:
– Чего ты ждешь?
– Взвешиваю варианты.
– Ага. И какие же?
– Я думаю, будет ли встреча с медведем хуже, чем поездка с тобой.
– Можем проверить, если хочешь. Высажу тебя у ближайшего медведя, – я перебрасываю ключи из одной руки в другую и ухмыляюсь. – Или нет. Лучше не надо. Папа меня убьет, если его новая работница не сможет приготовить мне тарелку каши, так как оказалась в брюхе у черного медведя.
– Смешно, – она вешает сумку на плечо и вздыхает. – Ладно. Поехали.
– Ты, конечно, можешь взять сноуборд, – шучу я, открывая входную дверь, и мы выходим на улицу. Напольные лампы излучают теплый свет и освещают кружащийся снег. На улице лютый холод. – Если поедешь по трассе, то быстро окажешься в центре города.
Снег попадает Пейсли в глаз. Она несколько раз подряд моргает, а затем протирает глаза основанием ладони.
– Если бы я умела кататься на сноуборде, то, наверное, так бы и сделала.
– Ты не умеешь ездить на сноуборде? – недоверчиво переспрашиваю я и останавливаюсь. – Ты переезжаешь в Аспен и даже не умеешь кататься на сноуборде?
Пейсли хмурится:
– Тебя послушать, так это смертный грех.
– Нет, но… это так необычно. На лыжах тоже?
Она пожимает плечами и идет к моему «Рейндж Роверу»:
– Я умею кататься на коньках. Этого достаточно.
– Я как-нибудь тебя научу, – говорю я. – Сноуборд – это круто.
Пейсли открывает дверь переднего пассажирского сиденья и садится в машину рядом со мной.
– Скорее я сама научусь, – говорит она, бросив на меня веселый взгляд. – Сам знаешь… «Ты будешь заниматься своими делами, а я – своими».
– Ладно, как знаешь, – я включаю подогрев сидений, завожу двигатель и выезжаю с подъездной дорожки. – А я тайком сниму, как ты это делаешь.
– О, как мило. Сталкер.
– О, как мило. Компромат.
Она громко смеется:
– И для чего же именно?
– Кто знает. Когда-нибудь пригодится.
– Непременно.
Я усмехаюсь.
– Какую музыку ты слушаешь?
– Саймона и Гарфанкела, – сразу же отвечает она.
– Ясно. А что еще?
– Хм, дай-ка подумать… – с задумчивым выражением лица Пейсли просовывает кончик языка между губами. Я чувствую, что лучшая часть моего тела реагирует пульсацией. Пейсли отводит взгляд от дороги и смотрит на меня. – Я обожаю олдскул, например, Jackson 5. А еще Wham! О, и у Katrina and the Waves тоже есть классные песни.
– «I’m walking on sunshiiine».
– Уо-о-о, – подхватывает Пейсли. Она смеется. – А ты?
Я киваю на бардачок:
– Открой.
Когда она выполняет мою просьбу и ей в руки падает диск, она удивленно смеется.
– «Лучшее от Дисней»? – она поднимает брови. – Ты что, издеваешься?
Я смеюсь:
– Почему? Дисней – это круто.
– Ясное дело, – отвечает она, раскрывает коробку и вставляет диск. Начинается «A Whole New World» Аладдина. – По тебе не скажешь, что тебе нравится Дисней.
– Нет? А что, по-твоему, мне должно нравиться?
– Не знаю, – она улыбается. – Гангстерский рэп?
Теперь уже я громко смеюсь.
– Гангстерский рэп? А, ясно. Понятно. Ты застукала меня в мешковатых штанах, бандане и фальшивых золотых цепях.
– Не забудь про огромные перстни с блестящими долларами!
– Ну, и кто теперь сталкер, а?
Пейсли откидывается на спинку сиденья, заливаясь смехом. Этот милый звук заполняет весь автомобиль. В ответ на это по животу разливается теплое чувство.
Успокоившись, она весело поднимает коробку от диска.
– Нет, серьезно. Кто сейчас вообще слушает диски? У тебя что, нет Spotify? – она кивает подбородком в сторону радио. – У тебя есть разъем под телефон?
– Есть. Но мне больше нравятся диски, – мы выезжаем из горного массива, и я поворачиваю направо, к центру. – Они долговечные. В смысле, через пятьдесят лет ты, наверное, вряд ли сможешь отыскать песню, которая раньше была у тебя в плейлисте. Но с компакт-диском можно сказать: «Ой, минуточку, а ведь эта песня была на альбоме «Лучшее из…».
Пейсли смотрит на меня какое-то время, прежде чем на ее лице появляется слабая улыбка, которую нельзя никак истолковать.
– Я тебя недооценила.
Я бросаю на нее быстрый взгляд:
– Ты говоришь это уже второй раз. Может быть, не стоит никого оценивать, не узнав его поближе.
Кажется, я застал ее врасплох. Ее губы слегка приоткрываются, как будто она хочет что-то сказать, но затем снова закрываются. Прежде чем она успевает сделать еще одну попытку, я меняю тему:
– Где именно тебя высадить?
Взгляд Пейсли переходит от меня обратно на дорогу. У нее удивленный вид, как будто она даже не заметила, что мы уже покинули горную местность.
– Вон там, – говорит она. – Возле гостиницы.
Я останавливаюсь перед гостиницей, которую раньше навещал почти каждый день. Когда Ариа с Уайеттом еще были вместе. До того, как мой лучший друг изменил ей на шумной вечеринке после катания на лыжах. Полный идиот.