– Спасибо, Дэн. Запишешь на меня, ладно?
– Как обычно, Нокс, – отвечает мускулистый владелец «Лыжной хижины». Я знаю его уже давно. Мы вместе учились в старшей школе. Он был на год старше меня, прыщавый подросток с брекетами и руками цвета картошки фри. После окончания школы он уехал на год за границу, а когда вернулся, его было не узнать. Его худое тело вдруг превратилось в машину, а торс украсили разнообразные татуировки. Несколько лет назад у него появилась идея открыть свой бар-кафе прямо на склоне лыжной трассы, и это заведение стало настоящей золотой жилой. Бизнес процветает. Туристам особенно нравится его Фойерцангенболе, но я обычно прихожу сюда в перерывах между тренировками, чтобы выпить его энергетический чай. Как и сейчас. Рецепт он разработал сам, и, черт побери, штука получилась крепкая. Кофе с ним и близко не сравнится.
– Нокс!
Мальчик со светлой прической в стиле Джастина Бибера пробирается через столы и бежит ко мне. Это Гидеон. Он едва не опрокидывает один из стульев в огонь, когда неосторожно отталкивает его.
– Тревор украл мой сноуборд!
Мне едва удается не закатить глаза. Тревор. Эта маленькая дрянь. Я даже на две минуты не могу оставить группу в покое, чтобы он не натворил дел. Каждый раз я задаюсь вопросом, почему я вызвался провести время с ребятами из «Уэстонс». И, как всегда, правда в том, что мне это в радость. «Уэстонс» – это коррекционно-восстановительный центр, и мальчики дают мне возможность применить свои знания психологии. И я надеюсь немного изменить ребят к лучшему.
«Господи, как же хочется поскорее поступить на психфак».
Я опускаюсь на колени перед Гидеоном, стараясь не расплескать свой энергетический чай:
– Зачем он украл его у тебя, Гидеон?
Он не смотрит на меня, уставился в пол. Гидеону трудно смотреть людям в лицо. Из-за этого он ощущает себя неловко, что объясняется отсутствием у него чувства собственного достоинства.
– Не знаю, – отвечает он, судорожно вдыхая воздух и размахивая руками. – Я сделал прыжок, который ты нам показывал. А потом Стив бросил в меня снежком и…
– Гидеон, – перебиваю я его. – Смотри на меня, когда говоришь, хорошо?
Его взгляд по-прежнему устремлен на пол. Он поджимает губы.
Я кладу руки ему на плечи:
– Ты справишься. Мы с тобой на одной волне, понимаешь? Я не ставлю себя выше тебя. Мы равны.
Хоть и очень медленно, но Гидеон поднимает голову. Кажется, ему это дается с огромным трудом, но он в конце концов смотрит на меня.
– Очень хорошо, – говорю я. – Итак, Стив кинул в тебя снежком. Что потом?
– Я отстегнулся, чтобы побежать за ним. И тогда Тревор украл мой сноуборд!
Я на мгновение задумываюсь.
– Ты сделал прыжок, который я вам показывал?
Гидеон кивает, и мне все становится ясно: Тревор не терпит, когда другие лучше него. В глубине души он добрый парень, но как только он чувствует себя хуже кого-то, он становится агрессивным. Принижая других, он чувствует себя выше них, а значит, снова лучше. Замкнутый круг.
Я хлопаю Гидеона по плечу:
– Ладно, пошли на улицу. Разберемся.
Улыбка Гидеона становится шире:
– Как настоящие мужчины?
– Как настоящие мужчины, – подтверждаю я, открываю дверь и выхожу с ним на склон. – Поговорим друг с другом по-человечески.
По его выражению лица я вижу, что он имел в виду что-то другое. Это понятно, ведь он привык только к такому. От этой мысли мне становится грустно.
Мальчики болтаются возле хафпайпа, зарезервированного для них на два часа. Двое из них отрабатывают прыжок, который я продемонстрировал перед тем, как отойти в «Лыжную хижину». Трое других играют в снежки, а Тревора снова не видно.
Я вздыхаю:
– Останься с остальными, Гидеон. Я поищу его.
Это уже не первый раз, когда Тревор сбегает. На самом деле, он так делает постоянно. Тем не менее каждый раз это приводит меня в ярость. Мальчику всего тринадцать лет, а он умудряется действовать мне на нервы больше, чем мой главный соперник Джейсон Хоук.
Я прохожу мимо хафпайпа и оглядываюсь. На трассе полно туристов в пестрых костюмах, проносящихся мимо на лыжах и сноубордах. Со всех сторон до меня доносятся взбудораженные крики и радостные возгласы. Искать Тревора – все равно что искать иголку в стоге сена.
– Нокс, – вдруг слышу я голос позади себя. Когда я оборачиваюсь, передо мной стоит новенькая, которая так и не сказала мне своего имени.
Она до сих пор не купила лыжные штаны. Как и в прошлый раз, ее джинсы мокрые по самые щиколотки. При взгляде на нее я чувствую тепло, которое прогоняет все мысли о Треворе. По крайней мере, на пару секунд. Она мне улыбается, и я не могу не вспомнить ее цветочный запах, который я вчера в кино весь сеанс вдыхал полной грудью, боясь, что он быстро улетучится. То, как она на меня действует, ввергает меня в панику.
«Возьми себя в руки, Нокс. Она фигуристка, а значит, под запретом».
– Привет, – коротко бросаю я, отворачиваюсь и продолжаю искать глазами маленького гнома ростом метр шестьдесят с темной шевелюрой.
Я слышу, как она делает несколько шагов по снегу в мою сторону.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она. – Разве у тебя нет тренировок?
– Я свободен по четвергам после обеда.
Черт, где же этот мелкий гаденыш прячется?
– А, вот оно что, – ее профиль попадает в поле моего зрения. Она чешет щеку. Красные ссадины на белой коже. – Мы тоже закончили рано, потому что у наших тренеров какое-то совещание. Сейчас я иду к Гвен, Леви и Эрин в «Лыжный домик», – она колеблется. – Пошли с нами.
Я чуть не рассмеялся вслух. Не считая того, что Гвен, Леви и Эрин определенно не захотят сесть со мной за стол и вести пустую болтовню. Сама мысль о том, что я буду проводить время с группой из «АйСкейт», кажется мне абсурдной. Вчерашний поход в кино уже был ошибкой. Не стоило мне идти за этой девчонкой, когда я увидел ее с Уильямом. Это сильно противоречило моим принципам.
– Мне некогда, – резко отвечаю я.
– А-а. Ладно.
Я ожидал, что она расстроится, но в ее голосе слышится совсем другое. Более того, похоже, она даже немного успокоилась.
– Ищешь кого-то?
– Да. Пацана, который сейчас, вероятно, поджигает чьи-то штаны или крадет бутылку алкоголя в «Лыжном домике».
Она смеется:
– Это шутка, да?
– К сожалению, нет.
– Э-э, ладно. А хочешь, я тебе…
– Тревор!
Я оставляю девушку и бегу к мальчику, который вот-вот убежит от меня со смехом как у Румпельштильцхена. С трудом верится. Неужели этот гном решил, что его короткие ножки быстрее, чем у звезды сноуборда ростом метр восемьдесят семь?
Я хватаю это дьявольское отродье за ворот куртки. Сначала он пытается вырываться, но когда понимает, что у него нет шансов, успокаивается. Он оборачивается ко мне, пряча руку за спиной. Секундой позже я вижу, как на землю падает сигарета, которую он тут же зарывает ногой под снег.
Я скриплю зубами и раздраженно рычу:
– Ты меня совсем за дурака держишь, да?
Тревор пожимает плечами и ухмыляется:
– Немного.
Чтоб его, этого пацана. Во мне все сильнее разгорается желание начать учебу, чтобы знать, как с ним правильно себя вести. Но пока придется довольствоваться своими любительскими знаниями. Тревор хочет внимания, не более того. Тревор просто хочет внимания. Ему нужно, чтобы его заметили. Чтобы его услышали. Это фактически его крик о помощи. «Эй, вот он я. Подойдите ко мне и дайте мне почувствовать, что я не ничтожество».
Я вздыхаю.
– Послушай, Тревор, – голос у меня спокойный, хотя на самом деле мне сейчас хочется наорать. Чтобы быть с ним на одном уровне, я присаживаюсь перед ним на корточки. Это важно, чтобы он почувствовал себя комфортно. – Поверь мне, как сноубордисту, который побывал на очень, очень многих вечеринках и повидал многое: сигареты – это не круто. Как и наркотики. То же касается и алкоголя. Ты крут, если держишь себя под контролем. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Тревор хмурится:
– Да ты же постоянно бухаешь. О тебе только это и говорят.
– И именно поэтому я знаю, о чем говорю. Поверь, когда я говорю тебе, что это не круто.
– Тогда и ты не крутой, раз сам так делаешь.
В его голосе звучит упрек, и я горжусь им. Он должен научиться выражать свое мнение и делиться им, когда что-то ему не нравится.
– Что угодно, кроме этого, – соглашаюсь я с Тревором. Я мог бы сказать ему, что напиваюсь не для того, чтобы быть веселым, а потому что я разбит. Я могла бы сказать ему, что и он однажды станет таким же разбитым, если будет продолжать в том же духе. А еще я мог бы сказать, что алкоголь и наркотики только все усугубляют. Они заглушают боль, но после этого она всегда возвращается: внезапно, яростно и неумолимо.
Единственное, что я говорю:
– Кстати, твой Air-to-Fakie был очень классный. Респект.
Мой план срабатывает. В темных глазах Тревора загорается огонек, и я даже улавливаю намек на улыбку на его лице.
– Правда?
– А ты как думаешь? Я же не буду врать про Air-to-Fakie?
Я легонько толкаю его кулаком в плечо:
– Но ты должен извиниться перед Гидеоном. Воровать сноуборд – это тоже совсем не круто.
У Тревора пристыженный вид. Он прикусывает нижнюю губу, впечатывает носок ботинка в снег и пожимает плечами:
– Да. Ты прав.
Затем он убегает. Я наблюдаю, как он возвращается к остальным и коротко переговаривается с Гидеоном. Они обмениваются парой слов, не глядя друг на друга, а затем возвращаются к своим делам.
Я выпрямляюсь с улыбкой на лице. В такие моменты я горжусь не только своими мальчиками, но и собой. А это бывает довольно редко.
Вдруг я слышу громкий крик. Я оборачиваюсь и вижу, как один из старших парней, Стив, пинает своего брата.
– Да чтоб вас всех…
Я бросаюсь вперед, но тут же останавливаюсь, увидев, как между ними встает фигуристка. С силой, которую я от нее не ожидал, она оттаскивает Стива от его брата. Он пытается ударить ее, но она держит его на расстоянии вытянутой руки.
Все хорошо, думаю я, и сначала меня даже переполняет восхищение, пока она вдруг…
Пока она не начинает кричать на Стива. Я не могу разобрать все слова, да и не нужно. Достаточно того, что она повышает голос, ведь Стив особенный. С ним всегда нужно говорить спокойно. Не знаю, что он пережил дома, но он крайне чувствителен к громким голосам, особенно, если они адресованы ему.
Я понимаю, что она не со зла. Она просто хочет помочь. Вероятно, она действовала инстинктивно, поскольку в прошлом сама подвергалась насилию. Но, будь я проклят, я не могу себя контролировать. С каждой минутой меня все больше переполняет гнев. Эта фигуристка не имеет права вмешиваться. Это мои ребята! Она знать не знает, с какой стороны к ним подходить!
Стив реагирует мгновенно. Он ложится на спину, бьет руками и ногами и кричит во все горло. Туристы с любопытством поглядывают в его сторону, и я снова кидаюсь к нему.
Она стоит в шоке, уставившись на мальчика. Когда я подхожу, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и беспомощно разводит руки:
– Я не знаю, что…
– С дороги.
Моя хватка немного грубовата, когда я отодвигаю ее в сторону, но я слишком зол и расстроен, чтобы волноваться о таком. Я сажусь рядом со Стивом на снег и говорю с ним медленно и мягко, так, как мне объясняла его опекунша. Через некоторое время его крики прекращаются, а конечности тяжело падают на снег. Он по-прежнему дышит быстро и судорожно, но худшее уже позади. Он медленно поднимается, засовывает руки в карманы лыжных штанов и уходит. Я знаю, что ему нужно прийти в себя, поэтому отпускаю его. Он не такой, как Тревор. Он не хочет никого провоцировать. Просто у него натура такая… довольно неуравновешенная.
Когда я поднимаюсь, мое сердце по-прежнему быстро бьется. Только после того, как я отправляю парней обратно на хафпайп, я поворачиваюсь к девушке. Моя челюсть напряжена.
– Это еще что такое было?
– Я просто хотела помочь, – быстро отвечает она. На ее лице виноватое выражение.
– И это ты называешь помощью? Накричать на незнакомого человека?
– Он пнул мальчика!
– Тебе ничего не известно об этих ребятах!
Мой голос звучит громче, чем я хотел, но меня это бесит! Одним махом она разрушила все, что я строил неделями. Во мне все кипит, хотя она ни в чем не виновата. Она сделала, что смогла. Но, если честно, мне просто нужен повод, чтобы на нее злиться. Повод перестать думать о ее нежном смехе или сладком цветочном аромате. О тихом, беззащитном голосе. Я не слушаю ее и позволяю гневу взять верх.
– Просто уйди, ладно?
У нее такой вид, будто она увидела привидение. Похоже, мое поведение ее пугает. Это хорошо. Может быть, теперь она будет держаться от меня подальше, и я наконец-то смогу перестать о ней думать.
Фигуристка тяжело сглатывает, раздувает ноздри и вздергивает подбородок. Совершенно очевидно, что она думает обо мне в этот момент. В ее глазах я теперь последняя сволочь. Часть меня хочет, чтобы у нее было обо мне лучшее представление, представление о парне, который купит ей попкорн с маслом и посмеется с ней над шапочками из фольги. Часть меня хочет извиниться за свое поведение, но другая часть, мертвая часть, говорит, что оно и к лучшему. Что она для меня все равно табу, если я не хочу, чтобы меня утянуло на глубину.
Потому что с глубиной приходит тьма.