Надо закончить работу над списками заказов для гостиницы. И срочно. Крайний срок следующей поставки товаров почти прошел. А еще надо постирать и погладить постельное белье. Но я ненавижу гладить, честное слово, ненавижу. Кого вообще волнуют вмятины, которые все равно никогда не распариваются?
А еще я отправилась в поход. Не смогла удержаться. Утреннее осеннее солнце светило сквозь щель в шторах прямо в мое сонное лицо. Когда я встала и выглянула в окно, в небе возвышались горы, свободные, дикие и прекрасные. Они звали меня, и я подумала: я хочу быть такой же, как они, свободной и дикой. Может, они подскажут, как это сделать.
Я купила себе булку с яблоками в «Патриции» и отправилась в путь – в маминых походных ботинках, которые мне велики на два размера. Вот всегда так со мной. Вечно мне не везет. Ни с Уайеттом. Ни с Брауном. Ни с мамины ботинками. Просто отлично.
В воздухе пахнет мхом и терпкими древесными нотками. Листьями и каштанами. Меня окружает море желтых огней осин. Мне очень нравится. Они расцветают в октябре, являя цвета, которые скрывают круглый год. Все люди немного на них похожи, у всех октябрь на душе.
Мои шаги заглушает земля, и через несколько метров я слышу журчание ручья. Вода щедро омывает камни, стекая по тропинке, окруженной разноцветными полевыми цветами и мхом.
Я делаю снимок и сохраняю его в папке для особых моментов.
Пешеходный маршрут очень сложный. Он поднимается на высоту более девятисот метров по скалистым горам недалеко от центра города. Обычно тропа ютов – популярная туристическая точка, но ранним утром или поздним вечером здесь почти никого нет. Раньше я часто ходила этим маршрутом. В горной тиши есть что-то особенное. Я как будто даже слышу шепот листьев на легком ветру, слушаю, что они рассказывают о жизни. Когда я прихожу сюда, то чувствую себя иначе. По-новому. Как будто я оставила все проблемы дома. Нажала на «Стоп». Прощайте, мрачные мысли. Не сегодня.
Через некоторое время земляной грунт уступает место камню. Мелкие булыжники хрустят под ботинками. Свежий воздух охлаждает вспотевший лоб, пока я продолжаю подниматься. Дыхание становится затрудненным, а ноги начинают гореть. Я не ходила по этой тропинке уже больше двух лет, а за все время, проведенное в Провиденсе, я всего два раза выходила на пробежку. Даже у Уильяма выносливость выше, чем у меня.
Но потом я делаю последний шаг наверх и понимаю, что это того стоило. Только ради этого момента. Этой секунды.
Это тот самый миг воодушевления, который приходит лишь тогда, когда человек, совершенно того не подозревая, оказывается свидетелем волшебства.
Я неподвижно стою на валуне. Плечи поднимаются и опускаются в такт учащенному дыханию, а глаза оглядывают самый высокий склон туристической тропы. Они вбирают в себя каждый сантиметр, убеждаясь, что все здесь осталось точно таким же, как и прежде.
Ноги сами несут меня к дереву, которое будет принадлежать мне и Уайетту на веки вечные и еще чуть дольше. Мы были здесь так много раз. Очень много. По любому поводу. На мой день рождения. На его день рождения. На Рождество. Даже на Хануку, хотя мы ее не празднуем, но нам хотелось больше поводов, чтобы просто приходить сюда и верить, что каждая секунда этого момента особенная, верить, что мы особенные, наша любовь и все, что ее окружает, чему нет слов, потому что это было для нас очень важно. Впрочем, так было всегда. Для этого не нужен был повод. Уайетт был Уайеттом, самым дорогим моему сердцу человеком.
Когда моя канарейка Юта улетела, Уайетт пришел сюда, на этот склон, и привязал к дереву качели. Ничего сложного, просто две крепкие веревки и деревянная доска. Но он показал мне их и сказал, что нельзя держать птицу в неволе, что Юта теперь свободна, и что мне нужно только раскачаться как можно выше, и тогда я смогу полететь вместе с ней, и мы вдвоем станем свободными, как птицы.
Качели так и висят: ветер сдувает пряди с лица, когда я сажусь на деревянную доску. Медленно, почти осознанно, я цепляюсь за веревки и скольжу своими огромными туристическими ботинками по каменистому песку. Сначала медленно, потом все быстрее и выше, так высоко, что я перелетаю через край склона, и подо мной расстилается весь Аспен. Центр, похожий на поле для игры в «Пакмана», тропинки в горы, Серебристое озеро – все вместилось в пропасть высотой более девятисот метров.
Я не боюсь упасть, потому что я уже на дне.