Когда я открыла дверь кухни, то на меня посмотрело сразу четыре пары глаз.
– Сами́! – поприветствовали все, увидев меня.
Я же радостно закатила глаза и улыбнулась им. Затем направилась к плите, делая вид, что умею готовить. Скажу откровенно: я не умею… А когда мою посуду, то обязательно разбиваю какой-нибудь дорогой фарфор. Поэтому мама часто говорит, что моя будущая свекровь будет ненавидеть меня за то, что я истребляю ее дорогую посуду. А почему дорогую? Потому что мама обещает выдать меня за богатого бизнесмена-мусульманина. Для нее «богатый» и «бизнесмен» не отличаются определением.
Однако единственными мыслями, которые были в тот момент, это не упасть и не опозориться перед Мертом. А перед другими – можно. Не так трагично.
Мерт – с темными глазами, прекрасными, густыми, как смоль, волосами, которые постоянно зачесаны назад. Его резкие черты лица, как у модели, всегда соблазняли меня на грех.
Ну и что? Он сам виноват, зачем ему быть таким ухоженным и красивым?
Конечно, он же чистокровный турок, но его прадеды и деды родились в Бельгии. В отличие от нас, которые переехали сюда, когда мне был один годик. Хотя его родня славится связями в Турции.
Меня всегда восхищала доброта Мёрт. Его тёплая улыбка с очаровательными ямочками на щеках и живые, сияющие глаза были невероятно притягательны, даже если цветом они напоминали черную дыру. Он был схож с тёплым спокойным морем в предзакатные часы, когда волны лишь слегка колышут воду.
– Ходит слух, что ты можешь обыграть Али по видеоигре, – прервал мои мысли о нём Мерт. Он прямо глядел на меня, ожидая моих дальнейших слов.
– Валлагьи*, главное, чтобы вы не опередили тетю Зехре по слухам, – ответила я, на что Али закатил глаза и улыбнулся.
Он просто завидует, что я такая шутница.
А Мерт и Ада́м* засмеялись.
Сердце колотилось, когда я переводила взгляд на Мерта. Но я смогла сдержать напор эмоций, и не подавала виду, что только черные, как ночь, глаза способны вывести меня из строя.
Третий человек в комнате был также другом Али. Его зовут Ада́м, но он знаком с братом со старших классов. Принял он ислам после того, как стал дружить с ним.
У него светлые шелковистые волосы, которые он любит стричь, сколько бы друзья ни уговаривали его не делать этого. Его цвет глаз темно-серые, однако в них всегда искрится юмор и шутки. Даже если это иногда переходило границу, он никогда не признавался в этом. Поскольку чуточку склонен к нарциссизму, в то время как Мерт полная его противоположность. А брат стоит между ними.
Адам мне нравится, но как старший брат, поскольку он стал близок с нашей семьей, как и Мерт. Но Мерта я не считаю братом. Нет-нет.
Адаму и Али по двадцать два года, а Мерту – двадцать три. Мама последнего уже начала поиски невесты для сына. Если найдёт, моё сердце будет разбито.
– Сами заставит плакать кого угодно, так что готовься проиграть, – поддержал меня Мерт, похлопав по плечу Али. А потом перевел взгляд на меня и смотрел до тех пор, пока мое сердце словно не остановилось.
Но я прервала этот притягательный зрительный контакт и отвела взгляд, дабы скрыть свой румянец. И ещё чтобы моё глупое сердце перестало так сильно реагировать даже на его простые взгляды.
– Мы хотели, чтобы ты сыграла с Али, – сказал Адам.
– Чтобы вы могли издеваться над ним? – спросила я, сосредоточившись только на нём, так как не хотела смотреть на Мерта и думать не о том.
– Да, – ответил Адам.
– Тогда я в деле, – сказала я, хитро улыбаясь, и посмотрела на брата.
– Только в твоих мечтах, сестренка, – ответил тот, выводя смеющихся друзей с кухни.
Широко улыбаясь, я проводила их, но моя улыбка погасла, как только я вспомнила школу.
Школу, что стала для меня адом.
***
Я открыла глаза от настойчивого стука в мою комнату.
– Самия, проснись, ты опоздаешь в школу.
– Я уже проснулась, Валлагьи, зачем так стучать? – крикнула я и спрятала свою голову под подушку.
Но, даже не заметив, как снова беззаботно уснула, я резко распахнула глаза, когда в мою комнату вошли, не постучавшись. И это был мой брат придурок.
– Я же сказала, что встала! – Кинула я на него свою подушку.
– Полчаса назад, что ли? – ответил он и начал изучать мою комнату и трогать то, что спокойно лежало на моем рабочем столе.
Я резко встала, гневно откинула свои непослушные волосы, словно они виноваты, что я проспала и сказала:
– Уходи, мне нужно переодеться.
– Ты еще полностью не встала, какой переодеться? Иди умойся, – сказал он, показав на меня рукой.
– Зато я встала на утреннюю молитву, в отличие от тебя, – горделиво ответила я, рукой указывая на дверь.
А он всё еще стоял там, поглядывая на фотки, повешенные на стене. А именно, фотки наших походов. Есть даже тот, что был сделан до секунды моей рвоты после каруселей.
Али редко заходит сюда, поэтому такое любопытство.
– Мама! Из-за Али я опоздаю в школу, – закричала я на открытую дверь.
– Али! Оставь ее! – ответила она с первого этажа.
– Из-за Али опоздаю, – повторил он мой тон писклявым голосом и направился на выход.
А я осталась стоять и злорадно улыбаться уходящему брату.
Но мне все равно пришлось выйти и умыться. Я поблагодарила маму за завтрак, который не успела съесть, и, напевая себе под нос, пошла переодеваться.
В школу я не носила темные вещи, потому что таким образом я куплю себе билет в цирк, где в главной роли буду я. То есть главным уродцем, который будет веселить зрителей и получать от них насмешки.
Я удивлена, что кусок ткани на голове женщины может заставить целый мир встать за «свободу» «угнетенных» женщин, которым плевать на их понятие свободы.
Мой папа тоже так сказал. Кстати, папа большую часть времени не остается дома. Он приезжает только по пятницам и проводит с нами выходные. А в понедельник возвращается снова на работу. А работает грузчиком почти на другом конце Бельгии.
Я очень скучаю по нему. Иногда мне его не так хватает, но я знаю, что он работает для нас. Для семьи.
Однако все мои мысли возвращаются к школе.
Ни разу я не просила маму, чтобы она перевела меня, поскольку в других школах меня заставили бы снять платок.
Я бы хотела спросить тех, кто кричал об угнетениях для женщин в исламе: «Где ваша свобода, о которой вы так яростно кричали? Где она, когда мы требуем ее?»
Но не суть.
Возвращаемся к приятному. Сегодня я надела серую толстовку с надписью «Иногда я жалею, что я не осьминог и не могу ударить сразу восемь человек».
Ну да. Я сама удивляюсь своей «дружелюбности».
А под толстовкой я надела черные широкие штаны, которые не выделяли мою фигуру. На голове я завязала светло-серый шарф, который покрывал мою шею и половину плеч. Подкрасив ресницы тушью и скрыв небольшие изъяны кожи – мелкие прыщи, я нанесла на губы освежающий блеск.
И вот я готова.
Прокричав маме, что ухожу и как люблю ее, хоть мне не нравится, что она будит меня утром, я пошла в Джагьаннам*, ой, то есть в школу.
А пешком дойти до нее не составляло большого труда, потому что она находилась в получасе ходьбы от дома.
На улице было солнечно, и безоблачное небо заставляло меня улыбаться и кружиться на месте. Прохожие смотрели на меня как на больную. Но мне было все равно, ведь у меня выработался иммунитет к «яду». А ветерок, трепавший мой шарф, приятно охлаждал меня от солнечных лучей, которые, казалось, отчаянно желали испепелить меня.
Когда я подошла к воротам школы и прошла через них, как и остальные ученики, меня встретили с презрением и ненавистью. Как обычно.
Через ворота школы была территория, похожая на парк, где ученики занимали свои места во время перемен, каждый на своем иерархическом месте. Я же была на самом низком.
Одно, что делает меня счастливой, – это ждать брата после работы возле футбольного поля, где Мерт проводит свое свободное время.
Я подошла к своему шкафчику и, открыв, взяла все необходимое для урока. Биология была первым, а после музыка. Чертова музыка, которая мне надоела. Все так ждут, что я запою, но я говорю, что я не пою, потому что не хочу, как и все в классе. А не из-за религии, хотя это тоже правда.
Найдя кабинет биологии, я зашла внутрь и оказалась почти последней, кто это сделал.
«Но учителя еще не было…» Не успела я подумать об этом, как он вошел.
– Прекрасный день, согласны?
Большинство учеников закатили глаза на это и начали рассаживаться по партам. Я села на предпоследнюю и стала ожидать урока. Но учитель, повернувшись к ученику, который носил кепку, сказал:
– Прошу снять всем головные уборы в помещении.
– Тебя это тоже касается, Макаддам, – сказал Ленден Маес, указав на меня, после чего все начали смеяться.
Я глубоко вздохнула и проигнорировала его, как проигнорировал учитель его оскорбление в моя сторону.
Они – четверка идиотов, достающих меня, из-за которых я чувствую себя в школе ужасно. Ленден и Ларс – близняшки. Николас и Лаура – пара.
И именно Ленден всегда меня достает, как будто ему дали указание мучить меня каждый день. А Николас ко мне безразличен, как и его девушка. Не знаю, почему они все еще вместе, ведь ходит столько слухов, что они изменяют друг другу. Даже дошли до тети Зехре, которая обычно в курсе новостей лишь нашего района.
– Или ты не послушаешь учителя? – спросил Ларс, близнец Лендена.
Они были похожи как две капли воды: оба с волнистыми светлыми волосами, светло-карими глазами и натренированными телами, так как с самого детства занимаются баскетболом. Я даже удивляюсь, как их родители не путают их. Хотя, возможно, это и не так сложно. Стоит спросить у тёти Зехре, она, кажется, знает всё на свете.
– Макаддам, – вывел меня из мыслей учитель.
– Да? – спросила я.
– Прошлый урок мы обсуждали группы белков. Что ты можешь сказать нам на эту тему?
– А… – задумалась я, но всё смотрели на меня, а это усугубляла ситуацию.
Я нервничаю, если на меня направлено столько глаз. Особенно если это глаза исламофобов. Я даже не думаю о чертовых белках, потому что мои мысли только о том, что они думают. Как стали ненавидеть меня просто так.
– Николас Мартенс. – Посмотрел на него учитель.
Он оторвался от телефона и перевел безразличный взгляд на меня, затем на учителя, после чего начал:
– Белки по составу можно разделить на две группы: простые и сложные. Простые белки состоят только из аминокислотных остатков и не содержат других химических составляющих. Сложные белки, помимо полипептидных цепей, содержат другие химические компоненты. К простым белкам относятся РНКаза и многие другие ферменты. Фибриллярные белки коллаген, кератин, эластин по своему составу являются простыми.
– Молодец, всё запомнил. А тебе Макаддам советую нанять репетитора для лучшего понимания биологии.
– Хорошо, – ответила я, опустила взгляд на парту.
– Что вы такое говорите? – шутливо спросил Ленден, а после добавил: – Ей нельзя находиться с мужчиной в одном помещении, не дай Бог еще залетит от общего воздуха с мужчиной.
Все ученики начали гулко смеяться, пока Ленден раздавал всем рукопожатие, которое означало, что он выиграл. Но я еще не закончила.
– Существуют женщины-репетиторы, задрот, – ответила я, даже не взглянув в его сторону.
– Извини, всё равно не получится, потому что, как я знаю, харам даже дышать в исламе.
– Это почему? – спросил Николас, неожиданно, но было понятно что ему просто любопытно.
– Воздух состоит из мертвых частиц, а мусульмане, как считается, чисты для этого.
Я закатила глаза и проигнорировала его комментарий. Пыталась, хоть хотела ответить этому идиоту.
Да, люди бывают жестокими и тупыми. А если объединить оба качества, то зарождается клоун-мутант. Примером стал мой одноклассник – Ленден Маэс.
– Всё. Закончили дискуссию, – хлопнув в ладоши, заявил учитель, но его никто не послушал. Особенно я.
– Если бы это было дискуссией, то Ленден Маес давно принял бы ислам, – сказала я и прокляла себя. Когда я научусь держать язык за зубами?
– Только если меня мертвого понесут в мечеть, – ответил Ленден. После этого в классе понеслись хвалы Лендену, и все начали хлопать ему в ладоши, пока учитель пытался их успокоить.
– Ну, после смерти уже поздно, никто не будет нести твой вонючий труп, – сказала я, поправляя шарф на голове.
Николас издал звук, похожий на смешок, а Ленден посмотрел на друга взглядом «Какого черта?». Тот пожал плечами и вернул свой взгляд на телефон.
Ленден снова перевел взгляд на меня, после того как учитель отвернулся,
– Не говори так со мной, – сказал он и затем сделал движение, будто резал себе горло, имея в виду мое горло. А я в ответ показала ему безымянный палец, после этого вернулась к несчастной биологии.
Мама всегда говорит мне держать язык за зубами и не отвечать, даже если хочется. Но они сами начали. Я не могу сидеть и слушать, как меня оскорбляют.
***
Сегодняшний день никто не может испортить, даже идиот Ленден. Удивительно, что он ничего мне не сделал, учитывая, что был зол. Обычно он взламывает мой шкаф и прячет туда «подарки». Чаще это бывают дохлые крысы, которые будут вонять всю неделю. А по приходу домой меня спрашивают, жива ли я, потому что от меня пахнет трупом.
А я отвечаю, что нет, поскольку после конца школьного дня я чувствую себя мертвой. Но не сегодня, потому что я уже вижу Мерта, который играет в футбол на поле. Сжимая лямку своего рюкзака, я ускорила шаг, чтобы наконец увидеть его поближе.
Я приблизилась к сетке, заметив меня, он остановился и направился ко мне. Я глубоко вздохнула и, поправив шарф на голове, ожидала его.
Когда он приблизился, я с восхищением смотрела на мокрые, наверное, от воды волосы. И его прекрасное лицо, которое искренне улыбнулось, увидев меня.
– Сами, – сказал он, схватив за металлический сетчатый забор.
– Привет. Играешь?
– Хочешь тоже?
– Мне и школы достаточно. Там у нас такой исламофобский футбол, – сказала я, закатив глаза.
– Тебя обижают? Ты же знаешь, что Али и все мы можем надрать чью-то исламофобскую задницу.
Я смущенно улыбнулась, пока он разглядывал меня. И делает это так, словно впервые видит.
– Да я сама кого угодно могу заставить плакать. Забыл?
– Нет, как я мог? Особенно утром, когда Али жаловался на тебя маме по телефону.
Я засмеялась, запрокинув голову, и через смех ответила:
– Когда меня будят, я всегда в плохом настроении.
После этого он кивнул и не сводил с меня взгляда, так же, как и я. Его глаза, были как черная дыра, которая тянула меня к нему. Даже когда он щурил их от солнечного света.
Мы стояли и смотрели друг на друга, словно весь остальной мир для нас не существовал. Собственно говоря, это было правдой. Для меня было плевать на всё, кроме его взгляда, заставляющего забывать всё плохое, что случалось со мной за день.
Однако незаметно перевела взгляд на его крепкую грудь, которая, казалось, состояла из 99,9 процентов из мышц. И восхищалась, но передернула, и прокляла себя сотый раз за день, и сказала:
– Я тут посижу послушаю урок по литературе, пока брат не придет.
– Конечно, – сказал он и, просунув руку через забор, легонько щелкнул меня по носу. Он всегда так делает, и это заставляет мое сердце биться, как у победителя-скакуна на соревнованиях.
Я направилась к скамейке. Вокруг нее было несколько многоэтажных домов, а поле и скамейки были погружены в тишину, если не считать проезжающих велосипедистов.
Солнце не жарило меня, потому что я села на ту часть скамейки, куда падала тень от прожекторов на поле. Небо все еще было безоблачным, но ветерок пропал и не освежал мой макияж, который, наверное, потек.
Как потекла я сама, увидев Мерта.
Включив на телефоне нашид, я надела наушники и стала наблюдать за тем, как профессионально Мерт умеет играть в футбол играет.
Время от времени он кидал на меня заинтересованные взгляды, пока я смущалась в беззвучном режиме. Мне нравилась вся эта атмосфера, даже если с меня текал пот, а ноги, в которые не попадала тень, жарились на солнце.
Я же говорила, что никто не сможет испортить этот день, и с этим утверждением было согласно и мое сердце. Однако, увидев Гёкче, я закатила глаза и пожалела уже об испорченном дне.
– Ассаламу алейкум*, – сказала она и села на скамейку рядом со мной.
– Алейкум ас-салам*, – ответила я.
Гёкче – сестра Мерта, и та, с кем наши родители и сам Мерт пытаются нас подружить. Но мне не очень хочется с ней дружить. Особенно, если наш последний разговор был таким:
– Ты любишь сладкое? – спросила я.
– Да, но сейчас я на диете 100 дней без сладкого. Это избавляет от прыщей.
– Ну от прыщей это не поможет.
– Помогает еще как.
– У тебя вообще нет прыщей, как оно помогает?
– Вот именно, – сказала она, а я нахмурилась.
– Я никогда не видела у тебя прыщей, – имелось в виду комплимент, но вышло так себе.
– Я лучше знаю, есть ли у меня прыщи, не думаешь? Или ты вообще не умеешь думать.
После ее слов я встала и открыла дверь в своей комнате, а она, поняв «намек», молча вышла.
Мы с ней никогда не будем друзьями. Но когда я сказала так Али, он ответил: «Никогда не говори никогда».
Но в этом случаи «никогда» имеется в виду никогда.
––
*ВалЛахи – (араб. والله) – арабское выражение, означающее: «(Клянусь) Аллахом!».
*Адам – Ударение на второй слог!
*Джаханнам – Ад (араб. جَهَنَّم).
*Харам – определение запретного для мусульман.
*Ассаламу алейкум – приветствие и прощание на арабском языке который используют все мусульмане.
*Алейкум ас-Салам – ответ на приветствие.