Я выдыхаю дым в бледно-розовый рассвет,
Мои ноги не идут – ведь им некуда идти,
Никого не спасает никотин из сигарет,
Это придумали для ваших песен о любви…
MACAN, Без названия
Закинув руку за голову, прикуриваю и возвращаю зажигалку на тумбочку. От первой затяжки горло сводит горькой судорогой. Сразу делаю вторую и спокойно выдыхаю дым в потолок.
Когда слышу шаги в прихожей, нахмуриваюсь.
– Ва-ань, – тянет Алиса, появляясь в спальне и развязывая узел на белоснежном полотенце. – Может, на второй круг? Ну его, этот твой город? Оставайся, а?
Окинув мимолетным взглядом стройное гибкое тело, прикрываю глаза, ощущая, как медленно тлеет сигарета между пальцев.
– Нет. Мне надо домой.
– Ну… почему я тогда не могу полететь с тобой? А?
Блядь.
Женщины милы и беззаботны ровно до той поры, пока им не ударит в башку сделать что-то по-своему. Тогда они даже не подумают ни о тебе, ни о ваших общих договоренностях. Просто потому, что ее левая пятка так захотела.
Яркий пример – Алиса Бах.
Выглядит вполне женственно и даже ведет себя послушно. Вела. Ровно до тех пор, пока ей не понадобилось поставить на место мою без пяти минут бывшую жену.
В отговорки типа «тебя искала, милый» я не верю. Только не женщине.
– Я просто хочу все время быть с тобой, – застегнув атласный лифчик, Алиса укладывается под боком и обхватывает мой торс рукой. – Знать, чем ты живешь. Кормить тебя, спать только с тобой, быть преданной только тебе.
– Выгуливать по времени… – продолжаю хмуро.
– Ну почему сразу выгуливать? – насупленно возражает Лиса.
– Тебе бы собаку завести с такими хотелками. А я отдельный человек.
Затушив сигарету в пепельнице, потираю плечо и прикрываю глаза. Договариваю расслабленно:
– Чем я живу – тебе лучше не знать.
Тонкая рука ласково треплет мой заросший щетиной подбородок.
– Собака у тебя тоже есть, Вань, – обиженно выговаривает она. – Ты даже ее доверить мне не можешь… А детей как доверять будешь?
– У меня не будет детей, – безразлично отзываюсь.
Об этом я тоже говорю раз в шестой. Что о стенку горох, ей-богу!..
– Мне иногда кажется, что своего Полкана ты любишь больше, чем меня, – игнорирует Алиса мое признание.
– Я ни-ко-го не люблю, – четко произношу. – Хватит нести чушь. Одевайся, иначе я не успею отвезти тебя домой.
– Я не хочу домой, – снова возражает она.
Это не баба, а сущее наказание.
Подскочив, отбрасываю простыню и подхожу к шкафу, чтобы взять чистые трусы. Следом впрыгиваю в джинсы и натягиваю белую футболку, поправляя швы на рукавах.
– Я не хочу домой, – повторяет Алиса, привлекая мое внимание тем, что сладко потягивается.
Защелкнув замок на часах, снисходительно на нее смотрю.
– А куда ты хочешь? К Полине? – называю первую попавшуюся на ум подружку.
– А при чем тут Полина? – смотрит Алиса с подозрением и приподнимается, опираясь на локти. – Она что, звонила тебе?
– Нет. А должна была? – усмехаюсь.
Пока складываю бумаги в кейс, эта ненормальная напрыгивает сзади и больно кусает за шею.
– Ты охренела, Лис?
– Я больше не буду дружить с Полиной. Не понравилось мне, что ты про нее вспомнил, – смеясь, теперь целует то же место.
– Я даже не помню, как твоя Полина выглядит.
– А все… нет никакой Полины, Ванечка. Забудь.
Зацепившись ногами за мои бедра, Алиса оказывается спереди и смотрит мне в глаза.
– Ты мой, – шепчет она ласково, обнимая ладонями лицо.
– Я свой, – аккуратно скидываю ее на пол. – Одевайся уже. Иначе отвезу к Свете.
– Нет, он и Свету помнит, – ворчит она, пока выворачивает джинсы.
В машине снова заводит тот же разговор.
– Ты с ней едешь, да? – спрашивает прямо.
– Я один еду.
– Но она… твоя бывшая, тоже там будет?
– Возможно, – кидаю на нее предостерегающий взгляд.
Вообще, она в курсе, что на тему Таи лучше со мной не связываться…
– Хорошо, что она раскоровела, иначе я бы ревновала пипец как, – с привычной легкостью произносит гадость Алиса, пока красит губы.
Щелкает солнцезащитным козырьком и смотрит прямо перед собой, а у меня внутри словно красную тряпку вывешивают. Ноль здравого смысла…
– Что ты сказала? – зловеще повторяю.
– Что ревновала бы…
С опаской посматривает.
– Нет, до этого…
– Ааа… что жена твоя бывшая раскоровела. Ты ее видел вообще? Раньше гораздо стройнее была.
По одному взгляду Алиса все понимает и замолкает. Дышит тяжело, закрывая замок на сумке, а потом смотрит в окно.
– Вань, – скрипит зубами. – Я…
– Выходи, – говорю, останавливаясь у ее подъезда.
– Вань…
– Иди, Алиса, – перегнувшись через нее, распахиваю дверь.
Вцепившись в руль, дожидаюсь, пока она вытащит свою худосочную задницу, и резко срываюсь с места.
Рубит не по-детски. Еще и машина ни хрена не едет. Надо перегнать «Рендж Ровер» в Москву, хватит этой китайской экзекуции.
Пока регистрируюсь на рейс, прохожу досмотр и занимаю место рядом с иллюминатором, на телефон поступает полсотни звонков от Алисы. Вырубив его, до самого конца полета сплю, вообще ни о чем не думая.
Когда оказываюсь в городе, первым делом доезжаю до знакомого старого двора и, бросив тачку, лечу на третий этаж.
Стучусь как ненормальный, пока Громов не открывает.
– У тебя все признаки психопатии в стадии обострения, Соболев, – сообщает друг сонно, растирая помятое лицо.
Войдя в квартиру, зову:
– Полканыч, ты где?
С кухни доносится глухое сопение, затем слышится цокот тяжелых неуклюжих лап по скользкому ламинату и в меня врезается мохнатое чудо. Слюнявое до чертиков.
– Привет, Поль, – ерошу темную шерсть на спинке, искренне смеясь.
Обнимаю крепко, выдыхая. Я дома.
– Валите отсюда оба на хер. Я спать хочу, – ворчит Костян.
– Ты один? – спрашиваю мимоходом.
Снимаю поводок с вешалки и цепляю его на ошейник.
– Нет, блядь, с Даздрапермой. Прикинь?
– Имя красивое, – хвалю, подхватывая на руки Польку.
– Ты еще фамилию не слышал, – бурчит Громов.
Попрощавшись, тащу дудля в тачку и, усадив рядом, снова поглаживаю. Хорошо на душе становится.
Так и сидим, встречая одинокий рассвет в родном городе. Вдвоем. Полкан скулит в руку.
– Ну че, странник, – завожу двигатель, ощущая внутри небывалое спокойствие. – Поехали домой?