Такова была история, которую предстояло переделать в угоду Лилии, но Ханна верила, что в нужный момент вдохновение ей не откажет, поэтому решила не тратить ни минуты времени, отведенного на любование чудесным октябрьским деньком. Осеннее солнце светило как‐то по-особенному ярко, словно его лучи, пронзая золотые кроны деревьев, насыщались цветом и раскрашивали груды опавшей листвы с удвоенной силой. Улицы были добела выметены восточным ветром, дымовые трубы и крыши домов рисовались четкими контурами в прозрачном голубом небе, а звуки голосов, шагов, машин и конных повозок далеко разносились звонким эхом. В садах цвели астры и георгины, алели гроздья рябин, как будто весь город вывесил флаги, и когда Ханна переходила через Грин, падение спелого каштана прозвучало глухо, словно украдкой, стыдясь внести диссонанс в общее ликование. Плод лежал поверх опавших листьев, выглядывая глянцевым бочком из треснувшей колючей зеленой кожуры, и Ханна наклонилась, чтобы поднять его, но передумала и оставила лежать, где упал. Когда школьники высыплют на улицу после учебы, кто‐нибудь из них подберет каштан, а ей довольно и памяти об ощущении тяжеленького гладкого шарика в ладони, как будто она его подержала. И действительно, подумала мисс Моул, насколько благословеннее помнить или надеяться на обладание в будущем, чем схватить и зажать желанную вещь в кулачке; наверное, и Бог, чьи планы, предначертанные для его созданий, постоянно расстраиваются из-за своеволия последних, нашел вдохновляющей идею хотя бы такой компенсации.
– И это хорошо, – пробормотала Ханна, бросив взгляд на англиканскую церковь в доках.
Не было времени пойти вокруг холма, чтобы полюбоваться на реку; придется спуститься по Чаттертон-стрит, мимо поворота на Ченнинг-сквер, где Ханна может столкнуться с миссис Виддоуз. Впрочем, риск невелик: бедняжка, должно быть, дремлет у очага в заставленной мебелью гостиной, в то время как женщина, которую вдова уволила с прискорбным пренебрежением – прекрасное слово, хотя Ханна так толком и не научилась его правильно произносить, – участвует в красочном карнавале природы. Мисс Моул сознавала, что ее вклад в праздник скорее духовный: в ее внешности не было ничего, что украсило бы пейзаж, поскольку ее платья всегда отличались практичным оттенком, но она держала голову высоко и шла бодро, наслаждаясь хрустом веток и шуршанием листьев под ногами.
Узкая дорожка, по которой она спускалась, расширялась на перекрестке, встречаясь с другими. Величественная Авеню находилась по левую руку; еще одна дорога, затененная деревьями, вилась вверх от реки; справа широкая тропа огибала край Даунса, куда можно было попасть, поднявшись прямо на пригорок, а концы всех этих путей стягивались в единый узел у питьевого фонтана для людей и животных.
Трудно было поверить, что неподалеку раскинулся большой город. Местность располагала к отдыху и чинным прогулкам, здесь семенили змейкой вереницы старшеклассниц, поскольку пристойное воспитание, помимо прочего, предполагало наслаждение природными красотами, и неспешно прохаживались в тени деревьев благородные леди в маленьких шляпках и платьях с турнюрами. Здесь не было места столкновению нового и старого, ветхости с роскошью, и Ханна, возможно, меньше любила бы эту часть Верхнего Рэдстоу, даже несмотря на деревья, если бы та не выросла на месте более древней и если бы Ханна не знала, что до скромной на первый взгляд, но дикой в своей первозданности земли на том берегу реки, таящей скальное основание под упругим дерном, рукой подать.
Даунс не считался загородом, но очень походил на сельскую местность. Его ровные луга простирались, насколько хватало взгляда, обрамленные с трех сторон домами и дорогами, а с четвертой – обрывистым берегом; на равнине там и сям встречались огромные деревья и старые кусты терна. Вязовая аллея вела прямиком к дому Лилии, и, шагая в пестрой тени листвы, Ханна слышала цокот копыт, скрип кожи и звяканье металла и думала, как все это вписывается в пестрый характер Даунса: и всадники (наверняка на наемных лошадях), и овцы (наверняка с грязными боками), усердно пасущиеся на травке, и пинающие футбольный мяч юноши, в чьих голосах слышался сильный рэдстоуский акцент. И всегда, казалось Ханне, даже если идет дождь, облака над этим местом проплывают выше, чем где‐либо в мире; она слышала, как Лилия хвасталась, что за исключением суббот и воскресений вид из ее окон напоминает частный парк. К сожалению, дом Лилии, который уже мелькал красными и белыми пятнами за деревьями, невозможно было принять за образчик прекраснейших загородных особняков Англии. Его построили по заказу отца Эрнеста под конец жизни старика, и попытка возвести нечто вроде небольшой елизаветинской усадьбы споткнулась о решимость заказчика не допустить сомнений относительно его происхождения, поэтому под плоским фронтоном верхнего этажа нижний выпирал эркерами и парадным крыльцом. Черепица была ярчайшего оттенка алого, какой только можно купить за деньги, а кирпичную кладку скрывал слой белоснежной штукатурки. Сад отделялся от дороги широкой лужайкой, огороженной столбиками с цепями, и откровенный намек на то, что территории сада Спенсер-Смитам и так хватает с лихвой, бессовестно истолковывался мальчишками как приглашение покачаться на цепях. Даже в Лилиной бочке меда есть ложка дегтя, подумала Ханна, и ослепительно улыбнулась напрягшемуся в ожидании нагоняя маленькому хулигану, а потом неожиданно для себя еще и весело подмигнула ему и шагнула в ворота, за которыми ее встретило сияние белизны, красного и желтого.
На ступеньках не было ни пятнышка грязи, дверной молоток сверкал на солнце, хризантемы в горшках, расставленных на крыльце ярусами, так и манили, и Ханна только успела сунуть нос в цветок, наслаждаясь его горьковато-сладким запахом, как дверь открылась. С точки зрения горничной, это было плохое начало, и то ли в наказание, то ли быстро оценив, какое место посетительница занимает в свете, она отвела Ханну в маленькую комнатку нежилого вида. Здесь смиренные просители сидели на краешке стула; здесь же хранились книги, неподходящие для библиотеки Спенсер-Смитов. Мисс Моул подумала, что классики наверняка выставлены на виду, чтобы создать выгодное впечатление о хозяевах, а сюда сослали томики с книжных развалов, детскую литературу и произведения писателей, в чьей известности и благонадежности хозяйка дома сомневалась.
Ханна взяла книгу и приготовилась ждать, но Лилия, видимо, предпочитала не тянуть, если ее ждали дурные вести, и, тактично выразив неудовольствие, что кузину оставили в нетопленой комнате, привела мисс Моул в светлую из-за обитой веселеньким кретоном мебели, разожженного камина и яркого солнца гостиную, жизнерадостно поинтересовавшись, неужели гостье дали полдня выходного.
– В каком‐то смысле у меня действительно выдался свободный денек. И прекрасный, надо сказать! Такие дни помогают пережить зиму, как говорится. Миленькая гостиная, кстати. Как видишь, Лилия, в моем мире все хорошо.
– Рада слышать, – сдержанно ответила миссис Спенсер-Смит. Обладая некоторым опытом, она настороженно относилась к ситуациям, когда у Ханны вдруг возникало приподнятое настроение. – Останешься на чай?
– Раз ты так настаиваешь, дорогая, конечно, останусь. Для меня течение времени остановилось, и о нем напоминает лишь голод, но существует множество способов обмануть желудок. Если проваляться в постели до десяти, то на одной чашке чая можно протянуть до середины дня; а если ты сейчас бесплатно меня накормишь, то я окажусь в кровати с книжкой еще до того, как приступ голода успеет возобновиться.
– Вот только ради бога, – проворчала Лилия, позвонив в колокольчик, – не мели подобной чепухи при Мод, когда она будет подавать чай. А потом тебе придется объяснить, что ты имела в виду.
– Я имела в виду, – продолжила Ханна, когда запрет на разговоры был снят, – что сейчас у меня перерыв между ролями, как мы говорим в театре. Обрати внимание на местоимение «мы», Лилия. Да, однажды я играла на сцене, изображала женщину из толпы. И мне разрешили остаться в своей одежде.
– Тогда на твоем месте я бы не стала упоминать такую деталь, – скривилась Лилия. – Как ты могла! Впрочем, вряд ли это было на самом деле. А если действительно было и ты продолжаешь вести такие речи, только подумай, что с тобой станет?
– Это была толпа добродетельных горожан, – слабо воспротивилась Ханна, – по сюжету пьесы мы освистывали злодея. О большем не спрашивай. Я освистывала неделю, а потом в соседнем городишке дирекция наняла другую оборванку.
– Не желаю ничего об этом слышать, – отрезала миссис Спенсер-Смит. – Ради собственного блага лучше не рассказывай мне о том, чего я не одобряю.
– И в чем же заключается твой хитрый план?
Лилия поджала губы.
– Не уверена, что у меня есть право иметь план.
– Это неважно, дорогая.
– Для меня важно, – возразила кузина и, мгновенно сменив благородные манеры на практичный тон, спросила: – Ты получила месячное жалованье?
Ханна пристыженно кивнула:
– Да. Пришлось лавировать между откровенно дерзким поведением и неприкрытой грубостью, чтобы хозяйка не могла ни оставить, ни выгнать меня без содержания. Это стоило неслабых усилий, скажу я тебе. А так хотелось нахамить, перейти на личные оскорбления, знаешь ли. Впрочем, полагаю, не знаешь: ты слишком благовоспитанна.
Лилия, дернувшись, подсунула подушку под спину, сохраняя бесстрастное выражение лица и вместе с тем давая выход раздражению, которое в любом случае не произвело бы на Ханну ни малейшего впечатления.
– И где ты сейчас остановилась? Ты ведь не ушла в тот же вечер?
– Нет, на следующее утро. Я наняла кэб. – Речь мисс Моул замедлилась, а взгляд застыл в одной точке; было заметно, что она усиленно обдумывает какую‐то мысль. – Конную повозку со стариком-извозчиком, накачанным пивом, с обвисшим носом, который напомнил мне сливу.
– Мне не нужны подробности.
– Подробности – часть рассказа, а старик с сизым носом – странствующий рыцарь. Жаль, что подобный тип людей вымирает. Они знают жизнь, эти старики, и мне они нравятся. Всегда ожидают худшего и никогда не вмешиваются. Он сразу понял, что произошло, и с сожалением должна признаться, что он мне подмигнул. Я не подмигнула ему в ответ, но дала понять, что умею проделывать подобный фокус, а потом сказала, что мне нужно дешевое жилье, а он заявил, что как раз знает подходящее место, и повез меня на Принсес-роуд. Кстати, это недалеко от твоего молельного дома, и, думаю, ты можешь за меня порадоваться, потому что миссис Гибсон – прихожанка общины. Я бы сообщила тебе раньше, но была занята, просматривая в публичной библиотеке объявления о найме на работу.
Лилия помолчала и выдавила:
– Более неудачное стечение обстоятельств и представить трудно.
– Почему? Я считаю, мне повезло. Всего фунт в неделю за жилую комнату; спальня, она же гостиная, шиллинг в щель за газовое отопление, а совместные обеды с миссис Гибсон обходятся мне почти даром. Она слишком щедра, но я стараюсь ей помогать, и она находит беседы со мной весьма поучительными.
– Что за невезение! – повторила Лилия. – И как только этому кэбмену пришло в голову отвезти тебя в один из тех домов, которые я советовала бы обходить стороной, – это выше моего понимания.
– Дом кажется вполне респектабельным, – пробормотала Ханна. – Вот и мистер Бленкинсоп там живет, ты же знаешь.
– Конечно, знаю! Надеюсь, ты нечасто с ним видишься?
– Стараюсь как можно чаще! – весело ответила Ханна. – Но он от природы робок. Если ты беспокоишься о том, что́ я рассказала новым соседям, то можешь быть спокойна: фамилия Спенсер-Смит ни разу не слетела с моих губ. Миссис Гибсон не чувствовала бы себя непринужденно, общаясь со мной, знай она, что я обладаю такими серьезными связями.
Лилия попыталась стереть с лица все эмоции, чтобы противостоять нападкам кузины. Выражение получилось почти бесстрастным, но не совсем. Наградив подушку еще одним тычком, миссис Спенсер-Смит сказала:
– Я тут подумала о твоей манере болтать об игре на театральных подмостках. Это никуда не годится, Ханна. Может, ты и выступила блистательно, – слово прозвучало на редкость ядовито, – но подобные сведения могут обернуться против тебя. Дело в том – заметь, я ничего не гарантирую, лишь призываю тебя к осторожности, – что существует немалая вероятность устроить тебя экономкой к мистеру Кордеру.
– И кто он? О, я знаю. Священник! И он хочет нанять экономку?
– Нет, – отрезала Лилия, снова поджимая губы. – Но, думаю, нуждается в ней.
– Тогда он обречен, – заявила Ханна. – Спасибо, Лилия. Я любезно принимаю предложение. Какова плата?
– Еще ничего не утряслось. Не рассчитывай на место заранее. Мистер Кордер – вдовец и пока лишь обсуждает с дочерью возможность нанять экономку.
– О, так у него есть дочь.
– Две, – уточнила Лилия. – Рут еще школьница, и за ней нужно присматривать. На литературном вечере…
– Доклад мистера Бленкинсопа был занимателен? – перебила Ханна.
– Нет. Создавалось впечатление, что мыслями он пребывает где‐то далеко и вообще не думает, о чем говорит.
– Неудивительно, – пробормотала Ханна. – Но ты продолжай, продолжай! На литературном вечере…
– У Рут на чулке зияла огромная дыра. Выглядело это ужасно. От Этель никакого проку, она вечно в миссии, и я уже некоторое время думала, что дом священника нуждается в женщине, способной взять на себя ответственность. Все хозяйство кое‐как держится на юной служанке; кроме того, с ними живет молодой кузен (сын мистера Кордера учится в Оксфорде – и только между нами, Ханна, это я его туда пристроила), и, по-моему, это не слишком красиво, но я не собиралась ничего предпринимать до тех пор, пока не смогу порекомендовать подходящую кандидатуру экономки. В приходе полно женщин, которые ухватились бы за такой шанс, но мне нравилась миссис Кордер…
– Ни слова больше, дорогая! – воскликнула Ханна. – Я все поняла! Тебе нужен старый добрый мешок с песком, чтобы заткнуть брешь; сторожевая собака, не обладающая ни породой, ни красотой, лишь бы умела грозно лаять. Твоя привязанность к бедной женщине и память о ней оказались сильнее, чем у вдовца, и ты не позволишь ему окончательно забыть супругу. И правильно! – Некрасивое худое лицо Ханны осветилось изнутри, а глаза засияли ярче и стали зеленее. – То, что я подхожу, едва ли мне льстит, но место представляется великолепным, а уж гавкать я буду как фурия. А еще говорят, женщины не умеют быть верными и преданными друг другу! Да я уже чувствую себя родной сестрой миссис… как там ее.
– Не будь смешной, – бросила миссис Спенсер-Смит. – Мне, конечно, нравилась миссис Кордер, однако по сравнению с мужем она была пустым местом, бедняжка, хотя наверняка старалась как могла. И когда я вижу, как Пэтси Уизерс строит преподобному глазки…
– Я запомню это имя, – кивнула Ханна.
– Ты еще не получила место, – резко возразила Лилия, – и на самом деле я не думаю, что ты подходишь. Разве что с большой натяжкой. Сомневаюсь, что ты сможешь настолько войти в роль экономки, чтобы обратить на себя внимание мистера Кордера, и вообще, одному Богу известно, чем ты занималась все эти годы. Но если ты подойдешь, то, надеюсь, не забудешь, что я практически поручилась за тебя. И кстати, о нашем родстве я не упоминала. Подумала, что это будет несправедливо по отношению к вам обоим. Пусть тебя оценивают исключительно по твоим достоинствам. Я советовалась с Эрнестом, и он со мной согласился.
Ханна ехидно улыбнулась и ничего не сказала, но весь ее вид просто кричал о том, что у нее найдется реплика в ответ, поэтому Лилия торопливо продолжила:
– Дам тебе знать, как обстоят дела. Я увижусь с мистером Кордером на неделе на вечерней службе.
– Разве он не захочет со мной встретиться?
– Это необязательно, – сказала миссис Спенсер-Смит в неподражаемой спенсер-смитовской манере.
– Ты имеешь в виду, нежелательно? Осмелюсь предположить, ты права. А какого типа он мужчина? Открытый и энергичный или из тех милых лапочек, что прячут коготки?
– Это не смешно, Ханна, и даже вульгарно; я бы сказала, непочтительно. Постарайся помнить о том, что ты леди.
– Но я не леди. Мы с тобой одного роду-племени, Лилия, и ты знаешь какого. Мы произошли от простых йоменов, и мой отец проглатывал «х» в начале слова, как и твой. Знаю, ты не любишь об этом вспоминать, но факты – вещь упрямая. Так уж вышло, что я получила образование выше соответствующего моему положению (но ты‐то, конечно, нет!), поэтому временами скатываюсь до прежнего уровня, так сказать, возвращаюсь к истокам. Но постараюсь вести себя прилично и глаз не спущу с Пэтси. Спасибо тебе за чай, а я отправлюсь обратно к миссис Гибсон и постараюсь привести в божеский вид свое нижнее белье, хоть и надеюсь, что преподобному Кордеру не будет до него дела.
– Ну вот опять ты! – вздохнула Лилия и подставила прохладную румяную щеку для поцелуя.
– Можем же мы пошутить между нами, девочками! – Ханна коснулась щекой лица кузины и добавила: – Добрая ты душа, Лилия. Ты всегда мне нравилась.
– Ой, иди уже, – добродушно проворчала миссис Спенсер-Смит, настойчиво подталкивая гостью к двери: неизвестно, какую великодушную глупость совершит Эрнест, если застанет кузину, когда вернется домой.