Проснулась ещё до звона будильника. И внезапно ощутила легкость… Давно я не спала так крепко и спокойно.
Прислушалась, но в квартире стояла тишина… Чёрт! Семь утра!
Подскочила как угорелая и начала собираться. Скрутила волосы в гульку, натянула чулки, водолазку, сарафан, а после прибрала постель, скинула вещи в рюкзак и вышла из комнаты.
На кухне никого, не было ни намёка на Каратицкого, и только на стойке лежала записка с двумя связками ключей.
«Квартиру я твою проверил, видимых следов взлома нет. Машину починили, стоит у подъезда. Вот мой номер телефона, напиши, как соберешься на работу…»
Робин Губ с мэрской корочкой, не меньше!
Признаться, в квартиру возвращаться мне не хотелось. Я быстро умылась, подкрасилась тем, что было в дорожной косметичке, и отправилась на работу.
Ничего писать Каратицкому я, конечно, не стала. И не потому, что было стыдно или неудобно за стихийное вторжение в личную жизнь мэра, а потому что вчерашний вечер испугал меня. В его близости я ощущаю себя слабой девчонкой. Хочется довериться, поделиться и помечтать, что за меня всё решат.
Но это глупость, отравляющая женскую душу. Никто и никогда не станет рисковать своим спокойствием ради двух сироток, попавших в беду.
Сегодня было всего три урока, которые я даже толком не заметила. Пришлось объясняться из-за сочинений, ведь часть тетрадей была безвозвратно испорчена потопом. Но класс с восторгом принял компромисс в виде четвёрок в журнале. Довольные детки отправились на выходные.
В кабинете хранилась сумка с запасной одеждой, поэтому я быстро переоделась в джинсы, свитер, удобные ботильоны и накинула сверху кожаную куртку.
Домашнее задание домой решила не брать, а то вдруг опять какая стихия накроет мою квартиру? Пустынная буря, глобальное потепление или, наоборот, стены льдом обрастут… В понедельник приду пораньше и всё проверю.
Итак…
Если Оля – обвиняемая, то есть обвинитель? Точно… Вот к нему я и направлюсь.
Я делала четыре попытки прорваться в больницу, но ни одна из них не увенчалась успехом. Возможно, сегодня мне повезёт?
Бежала по пустым коридорам школы, когда из кабинета химии меня окрикнул директор.
– Виктория Олеговна, задержитесь!
– Кирилл Захарович, я правда спешу, – вошла в открытую лабораторную, где директор раскладывал белые халаты для практических занятий.
В голове что-то щёлкнуло… Руки сами потянулись к одному из них, пока тучный пузач спускался по стремянке. Вот теперь я точно воровка… Дернула молнией, пряча украденное добро в рюкзаке.
– Виктория Олеговна, вся школа в курсе того, что произошло с вашей сестрой. Нам искренне жаль, мы надеемся, что правосудие восторжествует, и они разберутся в той нелепой ситуации…
– Но? – я усмехнулась, уже понимая, что столь трогательная прелюдия обычно ведёт к эмоциональной пощечине.
– Но, как вы знаете, у школы есть попечительский совет, куда входит и господин Зиновьев. Да, мы – государственное общеобразовательное учреждение, но бюджет наш слаб, нестабилен… Поэтому порой мы вынуждены обращаться к спонсорам. Вот, новый инвентарь получили… Халаты, микроскопы, пробирки и реагенты для химических опытов, а к декабрю получим проекторы…
– Ну же, смелее, Кирилл Захарович, – присела на парту, цепляя пальцами одну из белых шапочек. – Переходите к делу.
– Господин Зиновьев, вернее, его близкие, сообщили, что вы досаждаете ему визитами. Человек в возрасте с серьезной черепно-мозговой травмой, а ещё вы своим тяжёлым характером и тягой к скандалам. Виктория Олеговна, я настоятельно рекомендую вам успокоиться и оставить свои попытки помочь следствию, потому что вы только мешаете! Каждый должен заниматься своим делом, понимаете?
Директор с нескрываемой улыбкой смотрел на груду коробок, ряд новых сверкающих микроскопов и совершенно бездумно оглаживал внутренний карман пиджака, где, очевидно, осела наличная спонсорская помощь.
– Уволите? – хмыкнула я, нарочно роняя стопку документов, а в это самое время сунула в карман белую медицинскую шапочку.
– Ну что вы! Мы вас безмерно любим, уважаем и искренне вам сопереживаем. Но я хочу, чтобы вы помнили, что школа – сплоченный коллектив. Плохо одному, плохо всем…
– Ну, хорошо. Я вас услышала, – спрыгнула с парты и направилась к выходу. – кстати, а вот этот ваш попечительский совет… О нём знают в мэрии? Это официальная помощь или так… Подачка?
– Виктория Олеговна! – вскрикнул Кирилл Захарович и бросился ко мне. – Я с вами был откровенен, а вы… Вы решили сыпать угрозами?
– Угрозами сыплете только вы. А знаете что? Увольняйте! Мне жаль вас, Кирилл Захарович. Если ваша жена, дети или родители не бросятся переворачивать планету, когда вы незаконно окажетесь за решеткой, то мне очень вас жаль…
Выбежала на улицу прямо под дождь, ещё раз порадовавшись, что решила ехать в школу на машине.
«Японка» моя завелась, довольно заурчала мотором, а из дефлекторов потянуло теплым воздухом. Звук был ровный, тихий, почти убаюкивающий, поэтому я со спокойной совестью вырулила с парковки, мчась в сторону города.
– Итак… Начнём сначала, – завела я сама с собой очередной диалог. – А если Каратицкий прав? Если у Оли есть что-то на этого Зиновьева или на кого-то из руководства клуба? Отсюда и спешный арест, и запрет на свидания, и смена адвокатов!
Когда Олю арестовали, меня не было в городе, мы с подругами решили отметить последние дни каникул и отправились на машине в Москву. О случившемся я узнала от Лены Томченко, и с того дня не было ни одного удобного случая, чтобы поговорить с сестрой наедине. В участке повсюду были сотрудники, в СИЗО попасть мне удалось дважды, и разговор шел только по темам, интересующим адвоката.
А если мэр прав?
– Ленок, привет. Разбудила? – поставила телефон на громкую связь и прибавила скорость, чтобы успеть попасть в больницу к Зиновьеву.
– Нет, я уже встала. Что-то случилось?
– Как прошла смена в клубе?
–Всё хорошо, спокойно. Клиентов почти нет, ресторан полный, а вот по стриптизу перекати-поле второй месяц гуляет. Боятся толстосумы чего-то…
– Лен, помоги, а? Расскажи о двух днях до ареста Ольки! Вот с момента, как я в Москву учесала. Только подробно, я знаю, что ты жила в нашей квартире, – выдохнула, готовясь запоминать каждую мелочь.
– Да всё как обычно было… Мы отработали три смены, не было ни скандалов, ни… – вдруг Лена притихла, словно что-то вспомнила.
– Что, Лен?
– Да ничего… Просто в тот день нам запретили в зал брать сотовые телефоны. Директор лично стал собирать гаджеты и убирать их в сейф. Разрешалось взять раз в три часа, и то в присутствии охраны. Но ты и сама это прекрасно знаешь…
– А как ты мне вчера звонила?
– Так Яша вчера был на смене, вот он и разрешил позвонить бабуле, то есть тебе, без лишних глаз, за дверью стоял. Говорю же, хороший он…
– Ладно, Лен, давай дальше?
– Да всё как обычно! Я к вам переехала, потому что мой компьютер сломался, а мне нужно было презентацию для резюме сделать. Вика, ничего такого не было. Ни звонков, ни визитов, даже смены были ровными, спокойными, – Лена говорила правду. Тут даже сомнений не было.
Эх… Опять мимо.
– Лен, ты вечером зайди, я тебе свой ноутбук дам, если нужно.
– Спасибо, но мне Оля отдала свой планшет на время. Всё хорошо, Вик. Ну ты как? Вечером выйдешь в клуб?
– Да, конечно…
– Ладно, пошла собираться. Скоро Яша заедет, мы с ним в кино сегодня идём.
– Пока. Только будь осторожна!
До города я домчалась быстро, припарковаться у центрального входа не вышло, поэтому пришлось делать крюк. И место нашла только у заднего входа, где находилось приёмное отделение. Скорые потоком притормаживали у крыльца, толпа врачей сновала туда-сюда… И вдруг сердце заколотилось, когда я поняла, что никто не проверяет пропусков.