Горячие струйки стекали по телу, вот только я так и не могла согреться. Кровь стыла, как только вспоминала разруху, оставленную в квартире.
Когда рано остаешься без родителей, когда на ощупь пытаешь познать этот взрослый мир и его правила, единственным оплотом надежности остаётся твой дом. Старенькое кресло, уютный диван и декоративные подушечки, сшитые руками бабушки.
А теперь там влажные джунгли, но без лиан и папоротников.
А я?
А я прячусь в квартире мэра, с которым жизнь упорно сталкивает меня лбами.
– Вика, поплачь… Станет легче! – уговаривала себя, впиваясь пальцами в кожу, чтобы разогнать кровь, содрать эту ненужную броню, в которой ощущала себя как в капкане.
Но не было ни слёз, ни стыда, лишь усталость.
Собиралась я впопыхах, рандомно и весьма экстравагантно.
Растерянно осматривала нехитрый набор скомканной одежды из рюкзака: по-учительски строгий и безликий сарафан, водолазка, чулки и старая майка-алкоголичка, которую я собиралась пустить на тряпки. Ладно хоть бельё додумалась взять…
Надела майку, в растянутых прорезях которой просматривалось очертание груди, а сверху ещё и полотенцем укуталась, собираясь быстро проскочить в комнату. Чуть приоткрыла дверь, прислушиваясь к звукам в квартире.
Константин не вернулся, но и с лестничной площадки не доносилось ни одного звука.
Быстро вбежала на кухню, схватила бутылку воды, чтобы уже не покидать убежища до утра, и поспешила спрятаться. Дверь была основательная, даже с замком, отчего стало даже легче дышать.
Села на кровать, пытаясь осознать всё, что произошло за последние дни. Меня уже неделю не пускают в СИЗО, единственным способом связаться с сестрой были адвокаты. Поэтому я порой поспешно делала выбор, потому что важно было лишь иметь человека, способного ходить на свидания без кучи бюрократических проволочек.
Денег больше нет, а следовательно, и права на ошибку у меня не осталось.
В рюкзаке брякнул телефон, бросилась к нему, уже готовясь, что звонок в первом часу ночи не сулит ничего хорошего, но на экране светилось имя Лены Томченко, одноклассницы сестры, с которой мы теперь посменно обследовали клуб. Лена сама предложила эту идею, желая во что бы то ни стало помочь подруге.
– Да, Лен, – почему-то прошептала я.
– Тётя Вика… Ой, Вика… Короче, я сейчас слышала разговор начальника охраны по телефону. Не знаю, с кем он трепался, но речь шла явно о том вечере в клубе. Марат сказал, что все записи с камер хранятся на каком-то сервере. И только начальник службы безопасности имеет к ним доступ… А ещё он заверял кого-то, что всё под контролем, и никто ничего не узнает, – Лена шептала, звук был гулкий, странный, словно она сидела в металлическом безвоздушном бункере.
– Значит, запись есть? – охнула я, падая на подушку. Взгляд уперся в белоснежный потолок, в голове скрипели шестеренки.
– Да, есть. Ну не может здесь не быть записей, понимаешь? В каждом углу камера, девочек-танцовщиц прослушивают, говоря, что так контролируют, чтобы они с клиентами не спали. Но это же бред! А для кого эти приватные комнаты? Девки, конечно, не признаются, целок из себя строят, но зато с новыми телефонами приходят, на премиум-такси раскатывают… Все врут!
– Действительно, странно. Значит, нам нужно узнать, кто начальник службы безопасности?
– Есть у меня один вариант, – захихикала Лена.
– Лена, не смей! Моя смена завтра, вот и проведу разведку, порасспрашиваю. А ты мне слово давала, что по первому моему требованию уволишься. Мало нам того, что Оля второй месяц в СИЗО? Не смей! Ясно?
– Ясно, Вик… Ясно. Просто меня на свидание пригласил охранник. Парень вроде ниче такой. Добрый, открытый, простой, не то что эти шкафы накачанные. Я аккуратненько поспрашиваю, что это за неприступная крепость.
Крепость и правда была неприступная. Из руководства – сменный директор, выше просто не пробиться, центральный офис не найти, да и о владельце этого клуба ничего не известно. Болото, где тонут все секреты, тайны и маленькие слабости богатых клиентов.
– Лена, давай без подвигов? Я умоляю! Как я потом твоей бабушке в глаза смотреть буду?
– Вика, я вам по гроб жизни обязана. Поэтому давайте просто вытащим Олю. Всё, мой перерыв закончился, конец связи…
Значит, видео всё же существует? А я так и знала!
Две недели обрывала телефоны администрации, умоляя выдать видео с камер наблюдения. Но мне отказывали во встрече, а на просьбы отвечали, что в тот день был масштабный системный сбой, и запись не велась.
Рассчитывала на следователя, потому что на официальный запрос они обязаны были ответить, но и там тишина. Вся эта правоохранительная система вдруг оглохла, ослепла, доверившись показаниям потерпевшего мудака.
Они словно заочно осудили её!
Сволочи! Богатенькие ублюдки, для которых жизнь простых людей – мусор, переработанный материал, не стоящий ни грамма внимания.
Ещё этот Каратицкий… Вальяжный мажор с прикрытым тылом. Ему не страшно, потому что это море пираний – привычная для него среда обитания.
Нельзя им верить. Они друг для другу ровня, друзья, а значит, своих прикроют, а нас с Олей в асфальт закатают.
Какого черта я к нему пошла? Сижу посреди роскоши, а мне действовать нужно! Нельзя…
И вдруг я застыла, не сводя взгляда с потолка.
Шум сверху был тихий, но при этом пугающе отчетливый, четкий… Легкий скрежет, и со стороны балкона послышались тяжелые шаги.
В моей квартире кто-то есть!
Сердце ухнуло, по телу прокатился парализующий ужас. Не дышала, не двигалась, пытаясь убедить себя, что это моя фантазия и результат хронического недосыпа и стресса.
Но прокравшийся в квартиру чужак снова начал бродить по комнате. Он двигался ровно надо мной…
Тряханула головой, пытаясь понять, в какой части нахожусь… Из-за путанной планировки этой квартиры я не сразу сообразила, что шум доносится из дальней спальни.
Это Олина комната? Точно!
А может, это Каратицкий?
Я же сама отдала ему ключи. Может, он просто решил проверить обстановку, вдруг опять льётся? Тогда почему шаги раздались с балкона, а не из прихожей?
Вскочила с кровати и бросилась из комнаты… И стоило распахнуть дверь, как тут же впечаталась в обнаженный мужской торс…