Внутри континента
«Мирный» расположен на побережье Антарктиды. Путь вглубь материка пролегает через зону ледниковых трещин, достигающих порой сотен метров в глубину. Представьте себе – трактор тащит за собой на лыжах утепленный жилой балок, к которому сзади пристегнуты сани, груженные бочками с топливом. Балок – это помещение где-то десять квадратных метров, в котором находятся спальные места для нескольких человек, здесь же кухня и столовая, научная лаборатория и склад.
Разбитая колея от предыдущих походов состоит из ям, снежных застругов и ледяных торосов. Внутри во время движения нельзя расслабиться, жесткие удары лыж о препятствия норовят сбросить с койки и сбить с ног, поэтому лучше всего сидеть, держась за прикрученные к полу предметы. Все летающие по салону вещи так или иначе находят свое место.
Помня о трещинах, первый десяток километров идем с открытыми дверьми, чтобы в случае чего успеть выскочить наружу. Дальше начинается подъем на купол, дизель трактора надсадно гудит, затаскивая прицеп в гору. Кстати, на полярных станциях моторы всей техники работают круглосуточно, их никогда не выключают, ведь на морозе будет трудно запустить снова, следят только, чтобы в баках было достаточно солярки.
– Ребята, мне надо сделать кадр, как идет поезд. Может, остановимся, я вылезу, а вы проедете мимо меня? – после нескольких часов тряски взмолился я.
– Погода портится. Давай пройдем максимально, сколько сможем. Будем делать привал на ночлег, там и поснимаешь!
Когда остановились, вокруг свистел ветер и летали снежные заряды.
– Ну что, будешь вылезать?
– Буду! С камерой зайду чуть вперед, махну рукой, а вы проезжайте мимо меня!
Когда выпрыгнул наружу, порывы ветра чуть не сбили с ног. Пригибаясь и падая на колени, с трудом преодолел десяток метров и достал из-за пазухи камеру.
– Эй! Давай вперед!
Снег залепил объектив, протер его, как смог, рукавицей. Наконец свет фар дернулся, и темная громада прошла мимо. Прижавшись к видоискателю кинокамеры, вел панораму, пока в кадре не исчезли последние габаритные огоньки.
Спрятав снова аппарат за пазуху, оглянулся. Видимость была нулевая. Тут я по-настоящему испугался. Где все? Вроде проехали только что вот здесь. А может, левее? Если выбрать неправильное направление, потеряешься и замерзнешь. В отчаянии опустился на снег. Прошло несколько минут, и я услышал далекий металлический стук. Пополз на него. Через пару десятков метров уткнулся в спущенную лестницу. В дверях чья-то темная фигура колотила половником по корпусу балка: «Ужин готов! Все к столу!!!»
Наутро о том, что была пурга, можно было догадаться только по наполовину занесенным гусеницам тягача. Над головой ярко светило солнце. Белизна снега обжигала глаза, смыкаясь вдали на горизонте с ультрафиолетом неба.
Продолжили движение. Радист, сняв наушники, сообщил новость, что в поезде на «Восток» одному стало плохо – гипоксия, пришлось снимать вертолетом. Гипоксия – это горная болезнь. С набором высоты в разреженном воздухе становится меньше кислорода, кружится голова, человек начинает задыхаться. Кто-то нормально переносит эти условия, а кто-то нет, заранее не определить. Лечения и таблеток нет, надо срочно эвакуировать больного с высоты.
Станция «Восток» расположена на Южном геомагнитном полюсе. Ил-14 плавно сел и прокатился на лыжах до конца взлетно-посадочной полосы. Аэропорт. Пара скамеек – зал ожидания. Тут же установлен памятный знак – деревянный земной шар, изрядно потрепанный ветрами и солнцем. Стрелки указывают расстояния до различных географических точек. До Москвы 14 724 километра.
– С прибытием! Закрой лицо, можешь с непривычки застудить легкие, – посоветовал один из встречающих. – Хотя сегодня тепло, минус 46, лето пока, еще недели две продлится.
Я натянул до глаз шарф, но дыхание все равно не входило в нормальный ритм.
– Высота почти четыре километра над уровнем моря, кислорода мало. Ничего, приспособишься! Главное, без резких движений. Кино делать у нас будешь?
– Да!
– Вон, смотри, отсюда хорошо снять общий план. – Он показал рукой на две высокие антенны с металлическими лестницами. Пока лето, можно, потом уже не залезешь.
Зимой на Южном полюсе царят температуры под девяносто. В таких экстремальных условиях может выжить только человек. Собаки и кошки, которых пробовали привозить сюда, не смогли выдержать и нескольких дней. Ребята рассказали, было, правда, исключение. В одну смену среди продуктов повар обнаружил живого таракана. Его поселили в самом теплом месте на кухне, поставили блюдца с водой и едой. Питомец как мог скрашивал жизнь и быт полярников. Закончилась эта история трагично. Кто-то из новой смены по незнанию опрометчиво прибил домашнее животное рукавицей. С живодером месяц после этого никто не разговаривал.
Одевшись потеплее, я засунул камеру за пазуху и вышел на улицу. На поверхности ледяной пустыни выделялись только дымящая труба дизель-электростанции и вышка буровой. Пройдя метеоплощадку, направился к двум антеннам возле аэродрома. Достаточно бодро вскарабкавшись по ступеням на пару десятков метров в высоту, достал камеру и фотоаппарат, чтобы снять общий план «Востока». Сразу пожалел, что не взял с собой страховочного пояса – держать одной рукой камеру было неудобно, вторую отпустить боязно. Успокоив дыхание, кое-как снял несколько кадров и, закинув на шею ремень от аппаратуры, намертво вцепился в металлические прутья вышки. В этот момент силы меня покинули.
Сколько времени так висел – не знаю. К счастью, заметили ребята. «Снимай ремень с шеи! Бросай все! Иначе не спустишься!» Слава богу, техника упала в центр растянутого одеяла. Осторожно перехватывая онемевшими руками лестницу, делая по одному шагу в минуту, наконец оказался внизу.
В теплом помещении аппарат моментально превратился в белого ежа, на поверхности металла выросли ледяные иглы. Так я понял особенности киносъемки «по-восточному». С тех пор на улице возил за собой санки с тремя камерами в теплых сумках. Достав одну, можно было работать не больше двух минут, дальше пленка рвалась, не выдержав мороза. Убрав обратно, доставал другую, потом третью. Всё! Нужно было возвращаться в помещение и отогревать оборудование в закрытых кофрах не менее суток.
Да, на «Востоке» ко многому нужно было привыкать. Вечером, взяв гитару, трудно было спеть песню целиком, между куплетами отдыхали, восстанавливая дыхание. Вода, которую вытапливали из снега, на высоте закипала уже при 80 с чем-то градусах, поэтому продукты плохо готовились, в чем я сам убедился, помогая повару.
«Смотри, тебе пора уже возвращаться в “Мирный”, – напомнил начальник станции, – а то ненароком останешься здесь еще на год. Впрочем, я не против!»