8 Глава
В грузовике стояла невыносимая духота. День был в самом зените. Первая радость быстро израсходовалась, стоило им оказаться внутри кузова, предназначенного для перевозки груза, а не людей, и теперь они только и мечтали, что оказаться на удобных кроватях под кондиционером.
Грязная одежда липла к телу, и сколько бы Мин ни стирал ладонями пот, тот по новой выступал с мгновенным эффектом. Ноги у обоих были покрыты мозолями от долгой ходьбы, спины ломили, желудок бунтовал, а в распухшие раны легко могла попасть инфекция, учитывая их приключения.
Они ехали уже несколько часов, время от времени перекидываясь незначительными фразами. Но теперь тишина начинала убивать. Казалось, что в ней время тянется еще медленнее, и Мин просто не мог больше думать о том, как ему душно. Необходимо было отвлечься от физического неудобства чем-то другим, и он был согласен даже на бессмысленный разговор с еще недавно ненавистным человеком.
– Давай сыграем в «Вопрос-ответ», иначе я сойду с ума, – это было лучшее, что он сумел придумать в таком состоянии.
– Вопрос-ответ? – переспросил Лайт.
Парень был не менее уставшим, чем он. Розовые волосы слиплись, они так и смотрелись темнее обычного, а клипса с серьгой где-то потерялась во время их побега. Лайт выглядел испуганным, потрепанным подростком с весьма сомнительным видом.
– Неизвестно сколько еще ехать, так что давай отвлечемся. Уверен, у каждого из нас есть то, что он хотел бы узнать о другом, – пожал он плечами.
Теперь вместо привычного негодования в адрес розововолосого парня он испытывал любопытство. Стало действительно интересно, что у того в голове.
– Разве ты не мечтаешь, чтобы я скорее исчез с поля твоего зрения? – в этих словах не было едкости, и, несмотря на предполагаемый вопрос, отчетливо звучала констатация факта. Мин понимал, что они оба измождены, поэтому у них не оставалось сил ни притворяться, ни лгать.
– Это может быть твоим первым вопросом, – подтолкнул он парня.
Чужая реакция разжигала интерес, но главное – отвлекала от последних событий. Он снова погрузился в «проблему новоявленного соседа», вот только без прежней пелены ненависти, мешающей разглядеть вещи такими, какие они были на самом деле.
– Ладно, пускай это будет вопросом, – устало сдался Лайт и устроился так, чтобы было удобнее смотреть на него, и теперь они были повернуты в сторону друг друга.
– Я думал, что ты внесешь хаос в мои последние мгновения свободы. Впрочем, как оказалось, опасаться нужно было вовсе не тебя, – ответил он честно.
– Что значит «последние мгновения свободы»?
– По одному вопросу за раз, – прозвучало вместо ответа, отчего Лайт закатил глаза, но своим видом дал понять, что ждет ответного вопроса. – Почему ты побежал мне на помощь? – Лайт удивленно приподнял бровь, услышав вопрос. – Нет, правда, забудем о смелости или идиотизме, хочу знать реальную причину.
– А я должен был проехать мимо, когда заметил, что тебя избивают? Не могу назвать конкретной причины, это был импульс. Я особо не задумывался. Меня больше поражает, почему тебя это так удивляет.
Мин нахмурился. Ему было сложно слышать, что другие люди совершают что-то такое без особых раздумий. Так почему же он вырос в каком-то другом мире, где такая бескорыстная помощь была скорее сбоем в программе, чем нормой?
– Я вел себя ужасно по отношению к тебе с самой первой встречи, – продолжал пытаться понять Мин.
– Не все время. Когда мы играли в видеоигры – было весело. И даже если в остальные девяносто пять процентов времени ты был козлом, из-за простой обиды я бы не стал проезжать мимо, когда кому-то угрожает опасность, – даже в упомянутую ночь с видеоиграми он лишь пытался подобраться к Лайту поближе не с благими намерениями, хотя и ему тогда понравилось. Впрочем, он старался не думать об этом, ведь не мог тогда позволить мимолетному ощущению помешать замыслу. – Теперь ответь на мой предыдущий вопрос.
– После выпуска я должен начать работать в управлении больницами в качестве административного директора. Таков уговор, когда я не захотел становиться врачом. Отец согласился только на такой вариант, чтобы я мог присоединиться к его делу хотя бы так.
– А ты не хочешь?
– По одному вопросу, – еще раз напомнил он, но вдруг расслышал ругательство из уст Лайта, хотя и недостаточно громко, прежде чем тот обратился к нему прямо.
– Да какая разница? Ты сам предложил эту игру. Забей на глупые правила, которые никому не нужны. Важнее суть, разве нет?
Он уже понял, что Лайт – не из числа тех, кому были важны правила и порядок, вопреки его выбору профессии. Парень предпочитал хаос. Даже состояние его комнаты служило доказательством. Видимо, и в разговорах Лайт уклонялся от искусственности и фальши, к которым привык Мин.
– Я не знаю, чего хочу, – ответил он таки на предыдущий вопрос вне очереди. – Не могу сказать, что экономика и менеджмент совсем меня не интересуют. В целом я справляюсь, и все же мысль, что за меня уже все решили, душит. Такое чувство, что я… задыхаюсь. Не знаю, как объяснить, – сдался под конец. Разговоры об этом смахивали на хождение по горячим углям.
– А Кхун Равит знает об этом? Он кажется разумным и добрым человеком.
Мин понимал, что парню его отец видится совсем иначе, чем ему. Ведь не Равит Вонграт растил Лайта.
– Он разумный, да. Тем не менее мои желания не имеют смысла, ведь я – единственный наследник. Кому еще достанется все это? Это дело жизни отца, у меня нет выбора. Да и такой мечты, как у других, тоже. Мне двадцать три, а я до сих пор не знаю, чего хочу от жизни, – от последней фразы захотелось биться головой об стенку, а оттого, что она была произнесена вслух, гадливость ощущения только усиливалась.
– Возраст – всего лишь цифра. Я тоже не чувствую себя слишком взрослым и умудренным, – пожал плечами Лайт. – Иногда мне кажется, я совсем не подготовлен к практичной стороне жизни. Я хорош разве что в учебе, и то, потому что трачу на это большую часть времени. К последним курсам я успел привыкнуть, и психологически стало легче, а вот в первое время совсем зашивался.
– У тебя есть цель в отличие от меня.
– Значит, ты свою еще не нашел. Может, ты слишком много думаешь об этом. Разве есть какой-то определенный возраст, когда приходит ощущение зрелости? Или возраст, к которому человек должен определиться с мечтой, а дальше уже поздно? Я о таком уж точно не слышал. Да, мои мысли изменились с тех пор, как я учился в школе, но в основном я такой же. Не только внешне, – парень явно осознавал, что выглядит значительно младше своего возраста.
– И все же есть разница между двадцатилетним и, к примеру, сорокалетним человеком, который ищет себя или мечтает… ну скажем слетать на Марс. В двадцать следовать мечте – достойно уважения, поддержки, это почти что красиво, а в сорок скажут, что ты цепляешься за иллюзию, это жалко и безрассудно.
– Важнее, что человек сам будет при этом чувствовать и думать. Если ему и в сорок все устраивает, почему нет? Пусть каждый проживает свою жизнь.
– Твои слова, да в уши моему отцу.
– Наверное, он и вправду давит на тебя, – Лайт закусил губу, жуя ее, и наморщил лоб. – Знаешь, такое давление и напряжение никогда не приводит ни к чему хорошему. Вам с отцом нужно откровенно поговорить и найти компромисс, – казалось бы, парень пытался решить его проблему, и это… трогало. Пугающе трогало.
– Слишком много обо мне. Вернемся к тебе, – поспешно свернул он тему, пугаясь возникшего чувства. Он будто попал в силки, смазанные смолою, которые сам же и ставил для охоты. – Почему ты бросил музыку и решил стать доктором?
– Откуда ты знаешь об этом?
– Раз уж мы сейчас говорим начистоту: я разузнал о тебе. Звучит странно, но в мире, в котором я живу, – это распространенная практика. Вдруг ты мог оказаться нежданным братцем, мне нужно было убедиться, – Мин пытался не выглядеть так, будто оправдывается. И все же сейчас не хотелось, чтобы разговор прекращался.
– Серьезно? За мной что, кто-то следил? – в искреннем изумлении выпучил глаза Лайт. – Я должен разозлиться, но слишком устал для этого. В таком случае ты и так должен знать все, что тебя интересует обо мне.
Он отрицательно покачал головой.
– Я получил лишь сводку сухих фактов, а меня интересуют мотивы, – казалось бы, в глазах Лайта проскользнуло облегчение, его плечи снова расслаблено опустились, а подозрительный огонек в глазах померк.
– Мир богачей и правда… нечто. Если я отвечу на все твои вопросы, можешь пообещать, что больше не будешь узнавать ничего подобным образом и копаться в моем прошлом?
Он задумался. Лайт предлагал правду в обмен на доверие. Он мало кому доверял, поэтому обычно не открывался людям. И даже немногим близким не во всем. Маре, к примеру, он никогда до конца не доверял, и, как оказалось, не зря. Все люди лгут и обманывают – специально, с добрыми намерениями или неосознанно. Мотив не меняет факта наличия лжи.
– Ты не сердишься? – не то чтобы его заботила реакция Лайта, скорее поражало чужое спокойствие. Он понимал, что, находясь на месте парня, был бы в бешенстве.
– Конечно, я зол. Тем не менее сейчас я пытаюсь понять тебя, хотя при других обстоятельствах не отреагировал бы так спокойно на вмешательство в мою жизнь. Но… какая сейчас польза от злости? И я не могу отрицать, для тебя все и вправду могло выглядеть странно. Мне тоже сложно подпускать к себе людей. У меня много знакомых, но мало друзей. Хотя я привык к другим методам, более естественным – спрашивать, к примеру, если нужно что-то узнать.
– Хорошо. Ответь на вопросы, и забудем о постороннем вмешательстве, – согласился Мин. Обычно он не любил давать обещания, однако Лайт не злился даже тогда, когда он сам понимал, что это разумно. Этот парень обезоруживал его по всем фронтам. Сначала Лайт пытался спасти ему жизнь, после помог сбежать из лап похитителей, теперь же, узнав правду, старался понять его.
Кто так делает? В голове прозвучало «взрослый здравомыслящий человек», но он с раздражением заглушил внутренний голос, до противного язвительный даже с самим собой.
– Итак, почему я сменил специальность? – начал Лайт, не откладывая уговор. – Во-первых, даже бросив музыкальное, отказываться от музыки насовсем необязательно. В этом ее прелесть. Она всегда со мной, и я продолжаю заниматься ей, хоть и не на академическом уровне и не так много, как раньше. А основная причина – авария, в которую я попал на первом курсе. Наверняка ты об этом уже знаешь. Нас было двое в машине, и мы могли погибнуть. Для каждого из нас авария не прошла без последствий, хотя мы и остались живы. Именно твой отец оказался тогда моим врачом, но не из-за него конкретно я изменил свой путь. Раньше, как любой подросток, я не задумывался, что моя жизнь может прерваться в любой момент. Я просто бездумно развлекался, как и все. А потом меня спасли. И все благодаря тем, кто однажды тоже были беззаботными подростками. Мне захотелось делать что-то важное, пока я жив. Вместо того, чтобы играть на гитаре и барабанах за деньги, я могу спасать жизни и играть для души в свободное время, могу помочь кому-то по-настоящему… могу уберечь от утраты близких. Ведь и сам знаю, что от смерти в первую очередь страдают не мертвые, а живые. Поэтому я передумал превращать хобби в профессию и выбрал медицину.
Так вот в чем настоящая причина – страх умереть прежде, чем сделать что-то значимое. Это и было тем, что заставило Лайта встать на новый путь? После услышанного сравнения было не избежать. Мин чувствовал себя капризным ребенком, услышав речь Лайта.
Он ненавидел врачей, а сейчас получалось, что одного конкретного будущего докторишку все же мог начать переваривать. Потому что тот не был типичным высокомерным умником, который хотел получить стабильность, признание, высокую зарплату или статус с помощью врачебной деятельности; он просто хотел спасать других, как однажды спасли его.
– Тогда тебе действительно стоит поучиться у отца. Он не лучший родитель, но даже я не могу отрицать, что он – первоклассный врач, – Лайт и представить не мог, чего ему стоило это признание. Тем более для чужих ушей.
– Что случилось между вами? Почему ты… ненавидишь его?
Вот и прозвучало. Ненависть. Даже посторонние видели ярость, скрывающуюся за каждым вздохом в сторону отца. Это был, наверное, самый откровенный разговор за последние несколько лет, не считая сеансов с психологом в школьное время. В обычной обстановке, при естественном течении событий, Мин бы никогда не открылся и не решился ни показать собственный интерес, ни приоткрыть мотивы тому, кого плохо знал. Однако как бы мнение о докторишке ни изменилось, сохранялась черта, которую нельзя было пересечь.
– Это из-за твоей матери?
Мама… С ней все было по-другому. Он был другим. И даже отец был не такой, как сейчас. Тогда они были семьей. Не самой идеальной, но семьей.
Его затошнило. Даже спустя десять лет он так и не научился до конца справляться с воспоминаниями, и каждый раз при упоминании матери тело превращалось в сосуд памяти. Он терялся, замыкался, а иногда поддавался паническим атакам.
Мин даже не понял, что случилось, когда его руку сжали и где-то рядом с ухом прошептали:
– Дыши глубоко, считай про себя и дыши. Повторяй за мной, – голос Лайта звучал успокаивающе, и постепенно он вернул себе контроль над реальностью, слушая указания голоса. И первое, что осознал – он мертвой хваткой сжимал чужую ладонь.
– Иногда такое бывает, – сконфуженно выдохнул он, усаживаясь по новой и спотыкаясь о взгляд Лайта. Парень теперь сидел крайне близко к нему.
– Все в порядке, – улыбнулся Лайт, кладя руку на его плечо, и он не предпринял попытки отодвинуться или скинуть чужую конечность. – Этот вопрос можем пропустить. Я не настаиваю.
Мин сглотнул и подумал, что сейчас бы многое отдал за утренний свежевыжатый сок Нун. Он облизал пересохшие губы и старался держаться естественно, будто Лайт не стал свидетелем его унизительной потери контроля.
– Хм-м… не знаю, с чего вдруг это случилось.
– Это вполне нормально. Твое эмоциональное состояние подорвано пережитым стрессом. С каждым может случиться, особенно, когда мы думаем о том, что причиняет нам боль, – казалось, что у парня на все был ответ, после которого становилось легче. – Давай следующий вопрос.
– С кем ты попал в аварию? Ты сказал, что был не один, – он был рад уйти от темы своего прошлого и неосознанно ворвался в чужое.
– Мы учились вместе в школе, – несмотря на собственную растерянность, Мин заметил, что в этот раз Лайт отвечал с большой неохотой.
– Это был друг или… кто-то больше? – обычно его не интересовали любовные дела других людей, ему хватало своих проблем. Да и подобные вопросы он считал непростительным нарушением границ чужой личной жизни. Но пора было перестать оправдывать интерес в сторону этого парня. Он вынужден был признать, что хочет знать как можно больше, раз уж ему самому предложили это в обмен на обещание.
– Я был в машине своей подруги, хотя и любимый человек должен был поехать с нами. 26 Планы изменились в последний момент, – после непродолжительной паузы произнес Лайт. Стало не по себе от того, какой эффект произнесенные слова возымели на парня.
– Вы расстались после аварии? – не удержался он, даже понимая, что пересекает проведенные собою же границы. Они не были друзьями или хотя бы приятелями. Мин сам ненавидел бестактность так же сильно, как и глупость, однако позволил себе забыть обо всем привычном, пока они не вернутся к «нормальной жизни».
– Авария была лишь одной из причин, но не основной. Отношения измучили меня, так что после расставания я не жалел, что все закончилось, – горько улыбнулся парень, непроизвольно водя пальцами по поверхности пола.
– Как долго это длилось?
– Такую информацию не удалось откопать? – улыбка превратилась в хищную ухмылку. – Между нами всегда что-то было, с самого начала, когда мы начали учиться вместе, хотя отрицание и упрямство заняло много времени. Почти до самого выпуска со школы.
– Поэтому я и не завожу девушек, – покачав головой, сказал он.
– Как и я.
– Хочешь сказать, что после ни с кем не встречался?
– И это тоже.
– То есть… подожди, с тех пор прошло шесть лет. У тебя никого не было после автомобильной аварии и решения стать врачом? – уточнил, приподняв бровь. Он был удивлен не самим этим фактом, а тем, что конкретно Лайт говорит подобное. Он начинал понимать, насколько же информация, которую раскопали люди Мары, оказалась неполной. Эта была лишь обертка, а внутренность оставалась нетронутой. И поскольку он ошибся по отношению к этому парню, каждое следующее открытие о нем с трудом укладывалось в голове.
– Я был занят учебой, а она всегда занимала много времени. Оставшуюся малую часть я посвящал близким и музыке. Плюс, став старше, проходить через подобное вновь не смахивало на хорошую идею. Когда ты неопытен и совсем юн, любовь кажется волшебной сказкой, но потом понимаешь, на самом деле любовь – это всегда риск. Она опасна. А после аварии лучшим другом для меня стала безопасность.
Внутренне Мин вздрогнул. Слова Лайта отражали то, к чему склонялся он сам. Он не мог так легко, как Бест, найти себе правильного человека; не мог даже, как Мара, наслаждаться свободой выбора. Да, он время от времени развлекался, однако всегда бежал: в ситуации с отцом, с университетом, с будущей работой. Он всегда убегал или, наоборот, стоял на месте, игнорируя то, что беспокоило больше всего. Будто, если притвориться, все и впрямь исчезнет. Так мог пройти год, за ним еще один. В целом все казалось сносным, однако внутри обжигала сквозная рана неудовлетворенности, которая никуда не исчезала.
Лайт продолжал и не замечал, как он все больше хмурится, слушая его откровения:
– Мне нравится быть одному. Я наблюдал за друзьями, которые начинали и заканчивали отношения, и самому повторно впутываться в это не хотелось. Слишком много головной боли, слишком мало пользы. Я не могу, как в прошлом, отдать всего себя, а после быть растоптанным. Быть одному – комфортно и не так уж ужасно, как многие считают, – закончил парень довольно, будто был горд сделанному выводу, и под конец даже хмыкнул.
– Ты… более циничен, чем мне представлялось.
Ему было знакомо одиночество, однако в отличие от Лайта, он не выбирал его сам – его туда бросили, и он научился в нем жить. Мин понял, что одиночество – не фатально. Оно могло стать лишь поводом, но не основной причиной для гибели. Таков был его собственный вывод.
– Я не циник, а реалист. А ты? Почему играешь в странные игры с отношениями? Еще одна причуда богачей или есть другая причина?
Мин знал, что рано или поздно они дойдут до этой темы. Хотя в отличие от семейных тайн, в этом вопросе уже нечего было скрывать, Лайт и так оказался в самом эпицентре этих делишек.
– Бар, куда ты приходил, принадлежит моей подруге. Сначала я просто зависал там, а однажды узнал, что она промышляет такой забавой, и мне стало интересно.
– И в чем суть?
– Все объекты кем-то «заказаны» в отместку за разбитое сердце или предательство. Я и еще несколько других человек, желающих принять в этом участие, вели собственную игру, чтобы заказанные люди почувствовали то же, что и те, кому они сделали больно.
– Хочешь сказать ты, как Робин Гуд, только в любовных делах? Помогаешь не беднякам, а пострадавшим от измены?
Не могло не удивить, что Лайт продолжал иронизировать. Казалось, что весь такой благородный и сердобольный будущий доктор будет не в состоянии понять его точку зрения на эту ситуацию.
– Вряд ли кто-то так считает. Но после всего этого дерьма с Наной, это был последний раз, когда… – и тут он вспомнил о Сэинте. Они должны были встретиться вчера. Хотя среди всех его проблем, эта казалась самой незначительной.