1 глава
Реальность – это азотный вакуум поступков, хрупкий кислород обещаний и аргоновые бесформенные ощущения, в которых терялся диоксидный углерод надежд.
Было ли у каждого человека свое место в жизни, свои координаты? Если да, тогда свои Мин давно потерял. Координаты – это всегда пересечение, но никому неизвестно, какая именно встреча и с кем перевернет всю жизнь. Возможно, вы даже не раз сталкивались, однако не придавали этому никакого значения. Потому что и не искали то самое значение. А Мин двигался по текучей реке действительности вслепую, даже будучи зрячим.
В очередной из бесконечной череды дней он спускался со второго этажа с целью перекусить, прежде чем отправиться в университет. С трудом верилось, что оставалось всего несколько месяцев до окончания учебы. Он не чувствовал разницу между восемнадцатилетним собой и теперешней версией – двадцатитрехлетним юношей.
По правде говоря, Мин ненавидел приближение своего выпуска. Поскольку знал, что отец, оставивший его в покое на время учебы, возьмется за старое и вновь будет поучать как жить. Только после школы он начал понимать, в чем минусы быть единственным наследником того, что нажила семья. Ранее он с наслаждением не познавшего каких-либо денежных проблем ребенка видел лишь вседозволенность и бесконечность границ, а оказалось – за всем этим лежит ответственность, которую от тебя ожидают даже тогда, когда ты не готов. Ноша, которую ты бы и рад скинуть, но не на кого. И, может, когда-нибудь он и будет готов, но не сейчас.
– Как спалось? – в кухне его встретил привычный голос экономки Нун, с которой у него были куда более доверительные отношения, чем с отцом. Она работала здесь сколько Мин себя помнил.
– Как обычно мало.
В этом была лишь его вина. Он неоднократно возвращался домой за несколько часов до рассвета, не обращая внимания – будни или выходные, и досыпал обычно на парах, куда ходил скорее по инерции. Мин не последовал по стопам отца и не поступил на медицинский. Ему было ненавистно все, что связано с больницами и любой перспективой оказаться вблизи дуновения смерти.
Обстоятельства вынудили его уступить и согласиться на экономический – единственную альтернативу, которая, хоть и с недовольством, но устраивала и его, и отца. Учеба сама по себе давалась легко, от него не требовалось огромных усилий и времени, поэтому после пар он мог позволить себе тратить время на развлечения, которые в дальнейшем превратились в некий ритуал.
– Твои мешки под глазами скоро достигнут рта. И как сын доктора может так пренебрежительно относиться к своему здоровью?
В этом замечании прослеживалась вся его жизнь. «Сын доктора» – титул, превратившийся в проклятие. Его отец был не просто рядовым хирургом, а главой одной из самых крупных больничных сетей и исследовательских центров Таиланда «VN Medicine». Учреждения, поглощающего тысячи людей и миллионы бат. 1 Он поглотил даже его мать и уже наступал на пятки самому Мину, готовый сожрать и его жизнь.
Но он – не его родители.
Мин хотел, чтобы его оставили в покое. Может быть, если он так отчаянно не бежал всю жизнь от чего-то, сейчас бы знал, что хочет от нее. Однако нам никогда не получить желаемое – он понял это слишком рано.
– Спасибо за сок, – он проигнорировал последний комментарий женщины и бьющую по вискам мигрень. Одним махом выпил содержимое стакана и захватил бутерброд, выходя из дома и жуя на ходу.
Оказавшись за рулем машины, Мин привычно включил музыку, что служила ему отдушиной. Вертясь в прагматичном окружении, он и сам унаследовал подобное мышление, но ему были не чужды творческие наклонности, и если бы он родился в любой другой семье, то, возможно, сейчас заканчивал факультет искусств, музыки или режиссуры. Хотя экономика могла позволить ему владеть любым учреждением этих направленностей. Правда, не творить, а лишь руководить.
Утренний Бангкок напоминал муравейник. Пробки, как и ощущение бессмысленности, впитались через кожу. Мин привык. Ведь люди до такой степени жалки, что свыкаются даже с самым худшим. Так что пробки значились в самом низу длинного списка вещей, с которыми приходилось мириться.
Он заехал на парковку университета минута в минуту и пошел по направлению к своему корпусу. На общей площади студенты в белых рубашках и черных брюках или юбках выглядели одинаково, и нельзя было сказать, кто из них будущий юрист, актер, лингвист или же международник.
Глубоко в душе ему нравился этот порядок. Все одинаковые. Никто не давит на него и не измеряет количество денег в кармане. Нет, Мин не мечтал быть нищим, и все же хотелось, чтобы богатство не было настолько решающим фактором для большинства, поскольку, едва узнав о его семье, люди меняли поведение и слова. Его самого деньги не трогали, может, потому что они всегда у него были. Он придавал им не большее значение, чем другие – родительской заботе.
Хотелось застрять где-то посредине. Середина – звучало безопасно. Это была одна из самых больших его тайн – потребность в ощущении безопасности. Даже самому себе он позволял думать об этом лишь в крайних случаях.
Однако Мин умел наслаждаться преимуществами своего положения. Он пользовался вниманием девушек, когда был не прочь; общался с несколькими «счастливчиками», которые, как и он, были приговорены к будущему, распланированному за них, и находил в их компании некое подобие чувства родства. Впрочем, слишком близко подпускал единиц, держался не то чтобы холодно, но равнодушно. Не страшно потерять то, что не ценно. Ему едва ли нужно было еще больше ценности в собственной жизни.
Люди либо льстили, либо завидовали. И к обеим сторонам этого привыкаешь.
Он заметил в толпе студентов одногруппника Беста, который с кем-то разговаривал. Одного их тех немногих, кого Мин подпустил к себе максимально близко. В отличие от него, Бест действительно интересовался своей специальностью и знал, чего хочет в жизни, при этом, не обладая его возможностями. Может, поэтому он с Бестом и общался. Приятно видеть рядом с собой довольного жизнью человека, который находил чему радоваться и нередко делился этим чувством с другими. У Беста была середина, о которой он мог только мечтать.
Тут откуда ни возьмись что-то врезалось в плечо, заставив его покачнуться. Сумка упала на пол и вместе с ней разлетелась куча бумажек, которые ему не принадлежали.
– Осторожнее, – раздражение вырвалось наружу. Он не был готов с утра к таким резким контактам с кем-либо.
Он обернулся и разглядел того, кто врезался в него. Какой-то парень отчаянно пытался собрать свои документы. Скорее всего, спешил на занятие. И хотя плечо саднило, а после резкого столкновения головная боль возобновилась с новой силой, Мин поднял сумку и несколько чужих листов рядом с ней.
Незнакомец выпрямился. Он был ниже его примерно на полголовы, да и в комплекции куда мельче. Несмотря на обязательную форму, на голове парня царил розовый беспредел, а в ушах висели длинные серьги с клипсами. Может, кто-то из тех бедолаг, кто ночи напролет пытают удачу на кастингах в лакорны2 в надежде стать звездой? Парень выглядел так, будто только что окончил школу и наконец позволил себе сделать с собой все, что раньше запрещалось.3 Однако мельком взглянув на бумаги, Мин сразу признал свою ошибку, ибо медицинские записи мог отличить от любых других даже с закрытыми глазами. Любимое чтиво его отца.
– Извините, – поднял голову незнакомец и, сложив руки в поспешном вай, 4 сообщил о своей оплошности. – И спасибо, – парень выхватил у него бумажки и быстрым шагом направился в сторону медицинского факультета.
Доктор. Вернее тот, кто намеревался им стать.
Большинство из них выглядели по-другому: ходили с заносчивым выражением лица и заумным видом повелителей мира. Мин с детства повидал множество таких типов. Через несколько лет даже самые легкомысленные из этих молодых людей превратятся в сгорбленных от изнурительных смен угрюмых мужчин и женщин, и навсегда обзаведутся морщиной на лбу в бесконечной попытке спасти чью-то жизнь, полностью забывая о близких.
Мин же был не готов спасать чужие жизни. Он и свою был не в состоянии реабилитировать.
Но за те несколько секунд он не разглядел в лице незнакомца ожидаемые черты. Вопреки попыткам выглядеть крутым, парень создавал скорее простодушное впечатление за счет своей миловидности. Самое важное, в нем была какая-то легкость, коей не обладали представители одной из самых сложных и ответственных специальностей в университете. Будущие докторишки и медсестры всегда что-то зубрили, куда-то спешили. Хотя второе подтверждалось.
– Ты чего застрял? – услышал он голос Беста, который успел подойти к нему сам.
Оборвав спонтанный поток мыслей о случайном студенте, Мин вернулся в реальность. Хотя без труда отрешался от нее, даже ради аляпистого недоразумения, которое планировало стать врачом.
– Это определенно не мой день. С самого утра сбивают с ног, – проворчал он, когда они зашагали в сторону нужной им аудитории.
– Дружище, больше радости. Мы притягиваем то, в чем нуждаемся, – весело заметил Бест.
– Тогда где моя кровать и новая личность?
Бест закинул руку ему на плечи, притягивая ближе.
– Может, на самом деле тебе нужно совсем не это? – парню была присуща вера во всякую чушь, особенно в судьбу и рок. Мин небрежно откинул его руку, усмехаясь оптимистической вере друга.
– Ага, я горю желанием, чтобы ты заткнулся.
Утренние перебранки были привычным элементом их взаимоотношений, и ему нравилось это размеренное чувство нормы, которое дарил друг. Он не показывал, что значение Беста в его жизни куда больше, чем тот мог подумать. Однако признаваться в этом Мин не планировал.
Усевшись на привычные места в ожидании лектора, Бест уткнулся в телефон, а он прикрыл глаза, погружаясь в истому. Но вместо привычной темноты перед глазами появилась цветная макушка.
Черт, и как только парень мог выбрать такой до ужаса вульгарный цвет?
* * * *
Несколько раз в неделю после университета Мин стабильно появлялся в баре, который открыла знакомая детства – Мара. Она была на два года младше, также числилась отпрыском состоятельной семьи, и в более юном возрасте они провели вместе лето за границей, куда их отправили для изучения иностранных языков, и ему приказали следить и помогать более юной девочке. Вернувшись в Бангкок, они не пересекались несколько лет, пока случайно не встретились вновь и не возобновили общение, уже без принуждения старших.
Дочь в семье известного дизайнера, Мара была любимицей матери и спокойно делала то, что хотела, не ожидая ничьего одобрения. Теперь ей определенно не требовалось, чтобы за ней кто-то приглядывал. Она выросла бунтаркой, любящей нарушать правила, и именно эта ее сторона влекла к ней людей.
Мир Мина в рамках университета совершенно отличался от того, что творилось за его пределами. Мара и Бест были полными противоположностями, и у него никогда не возникало даже мысли соединить эти два начала в одном. Бест знал лишь, что он балуется игрой на барабанах в заведении знакомой детства, что было правдой, но только частично.
В действительности Мин играл не только на барабанах. Он играл с людьми.
Точно неизвестно, как именно Мара ввязалась в это, но, с одной стороны, она нарушала все правила приличия и морали, а с другой – помогала «обездоленным». Однажды ее знакомая попросила об одолжении: помочь отомстить парню, который ей изменил. Мара же решила собственноручно принять участие в этой вендетте. Она завлекла беднягу, завязала с ним отношения и после первого признания – унизительно бросила на глазах его друзей. В последствии в ее извращенном мозгу появилась идея не просто продавать выпивку в только что открывшемся баре, но и устраивать своего рода азартную игру.
Мин зарабатывал в заведении подруги благодаря участию в этом позорном деянии, хотя нужды в деньгах не испытывал. Временами он сам не понимал для чего вообще делает это: встречается с богатыми девушками, помогает Маре облапошить их и бросает, чтобы их бывшие таким образом отомстили. Вот как все происходило.
Мара знала, что он не станет привязываться к клиентам. Даже если бы хотел, просто не смог. Отдельные девушки вызывали симпатию, иногда даже какую-то теплоту, и все же это было настолько мимолетно, что едва наступало решающее время, без сожаления заканчивал с очередной «целью».
Собственное поведение одновременно отвращало и удовлетворяло. Ему нравилось, что он мог управлять чьей-то жизнью, как управляли его. Это была своего рода месть отцу за то, что не давал ему выбора. Но всегда… после каждого раза наступало мгновение, когда он ненавидел то, что делает. Все казалось жалким, бессмысленным. Почему он не мог быть как Бест: наслаждаться тем, что есть, завести нормальные отношения и пытаться стать лучше?
– Нана уже ждет тебя, – сообщила Мара, не успев он зайти. Она сидела за стойкой и потягивала что-то из стакана.
– Тогда пусть подождет еще несколько минут, – он присел на соседний барный стул. – Так рано, а ты уже пьешь? – обычно его не заботило, что делают другие, однако Мара была не чужой, поэтому некое подобие заботы теплилось в нем.
Бесту не требовались его наставления – тот вообще был прилежным мальчиком, поэтому такое он мог говорить лишь Маре. Уж ее «хорошей девочкой» мог назвать только слепой дурак, не знающий ни капли правды об этом хрупком с виду создании. С детства девушку окружал мир моды, поэтому она всегда была одета к месту и случаю. Мара обладала тонкими чертами лица, загадочным взглядом, которым умело пользовалась и в образе праведницы, и в образе фам фаталь,5 изящными кистями, четко обрисованными ключицами, словно натурщица на старинных полотнах, и уверенными жестами. Все в ней было симметрично и гладко – от тонких бровей до угольного цвета волос, спадающих прямыми прядями до самых плеч, что еще больше выделяло ключицы, когда она соизволяла их открыть. Однако в темных глазах читалось что-то необузданное. Ей всегда чего-то не хватало, и Мара продолжала искать, не придавая значения морали и приличиям. Она ненавидела все, что ее ограничивает. Правила и законы писались, чтобы такие, как она, их нарушали.
– Какая забота. Я польщена, Вонграт, – у нее была ненавистная ему привычка называть его по фамилии, от которой так хотелось сбежать. Как бы Мин ни старался, эта пакостница все равно произносила ее, смакуя ярость на его лице. – Но это всего лишь вода. Я не самоубийца, чтобы повторить вчерашнее безумие и сегодня.
– Ты, как всегда, крайне щепетильна.
На его слова девушка облокотилась лбом о внутреннюю часть ладони, положив руку на стойку, и с усмешкой посмотрела на него.
– Тебе желаю того же. Забота о себе – лучшее, на что можно потратить время, деньги и усилия. Люди, заботящиеся о себе сами, автоматически выигрывают у тех, кто ждет заботы от других, – сказано это было в привычной самодовольной манере.
– Кто сказал, что я не забочусь о себе?
– Твои глаза. Не иметь цели – куда большее пренебрежение своей жизнью, чем может показаться.
Мин не знал, что на нее нашло. Ему не нужны были нотации, особенно от этой торгашки. Она буквально торговала любовью других, а сейчас взывала к высокопарным дискуссиям.
– Готовь мои проценты, сегодня кончаем игру, – резко пресек он разговор, направившись к своей «девушке».
Нана была наполовину американкой, и только корни по матери связывали ее с Таиландом. Хотя она приехала сюда второй раз в жизни, язык знала неплохо, а при необходимости они общались на английском. Нана была сложной добычей, и поэтому куда увлекательнее предыдущих. На нее он потратил последние два месяца, хотя раньше за такой срок мог управиться с двумя-тремя девушками.
Мара сама каким-то образом приводила заказанных личностей в свое заведение: у нее был очень широкий круг знакомств. Его же делом было привлечь внимание и заполучить сначала время, после чувства, а при желании – тело. Хотя последним он пользовался не так часто, как мог бы. Мин сам не знал, откуда в нем это взялось, но он был достаточно разборчив в связях.
В его понимании секс не был такой легкой разменной монетой, как считали многие ровесники. Этот интимный процесс он не готов был разделить с каждой девушкой, даже самой привлекательной. Или тем более с парнем, что было почти так же привычно в стране, где он вырос. Было неприятно думать, что еще неделю назад руки, обвивавшие его, обнимали кого-то еще, губы глотали чужие выделения, а тело терлось о других. Дело было не в ревности, а в брезгливости. Чаще всего ему просто было противно.
Однако Нана была хороша по всем параметрам: красивая и статная, не обделена умом, знает себе цену, наслаждается имеющими возможностями и умеет хорошо проводить время. С большой вероятностью с одной из подобных девушек он в будущем должен будет связать жизнь. К сожалению, у них обнаружилось одно главное общее качество – они оба бесцельно плыли по течению. И еще одного такого человека рядом с собой Мин не мог терпеть, несмотря на все ее достоинства. От себя было не убежать, а от нее – вполне.
Может, он вообще бы не взялся за Нану, если бы изначально знал, насколько они похожи. Похожи в том, что он втайне презирал в самом себе. Впрочем, всегда была вероятность напороться на то, чего хотелось бы избежать.
Тем не менее Мин никогда не отступал в игре, только не в этой части жизни. Уступал он там: при свете дня, в огромном особняке, под бременем «единственного наследника» и «сына доктора». Здесь же девушки не знали его настоящего, лишь прозвище, которое он не менял специально.6 Боялся, что однажды игра уведет его слишком далеко. Хотелось оставить хоть одну ниточку, чтобы найти дорогу назад, домой… Даже если его там никто не ждал.
Что там говорила Мара – забота о себе? Тогда это был один из его способов. Возможно, непонятный другим, но привычный ему самому.
Мин заранее продумывал, как закончить с очередной девушкой. Но в случае с Наной он будто смотрел в зеркало, поэтому все обстояло сложнее.
– Ты заставил меня ждать, – она не злилась, но в голосе звучали нотки легкого раздражения. Ему были понятны ее чувства, вряд ли она вообще привыкла кого-либо ждать. И опять же не столько из-за тщеславия, сколько именно потому, что ей даже в голову не могло прийти, что кто-то может заставить ее ждать.
– Работа, – коротко оповестил Мин.
Для нее он был студентом-медиком, подрабатывающим в больнице. Он и сам не знал, почему в тот первый вечер сморозил то, что так ненавидит. Кажется, тогда он был пьян больше обычного. И ядовитые слова, словно насмешка над собой, были произнесены. В следующие встречи отступать было поздно, да и оказалось, что подобная ложь пошла даже на пользу. Ей нравилась ответственность и целеустремленность – именно то, что в ее жизни отсутствовало. Как, собственно, и в его. Играть пародию на того, кем он мог быть, если бы прогнулся под желания других, было даже забавно. Это причиняло боль, однако Мин находил в этом извращенное удовольствие. Так он закалял себя: в следующий раз будет менее больно, и однажды он просто ничего не почувствует.
– Ладно, я понимаю. Знаю, как это важно для тебя. Может, мы сходим в тот ресторан сегодня, о котором я говорила тебе в прошлый раз? – она сменила раздражение на милость, протягивая к нему руку. Мин непривычно не ответил на ее порыв. – Что с тобой?
– Боюсь, мы больше не можем встречаться.
Это была самая неприятная часть игры. Ему нравился процесс, но не очень-то прельщало причинять боль другим. «Еще одна причина не быть доктором» – отмечал он про себя. Однако этого требовала полная победа, и приходилось выслушивать поток слез или крики, иногда случались даже попытки его ударить, хотя Мин был в состоянии удержать девушек. Приходилось менять номер телефона, а благодаря Маре он легко узнавал о том, где его могли поджидать и какое-то время просто не появлялся в привычных местах. Истерики и клятвы в вечной любви быстро истекали. Уже через несколько недель их будто и не было, и уже какой-то другой парень слушал то, что кто-то будет любить их вечно. У людей непозволительно короткие представления о вечности.
– В чем дело? – Нана оставалась по-деловому спокойна, хотя он заметил, как ее глаза недобро заблестели.
– Ты отвлекаешь меня, а я слишком многое поставил на кон. Надежды родителей связаны со мной, и совсем скоро меня ждут последние экзамены, а потом интернатура, ординатура… Тем более мы из разных кругов. Рано или поздно это закончилось бы, ты же понимаешь, – Мин взывал к ее разумности и в этот раз играл так правдоподобно, что сам почти поверил в этот спектакль.
– Я…
Их прервал звук телефонного звонка.
Он посмотрел на экран и шумно выдохнул – звонил отец. Они крайне редко общались по телефону, поэтому, когда тот звонил, это сразу же говорило о какой-то срочности. Мин знаком велел девушке подождать и, встав, отошел на достаточное расстояние.
– Алло.
– Мне нужно увидеться с тобой. Приезжай в мой офис.
– А дома мы не можем поговорить? – он пытался подавить раздражение. Выходило с трудом.
– Нет, ты должен кое-кого увидеть, – не сказав больше ни слова, отец отключился, и Мин, потеряв последнее самообладание, со злостью запихнул телефон обратно в карман.
Неужели отец начинает уже сейчас?.. До выпуска несколько месяцев, а тот уже собирается заставлять участвовать в собраниях, знакомит его с какими-то новыми партнерами?
– Все в порядке? – спросила Нана, когда он вернулся к столику. Прежде чем он заговорил, в голове пронеслась мысль, что звонок отца может, по крайней мере, облегчить ситуацию с девушкой. И хотя он все еще был возмущен отцовским приказом, не видел причин не воспользоваться единственным преимуществом резкой смены планов.
– Нет, меня вызвали в больницу. Это то, о чем я говорил. Нам нужно закончить. Все равно ты скоро возвращаешься в Америку, – сказал он так, как это произнес бы тот, кому не все равно.
– Ты не можешь бросить меня! – впервые он видел, как Нана выходит из себя. Кажется, он недооценил масштабы своего очарования или же ее чувствительности. Девушка могла увлечься им сильнее, чем показывала. От ее повышенной интонации отголоски утренней мигрени вернулись.
– Тогда сделаем вид, что это ты меня бросила, если тебе так будет легче, – по-видимому, для нее было ударом получить резкий отказ.
Мин наблюдал множество раз, как рушится женская уверенность в том, что каждая из них особенная, не такая как все. Однако правда состояла в том, что все люди одинаковые. Только в разной степени одарены или приговорены определенными чертами, качествами; обладали разными возможностями и желаниями. Но пороки, желания – одни для всех.
– Я могу продолжить учебу здесь. Нужно лишь поговорить с отцом…
– Теперь в этом нет необходимости. Прости, мне пора, – он решительно и с характерным звуком отодвинул стул и зашагал к выходу. Он видел, как Мара провожает его слегка озадаченным взглядом, и, уже выйдя из заведения, достал телефон и отправил ей короткое сообщение:
«Я закончил с ней, но не так, как предполагал. Планы поменялись. Потом объясню»
Машину он оставил в университете, опять-таки чтобы избежать возможной слежки за собой, поэтому быстро поймал такси. Когда машина отъезжала, Мин через окно заметил, как Нана выбежала из бара, а за руку сзади ее пыталась удержать Мара.
Что ж, истерики – это по части этой интриганки. Мин не умел справляться с чужими расстройствами, хватало своего.
До офиса главного исследовательского центра «VN Medicine» в Бангкоке было минут двадцать езды, и Мин закрыл глаза, пытаясь справиться с внутренней тревогой. Он злился на себя за слабость, но ничего поделать с ней не мог. Ему просто нужно пройти в кабинет к отцу, ничего более. Один разговор он выдержит. Это не сломает его.
Чем чаще слова повторялись, тем больше становились похожими на правду. Извечный прием, которым он пользовался из раза в раз. Когда Мин расплатился и вышел из такси, не осталось и следа от подступающей тревоги, а если что-то и оставалось, то глубоко похороненное под возникшей иллюзией. Оболочка, в которой отец привык его видеть, вернулась на место.
Постучав в дверь и услышав знакомое «Войдите», Мин приготовился к еще одной схватке. Хотя знал, что проиграет.
– И зачем ты позвал меня сюда? – с ходу возмутился, не выказывая недавнего беспокойства, и сел на кушетку напротив стола, за которым восседал отец. Тот устало перевел на него взгляд, будто он специально отвлекал его от дел, а не был приглашен им же.
– И тебе добрый вечер, – как большинство представителей старшего поколения, отец придерживался национальных заветов – спокойствия и вежливости. Если сравнивать с примерами чужих семей, Равит Вонграт был не так уж и плох, однако ему было что помнить и за что не прощать. – Мы редко виделись в последнее время. Чем ты был занят?
– Как обычно. Учеба и встречи с друзьями, – он не понимал, зачем отец вообще задает этот вопрос, если тому по сути наплевать. Всегда было. Мин дал тот ответ, который на его месте дал бы любой другой молодой парень. Лучше притворяться, чем показывать истину.
– Скоро твой выпуск, я не забыл. Ты больше не ребенок, – хотелось возразить, что он прекрасно осведомлен об этом, но Мин продолжал стеклянным взглядом буравить отцовскую фигуру. – Надеюсь, я могу обратиться к тебе с просьбой.
Последняя фраза вызвала недоумение. Просьба? Разве он позвал его не для того, чтобы перекрыть кислород к свободной жизни?
– Обычно ты раздаешь приказы, – заметил он саркастическим тоном.
– Не дерзи, – парировал отец, но хладнокровия не потерял. – Я хочу, чтобы ты позаботился о нашем госте.
– Госте? – в их доме не останавливался никто со времен смерти матери.
– Сын моего давнего друга. Он учится в твоем университете и тоже выпускается из магистратуры в этом году. Сейчас проходит у нас практику, – Мин смотрел на отца с явным непониманием. С каких это пор тот смешивает работу и дом? Что это за парень вообще?
– Я не понимаю, чего ты хочешь от меня.
– Хочу, чтобы вы подружились. Он отличный юноша, тебе пойдет на пользу разнообразить привычный круг общения.
– Тебе не кажется, что я давно вышел из возраста, когда мне нужно подыскивать друзей? – несмотря на тяжесть их отношений, отец соблюдал личные границы сына. Исключением являлись дела, связанные с его деятельностью в будущем. Поэтому Мин не понимал смысла и причин этой просьбы.
– Я прошу лишь быть внимательным и учтивым, он на какое-то время останется у нас. Хочу, чтобы ты помог ему свыкнуться с обстановкой. Знаю, иногда там может быть… одиноко, – отец сделал паузу, прежде чем произнести последнее слово. Это лишь разозлило его. Родитель никогда не думал о том, что ему, родному сыну, одиноко в особняке, но беспокоился о каком-то чужом парне.
– А меня ты спросил, хочу ли я жить с каким-то незнакомцем? Да и вообще, тебе самому не кажется странным то, что ты сейчас говоришь? За последние годы я решил, что наш дом – это крепость, куда никому нет входа.
– Мин, или ты проявишь учтивость к нему, или можешь начинать с завтрашнего дня проходить стажировку здесь.
Шокированный услышанным, Мин подорвался на ноги.
– У нас уговор – после выпуска. И ты знаешь, я экономист, а не врач, как ты, – напомнил он.
– К сожалению, – больно не было. Он не впервые слышал подобные слова. Давно понял, что для отца он является одним сплошным «к сожалению». – Если хочешь, чтобы все так и оставалось, просто выполни мою просьбу.
Мин понимал, что злиться на абстрактного человека, которого он даже не знал, глупо и по-ребячески. И даже сама просьба была мелочной. На самом деле злило то, что отец в очередной раз использовал его в своих целях. Он понимал, что просто так какой-то парень не оказался бы в особняке Вонгратов.
– И кто он?
– Один из лучших студентов, очень способный. Хочет стать нейрохирургом. У него сейчас возникли определенные трудности.
– Какие?
– Это тебя уже не касается.
– Как удобно: отдать приказ, будто игрушке, хочу я того или нет, и больше ничего не объяснить. Ах, прости, я забыл, это же просьба! – ему удалось-таки подорвать спокойствие отца. Тот снял очки и устало потер виски.
– Мне самому приходится выполнять многое из того, что мне не хочется. Так устроен мир, пора тебе уже понять это и повзрослеть. Я не прошу о чем-то сложном, – дальнейшие слова прервал стук в дверь. – А вот, наверное, и он. Помни о моих словах.
Так вот зачем отец позвал его сюда – поставить перед фактом и, не давая времени, взвалить на его плечи еще одну ношу. Только в этот раз не титул, не обязанности, а живого человека. Мин не хотел быть чьей-то нянькой. Он не повернулся к входящему, в то время как отец встал и подошел к гостю.
– Заходи. Познакомлю тебя с сыном.
Мин закрыл глаза и тяжело вздохнул, прежде чем подняться с кушетки и повернуться. Глаза непроизвольно расширились, и он замер, не произнося ни слова.
– Приятно познакомиться. Я – Лайт, – представился парень.
Розовые волосы, клипсы в ушах, мелкая фигура и детское лицо. Студент-медик, который утром врезался в него.
В голове пронеслась мысль, что Бест пришел бы в восторг от такого совпадения и списал все на «проделки судьбы». Сам же он был куда в меньшем восторге, однако взял себя в руки и, подражая хладнокровию отца, вымолвил:
– Мин.
_____________________________
Может, когда я стану старше, все успокоится,
Но сейчас это убивает меня 7
(Justin Bieber & benny blanco – Lonely)