Студентка МОГИФКа Лена Николина сидела на первом этаже главного здания. Рядом весело и шумно разговаривали больные: на костылях, в гипсовых повязках, с перемотанными руками или ногами, в корсетах на пояснице. Диспансер на Курской прыгунье в высоту был хорошо знаком: каждый год перед началом спортивного сезона она проходила здесь обязательную для разрядников диспансеризацию. В назначенные сроки за два дня требовалось обойти с десяток специалистов и сдать общие анализы крови и мочи. Мочу приносили с собой, и кто в чём. Стограммовые баночки от фруктового пюре, двухсотграммовые от майонеза, бутылочки в триста граммов от детских соков, пол-литровые бутылки от молока и даже литровые банки от солений необходимо было оставлять на столике перед лабораторией, ставя на этикетку с именем, выданную регистратуре. С простой, казалось бы, процедурой, успешно справлялись не все, отчего мужчины вполне могли оказаться беременными, а у тех, кто плохо помыл тару, лаборанты находили и белок, и грибок, и даже стафилококк. Уставшие от такого разгильдяйства медсёстры жирным красным цветом писали на карточке больного рекомендацию проверить «носителя патологии» у психиатра. Он тоже входил в список специалистов, обязательных для посещения. Но одно дело попасть к такому врачу на диспансеризацию, другое – пойти по направлению. Особо одарённых на выкрутасы товарищей психиатр мог отстранить на год от участия во всех соревнованиях.
Обрадовавшись Горобовой и Эрхарду, Николина рассказала им о последних новостях. Доброва несколько раз вывернуло желчью во время полёта, и он не переставал стонать от боли, поэтому его с аэропорта Тушино увезли не мешкая. С девушками вышла заминка из-за отсутствия паспортов с пропиской. Они в колхозе никому не были нужны. Оформив бумаги со слов, спортсменок повезли на Курскую, где у обеих были учётные карточки. В диспансере девушек сразу повели в поликлинику. Обеспечив Кашину костылями, дежурный хирург послал её в рентген-кабинет. Узнав про диагноз Николиной, он сморщился. Стационара по гинекологии на Курской не было. Понимая, что договориться с врачами скорой помощи везти больную через всю Москву по месту жительства в Химки не удастся, а вопрос по госпитализации в диспансере – прерогатива не его уровня, хирург поликлиники предложил больной пройти в основное здание и подождать главного врача. Что Лена и сделала. Где и сидела уже больше двух часов.
Выслушав все объяснения, Горобова сразу поняла в какую дверь ей нужно зайти. Но главный врач с самого утра уехал в Мосздрав и, как сообщила секретарша: «Когда будет, не известно». Это никого не обрадовало: время перевалило за час дня, на Лену нельзя было смотреть, не страдая, нога Горобовой ныла и просилась на домашний диван.
Оставив Сильвестра Герасимовича рядом со студенткой обозревать красивые потолки и стены бывшей усадьбы, забеленные и замазанные краской, декан МОГИФКа пошла на улицу в надежде перехватить Маркова сразу, как он явится. Через время она вернулась действительно с ним. Выйдя в коридор в белом халате, Лев Николаевич оглядел студентку беглым взглядом и также быстро попросил рассказать, что с ней, где она живёт, где и как лечилась.
– Понятно, – задумался Лев Николаевич, обдумывая ситуацию. – А какой разряд у спортсменки? – повернулся он к Горобовой, рассматривая лангет на её ноге. Наталья Сергеевна, бодро поправила костыль подмышкой. Для решения проблемы требовалась вся её представительность и быть жалкой не хотелось.
– Николина – участница недавней Спартакиады школьников в Вильнюсе и кандидат в мастера спорта. Как и я, Лев Николаевич.
– Как и я, Наталья Сергеевна. Спартакиадница, говорите? – главврач снова задумался, натягивая карманы халата. Был он невысокого роста, коренастый, пузатый и добродушный. – А вы – отец? – спросил он у Эрхарда, указывая на светлые кудри его и девушки. Сильвестр Герасимович смутился; он считал, что для своих сорока с небольшим лет выглядит довольно моложаво. А в длинном кожаном плаще ещё и модно.
– Нет. Я – главный агроном совхозного правления Астапово, где студентка Николина проходила обязательную сельскохозяйственную практику, – ответил Эрхард, указывая и на Николину, и на Горобову.
– У меня бытовая травма, – поспешила уточнить Наталья Сергеевна.
– Трактор переехал? – пошутил Марков, не улыбаясь.
– Что-то вроде того, – усмехнулась Горобова, вспоминая детали обстоятельств, обеспечивших ей трещину в стопе. – Нам бы с девушкой определиться.
Лев Николаевич вытащил руки из карманов, ослабив натяжение халата на животе, упёр ладони в поясницу и, слегка подавшись вперёд, вдумчиво посмотрел на Николину, как Ленин на делегатов 3-го съезда ВЛКСМ на картине художника Л. Ц. Приблуды. На щеках девушки проступил предательский румянец, зрачки её расширились, взгляд помутнел.
– Ничего другого, кроме пенициллина, мы, увы, тоже придумать не сможем, – ответил Марков, давая понять, что лучше бы ему не видеть такой больной. Казалось, ещё мгновение, и он отправит всех восвояси. Наталья Сергеевна, жестом попросила у Эрхарда второй костыль и подошла к главврачу совсем близко.
– Лев Николаевич, это всё так. Но у вас в диспансере, кроме антибиотиков, есть физиотерапия, – выше на голову, женщина смотрела на Маркова, наклонив лицо и до тех пор, пока мужчина не кивнул. Это позволило Горобовой перевести дух и тут же продолжить: – А также, в отличие от обычной больницы, у вас есть отделение реабилитации, где больная сможет начать курс восстановления сразу после активного лечения.
Снова последовала пауза, требующая подтверждения. Опустив взгляд в пол, главврач сомневался, стоит ли определять Николину в отделение терапии. Ну да, проведут они повторный курс антибиотиков, на всякий случай сделают диагностику мочеполовой системы, это их профиль, а дальше что? Как быть с регулярным осмотром?
– Наш гинеколог приходит исключительно для дневных консультаций и находится он при поликлинике, а не в стационаре… А если что случится ночью? – спросил он, глядя скептически. Это уже была протянутая нить для дальнейшей дискуссии, которую Горобова охотно подхватила и стала наматывать на свой властный кулачок:
– Для этого всегда есть скорая помощь. Если что-то случится ночью, то будем считать, что девушке не повезло. Тогда пусть уже везут в больницу по месту жительства. Так?
– Пожалуй. – Марков пристально рассматривал девушку и думал, где же такая молодая и красивая уже успела застудиться. Что это за жертвы такие? И ради чего? Врачу фанатизм спортсменов, какую бы форму он ни принимал, казался неоправданным риском. Но для особых рассуждений на этот счёт времени не было. Глядя на часы в коридоре, главврач подумал, что половина понедельника миновала, а он так и не приступил к своим прямым обязанностям руководителя учреждения. На его рабочем столе лежала кипа бумаг на подпись, необходимо было сделать массу телефонных звонков, провести совещание по поводу прошедших выходных, предстояло ознакомиться с медицинскими картами больных, поступивших сегодня. А завтра – первый на неделе операционный день, и требуется установить очерёдность операций. И так далее, и тому подобное. Под прицелом Марков держал абсолютно весь процесс лечения, потому был не просто хорошим администратором, но и толковым руководителем. Ситуация с Николиной была действительно нестандартная. Но Лев Николаевич прекрасно осознавал, что Горобова права, и внимание к больной с подобным диагнозом здесь, в стенах его заведения, будет совсем иным, чем в переполненном отделении любой гинекологии.
– И контингент там и тут – не одно и то же, – добавила к мысленному резюме врача Горобова, понимая его задумчивость и подтверждая, что она тоже хороший руководитель. А таких Марков ценил. Независимо от их пола. Поэтому и продолжил рассуждать рационально и в соответствии с реальностью. Одно дело было для Николиной попасть к роженицам и онкологическим больным городской больницы, и совсем другое – лежать среди молодёжи и спортсменов.
– Оформляйте! – приказал Марков заведующей терапии, которую вызвал, постучав в двустворчатую дверь отделения, до сего момента закрытую для всех. – Под мою ответственность. Пусть больную сразу же осмотрит наш гинеколог, которому, как я понял, вы доверяете? – первая часть фразы относилась к заведующей терапии, вторая – к Горобовой. Врач не отреагировала никак, только что-то вписала в маленький блокнот, который носила в боковом кармане халата. Отметив, что у неё такая же привычка, Наталья Сергеевна кивнула, соглашаясь. Марков заторопился:
– Вот и ладненько. Ты, спартакиадница, не кисни. Поставим мы тебя на ноги. Не такое видели. Наша терапия повидала тут всякого: от нильской лихорадки до сибирской язвы. Так что лечить тебя будем наилучшим образом, – приняв решение, пожертвовать доброй репутацией диспансера Марков не мог. А потому деловито добавил, давая всем ощутить размеры своей власти: – После заключения нашего гинеколога, я, если потребуется, позвоню кое-куда, посоветуюсь как лучше подойти к вопросу. Идёт?
Николина была согласна на всё, лишь бы её скорее положили в кровать и укрыли одеялами.
– Спасибо, – протянул Эрхард руку, торопясь пожать её и опасаясь, как бы мужчина в белом халате не передумал. – От имени всего руководства совхозного правления спасибо.
– Здоровье наших спортсменов – основная наша забота, – выдал Марков штампованную фразу. – У вас всё? – Лев Николаевич посмотрел на Горобову.
– Всё, Лев Николаевич. Персональное спасибо вам также от ректора МОГИФКа Орлова.
– Благодарствую, – расплылся Марков в улыбке, как купец, который поел жирных щей, и даже крякнул от удовольствия. – Передавайте и ему от меня большой привет. С Иваном Ивановичем я когда-то выступал на одних соревнованиях. Вот такой мужик! – выставил врач большой палец, уходя.
– Лев Николаевич, а вторую нашу студентку увидеть можно? – крикнула вдогонку Горобова
– Что? – врач развернулся на полном ходу.
– К вам на вертолёте привезли из колхоза двух студенток: Николину, —Эрхард кивнул в сторону уже закрывшихся дверей терапии, – и Кашину, – он показал большим пальцем на второй этаж.
– На вертолёте? Почему на вертолёте? – насторожился Марков. В Первом диспансере перебывало много важных людей, поэтому стоило знать, если речь идёт об очередном из них.
– Да, там был ещё один студент, у него подозрение на сотрясение мозга. Его определили в Бурденко. Орлов посодействовал, – вставила Горобова. В этот момент мимо проходили больные спортсмены. Огибая троицу стоящих в широком коридоре, они замедлили шаг. Марков жестом попросил их не задерживаться.
– А-а. Понятно. Поля работают на нас, – заключил он. – А что с Кашиной? – как и у Горобовой у него была исключительная память на фамилии. Наверное, такой особенностью обладали большинство руководителей того времени.
– Вот это мы и хотели бы узнать, – ответила декан института.
– Понятно. Пошли! – предложил Лев Николаевич и направился к помпезной лестнице на второй этаж. Её не покрыли линолеумом, как каменную плитку внизу, отчего солнечные блики грели каменные ступени, превращая их в мармит. Медленно поднимаясь, Эрхард изумлялся гипсовым скульптурам из «тех» времён. Голову кружили витражи под куполом. «Да уж, – поражался мужчина, ощущая себя вовсе не в медицинском заведении, где даже медикаментами не пахло, а скорее в музее.