Так и случилось, что в сентябре на опустевшее место за первой партой, где раньше сидел Макар Бурков, учитель посадил тихую Машу Бессонову, и Люся с тоской поглядывала на её голубые бантики, вместо коротко стриженой Макаровой макушки.
И возвращаться домой без него тоже было непривычно, и только сейчас Люся поняла, как же она привыкла и к его неуклюжим мальчишечьим шуткам, и к громкому смеху. Шурша ботинками по опавшей жёлтой листве, Люся успокаивала себя тем, что зато её друг будет здоровым. И больше не станет ничего стесняться, а в будущем сможет исполнить мечту и стать тем, кем хочется… Только вот… как же новогодняя ёлка? Ведь они всем классом собирались ставить сценку, где Макар собирался играть одну из главных ролей…
– Что, теперь одна домой ходишь? – неожиданно раздался позади Люси голос Семёна Черпакова, и она даже немного вздрогнула.
– Да, одна, – пожала Люся плечами и подумала, что сейчас Сёмка снова начнёт над нею насмехаться, – Вера теперь по другой дороге ходит, в новый дом…
– Давай, портфель понесу, – щёки Семёна чуть зарделись от смущения, – Я Макарке обещал, что буду за тобой присматривать. Честное пионерское дал! А слово своё нужно держать! Так что, ты это… если кто станет обижать, сразу мне говори, ладно?
– Ладно, – кивнула Люська и улыбнулась, – Спасибо тебе, Сёма…
Осень закончилась как-то быстро, Люся даже удивилась, когда проснувшись утром, вдруг обнаружила, что за окном всё белым-бело от укрывшего землю снежного покрывала. Вскоре пришли и морозы, и бабушка, помня, как тяжело болела внучка в минувшую зиму, теперь строго следила, чтобы Люська и шаль как следует замотала, и варежки надела.
Гулять в морозы не побежишь, да и до подружки Веры теперь идти стало далеко – семья Коровиных переехала в новый дом. Ну, хоть Даша жила через улицу, и девочки ходили друг к другу делать домашнее задание. Декабрь выдался снежный, и сугробы поднялись выше некоторых плетней, полностью скрывшихся под снегом, когда Люся получила письмо…
Улыбающаяся почтальон Агриппина отдала Люське в руки конверт, поправила платок, приговаривая, что мороз нынче знатный, но хоть небо чистое, может снегопада не будет, а то с сумкой дюже тяжко по занесённым тропкам ходить.
Люся развернула письмо, чуть улыбаясь своим мыслям – неровный мальчишеский почерк был ей очень знаком. Макар писал, что сначала он долго лечился, а потом ему сделали операцию, и для этого они с отцом ездили в Ленинград. Рассказывал, что уже начал ходить в школу, но очень хочет вернуться обратно в Городище, к маме и сёстрам. Хотя с отцом у них сложилось всё хорошо, и Люся оказалась права – отец к Макару относится ласково и по-доброму, а вот с новой его семьёй не случилось дружбы. Новый сын отца, как Макар называл сводного брата, оказался вредным и капризным, постоянно жалуется отцу и своей матери на Макара, по делу и без дела…
Люся сама не заметила, как слёзы ручьём потекли по её щекам, потому что читала она между строк… Хоть и не жаловался Макар, хоть и слова плохого не написал ни об отце, ни о новой его семье, а поняла Люся – трудно там ему… Трудно и неуютно. В конверт была вложена новогодняя открытка, в которой Макар поздравлял с наступающим новым годом и Люсю, и её маму, и бабушку.
Люся поставила открытку под лампу на своём столе, и теперь смотрела на неё, когда делала домашнее задание. Нарядная ёлка, танцующие вокруг неё ребята так напоминали ей их самих.
Даша прибежала субботним утром, чтобы позвать подругу кататься с горы. Мороз немного отпустил, и можно было погулять побольше, не оттирая ладошками так скоро озябших щёк. Люся помогала бабушке смотать в клубки спряденную шерсть, и пока они заканчивали дела, Дашу усадили погреться.
– Люся, а ты слыхала, Бурковы-то уезжают! – сообщила подруге Даша услышанную недавно от взрослых новость.
– Как уезжают? Куда? – оторопела Люся, – В город?
– Нет, не в город, говорят, что в другой район. Сказали, что маме Макара там предложили место в школе, учителем. И дом им там дают, чтобы жить, просторный, не как здесь. Катя же теперь тоже учитель, вот и ей там место нашлось, поэтому и выделили дом – две учительницы приедут. После и Аня наверно тоже станет учителем, у них вся семья умная, – рассуждала Даша, допивая чай.
А Люська всё никак не могла уложить в голове – ведь теперь значит, что и Макар не вернётся в Городище после лечения… Будет жить с мамой и сёстрами. Хотя, наверное, расстроенной Люське стоило за них всех порадоваться – ведь это хорошо, что и дом дали, и работа для мамы Макара будет по специальности… Но только всё равно было горько осознавать всё это…
Люське даже на горке расхотелось кататься, и потому она больше стояла наверху со своими санками, и думать ни о чём не получалось. Она просто смотрела, как с радостным визгом и смехом катятся вниз весёлые ребятишки, кричат, подталкивают друг друга… Сказав Даше, что она озябла, Люся отправилась домой.
– Ты не приболела ли, красавица? – обеспокоенно спросила бабушка, увидев, как Люська задумчиво болтает ложкой в чашке с чаем, – Вот говорила я, нечего по морозу мотаться! Дома нужно сидеть с твоим здоровьем! Вот мама придёт с работы, расстроится…
– Бабуль, да я не заболела, – ответила Люська, – Просто что-то грустно. Я пойду в библиотеку лучше схожу, вместо горки, хорошо?
Сложив библиотечные книги в сумку, Люська отправилась во «взрослую» библиотеку, как называли в Городище новую сельскую библиотеку, совсем недавно переехавшую в новое кирпичное здание. Но по пути она свернула на улицу Досовскую, где жила семья Бурковых. Улица была расчищена от снега недавно прошедшим трактором, и домики светились окнами в зимних сумерках. Здесь давали жильё тем, кто приезжал в Городище по распределению, или по другой причине – на работу. Дома были «на две семьи», как говорили в селе, из крыш поднималось по две печные трубы и крылечка тоже было два.
Люся поднялась на крылечко, обмела веником свои валенки и несмело постучала в дверь. Открыла ей Елена Фёдоровна, мать Макара, закутанная в тёплую шаль:
– Люся? Здравствуй! Как хорошо, что ты зашла, проходи скорее в дом, к вечеру подмораживает.
– Здравствуйте, Елена Фёдоровна, – робко поздоровалась девочка, – Я ненадолго… шла в библиотеку, и заглянула по пути…
– И хорошо, что заглянула, – кивнула хозяйка, и Люся заметила, что Елена Фёдоровна бледна, под глазами пролегли нездоровые синие тени, а еще женщина постоянно натужно откашливалась…
– Я недавно ездила к Макару, – усадив гостью у стола, рассказывала Елена Фёдоровна, – У него всё хорошо, он восстанавливается после лечения. Уже начал в школу там ходить. Просил тебе передать большой привет, но я вот приболела, не смогла до вас дойти. Хорошо, что ты сама заглянула. А мы вот, как видишь, переезд задумали.
В доме там и тут стояли упакованные вещи, потёртый старый чемодан стоял у стены и был весь перевязан верёвками. Стопки книг тоже были аккуратно обёрнуты газетами и перевязаны бечёвками. Совсем скоро опустеет дом, подумала Люська…
– А девочки уже уехали, – рассказывала Елена Фёдоровна, – Уже обустраивают новый дом, решили поклеить новые обои, меня вот оставили лечиться… Так некстати приболела! Председатель завтра машину обещал дать, и помощников, чтобы вещи погрузить! Так что, Люся, скоро буду я снова заниматься своим любимым делом – буду учить ребят! А ты не грусти, вот как поедешь с мамой или бабушкой в райцентр, то непременно заходите к нам в гости! Я тебе сейчас адрес напишу.
Поговорив еще с Еленой Фёдоровной, Люська бережно сложила листок с записанным адресом в карман, пожелала хозяйке поскорее выздоравливать и обустроиться на новом месте, она зашагала к библиотеке. Как-то вроде бы и легче стало на душе, потому что увидела Люська в глазах Елены Фёдоровны радостный блеск, когда та говорила о работе в школе, о ребятах, которых она скоро снова будет учить.
Обсуждали кумушки, слышала Клавдия Захаровна у магазина, что Елена Буркова не просто так в райцентр переезжает, а якобы мужчина у неё появился, представительный и серьёзный, вот он и устроил переезд и самой Елены, и её семьи. Когда она рассказывала услышанное дома Таисии, та одобрительно качала головой:
– Вот и правильно, Лена – женщина образованная, и ей самое место в школе, ребятишек учить! Я рада за неё, если и личную жизнь свою она устроит, несладко одной-то куковать, да еще и после такого страшного предательства мужа. И девочкам её в райцентре лучше будет – там и училище, и техникум есть.
– И я рада за Лену, – вторила ей Клавдия Захаровна, – Вот и тебе бы, Тасенька, на свою личную жизнь внимание обратить. Идут годки-то, что сладкого одной…
– Мама, ну хватит, снова-здорова, – рассмеялась Тася, – Вы да Люська, вот моя жизнь, и другой я не желаю.
Не любила Тася это обсуждать, ничего не желала менять в своей жизни, хоть и ловила на себе взгляды механизаторов, заинтересованные, а порой и откровенно-жадные. Иногда – и недобрые женские, когда перешёптывались кумушки за её спиной, которые заподозрили и своего мужика за разглядыванием чужих прелестей.
Вот только оказалось, что радоваться за Елену Буркову было и нечему… По весне узнали в Городище, что умерла она от давней и тяжёлой болезни, которая развилась на фоне полученных ею ранений, от того ржавого отголоска минувшей войны… Осталась Катя одна в новом доме в райцентре, сестра Аня уехала в город учиться…
Так Люська узнала, что не вернётся её друг Макар ни в Городище, ни в райцентр, потому что останется он теперь жить у своего отца навсегда… В детстве ведь всё время так думается – что до «взрослости» еще так далеко, и так медленно идёт время, и потому – все ближайшие годы, которые предстоит прожить до самостоятельной жизни, это «навсегда»…
Плакала тогда Люська в подушку, сжимая в руке деревянную фигурку кошки, плакала и от жалости к себе, и от сочувствия другу, который потерял маму, а она не может даже поддержать его в эту страшную минуту… И от того, что впервые осознала тогда Люська, какой порой жестокой может быть судьба.