Глава 4.

После бабушка рассказала, почему же «досталось Макарке, чего не каждый ребёнок сдюжит». Рассказывала она Таисии, и Люська, слышавшая эту историю лишь украдкой, тогда не всё поняла, некоторые вещи она осознала, лишь повзрослев.

Семья Бурковых жила в деревне, в которой в войну стояли немцы. Дед его и отец, да двое дядек ушли на фронт, за что и мать, и бабушку, и маленькую сестру по доносу предателя чуть не повесили немцы. Но их вовремя предупредили, и они ушли в лес к партизанам. Бабушка в лесу сильно простыла и умерла, а мать с дочкой вернулась в опустевший дом, когда Красная Армия освободила родную деревню.

После войны вернулся Макаркин отец, с наградами и в высоком звании. Его назначили заведовать военкоматом в городе, и он перевёз туда жену и дочку Катю. Через несколько лет родилась еще дочка, Аня, а потом и Макарка. Только вскоре открылось, что все эти годы жил Макаркин отец «на две семьи». Что это такое – на две семьи – Люська тогда не поняла, как и то, почему же Макаркина мама вместе с детьми решила тогда вернуться в родную деревню.

А после, когда они чуть обустроились в старом доме, несколько лет стоявшем пустым, мать вместе с Макаркой пошли по грибы. И там, в старом овраге, наткнулись на ржавую немецкую мину… Очнувшись, Макар пытался растрясти мать. Но та не приходила в себя, хоть и дышала. Тогда мальчик кое-как, падая и теряя сознание добрался до пастуха у околицы, который поднял людей в деревне.

Как только Елена Фёдоровна, мать Макара, оправилась немного, то глядя на израненного и контуженного сына она поехала к его отцу. Просила, и даже требовала она не денег, она просила работу там, где нет мин и страшных воспоминаний… и где вместе с работой дают хоть какое-то жильё! Так семья Бурковых и оказалась в Городище, здесь в эти годы была сформирована войсковая часть, где Елене Бурковой предоставили место обработчика и половину дома – кухня и две маленькие комнаты. Но она была и этому рада.

Тогда и поняла Люська, присмотревшись к Макару внимательно, что её сосед по парте вовсе не от невнимательности или лени не понимает учителя – просто у него остались отголоски той беды, и одним ухом он почти не слышал. Люська прекрасно поняла, что сам Макар стесняется про это говорить и ребятам, и учителям, и, наверное, даже матери и сёстрам.

Поэтому Люська замешкалась однажды, когда последним уроком случилась арифметика… Почему-то именно Аркадий Ильич вызывал у неё доверие, с кем можно было без опаски поговорить о чужой тайне.

– Люся? Ты сегодня что-то дольше всех собираешься? – посмотрел на ученицу Аркадий Ильич поверх своих очков, – Ты что-то хочешь спросить у меня?

Люська смущённо кивнула, не зная, как же правильно начать разговор с учителем. Но тот и сам понял серьёзность, отложил свои очки в сторону и присел за парту напротив Люси, приготовившись внимательно слушать.

На следующее утро Макара пересадили за первую парту. Люська и радовалась такой перемене, и огорчалась одновременно, потому что теперь её соседом стал задира и двоечник Сёмка Черпаков, принявшийся тут же задирать её и насмехаться над стареньким её портфелем, у которого давно сломался один из двух замков, и Люся перевязывала эту сторону верёвочкой.

Но она молча терпела все Сёмкины обиды, потому что видела, что Макару лучше там, на самой первой парте, возле учительского стола. А Сёмка… ну что же, весь класс знает, что спасу от него нет, и даже дедов ремень с пряжкой, которым Сёмку угощают дома в неделю не по разу, своего действия не возымеет.

Только однажды заплакала Люся, не выдержав насмешки Сёмки, которую он «подкрепил» действием – нарисовал на странице Люськиного учебника какую-то каракулю.

– Ой-ой, нюни распустила! – хохотал Сёмка, показывая пальцем на закрывшую лицо ладошками Люсю, – Беги, мамке жалуйся, беги!

Потом Люська всю перемену пыталась вывести это чернильное безобразие со страницы учебника русского языка, но ничего не получалось, тогда она решила после уроков сходить в библиотеку, к Надежде Валентиновне, которая уж наверняка знает, как исправить такую страшную беду.

Кое-как досидев до окончания уроков, Люська бросилась скорее в библиотеку, и уже там, не выдержав огорчения, снова расплакалась. Наденька даже испугалась, от чего же плачет её любимица, а узнав, обняла Люсю и усадила на стул рядом с собой.

– Ну что ты, я уж думала, что серьёзное случилось, – Наденька обнимала девочку и чуть покачивала, как маленькую, – Ничего мы с книгой делать не станем, чтобы не испортить её еще сильнее. Не бойся, никто не станет тебя ругать за чужую провинность, а я сегодня же поговорю с Галиной Степановной, чтобы и она знала о случившемся.

– Мне книжку жаль, – ответила Люська, прижавшись к Наденьке, – Она ведь новенькая! Мне и еще двум девочкам, как отличницам, достались совсем новые учебники, а я…

– Да, книжку жаль, – согласилась Надежда, – Но не так сильно она и испорчена! Помарка с краю, на полях, упражнения на странице видно. Успокойся, Люся, и не вздумай снова плакать из-за этого.

Когда Люська, успокоившись и напившись горячего чая вместе с Наденькой вышла из школы, то к ней немедленно подошёл не кто иной, как Сёмка, собственной персоной. Шмыгая носом и старательно отворачивая в сторону лицо, чтобы не видно было огромного фингала, украшавшего его глаз, он сказал:

– Люся, прости меня, пожалуйста, за то, что я испортил твой учебник. И вообще, за все…мои поступки меня извини, я всё понял и больше так не буду.

Зло глянув куда-то в сторону, Сёмка посмотрел на удивлённую Люську, которая уже было выставила перед собой свой старенький портфель для защиты, когда её обидчик неожиданно перед нею появился.

– Простишь? – с надеждой спросил Сёмка, – Я обещаю, что больше не трону тебя… и твои вещи.

– Х… хорошо, – даже растерявшись от такой неожиданности, ответила Люся, – Я буду рада, если мы с тобой больше не станем ссориться…

Сёмка обрадовался, кивнул девочке и подхватив свой портфель убежал прочь с такой скоростью, что Люська даже удивилась. Пожав плечами и раздумывая, что это нежданное извинение Сёмки явно каким-то образом связано со свежим фингалом под его глазом, Люся поплотнее замотала связанный бабушкой шарф и зашагала домой.

Скоро её догнал весёлый Макар Бурков, шутливо бросил в её сторону подтаявшим снежком и отобрал у неё портфель.

– Давай, я понесу. Сегодня много книг, тяжёлый, – Макар чуть покраснел от смущения, и Люся заметила, что несколько пуговиц на старом пальто Макара оторваны, а рукав разошёлся по шву.

И не ускользнуло от её внимательного взгляда и то, что на скуле у Макара образовался небольшой свежий синяк, да и рука чуть ободрана…

– Это, выходит, ты Семёна, да? – задала она не совсем понятный вопрос, но её собеседник всё прекрасно понял и покраснев ещё больше, отвёл глаза в сторону.

– Спасибо…. Только вот пальто твоё… мама же ругать тебя станет!

– Ничего, Катя сегодня может быть раньше мамы с работы вернётся, я её попрошу – она зашьёт. А мама ругать не станет, она добрая! Просто расстроится, а ей нельзя волноваться….

– Нет. Пойдём сейчас к нам, я всё скажу бабушке, как было. И сама пришью тебе пуговицы, а рукав… бабушка поможет, подскажет. Всё-же это из-за меня произошло такое…

– Нет, что ты, ничего страшного! – замахал руками Макар, – Ещё бабушку твою утруждать. Да я и сам могу зашить, вот сейчас приду домой и зашью.

– Не спорь пожалуйста, – мягко сказала Люся, – Рукав-то вон… ватин весь вылез наружу. Пойдём к нам.

Макар посмотрел на разорванный рукав, и здраво оценив свои умения в ликвидации подобного, покорно зашагал вслед за Люсей.

– Бабушка, к нам гость, – закричала от порога Люська, – Вот, познакомься, это Макар Бурков, мой одноклассник. Макар, это моя бабушка, Клавдия Захаровна. Бабушка, нам нужна твоя коробка с нитками и иголка…

Бабушка приветливо кивнула гостю, и вскоре оба школьника были усажены за стол обедать, а сама Клавдия Захаровна, пряча улыбку, зашивала рукав старенького пальто, явно перешитого из видавшего виды взрослого, и расспрашивала, как же такое могло произойти по дороге от школы до дома.

Макар врать и отпираться не стал, чем удивил Клавдию Захаровну несказанно, она думала, что мальчик придумает что-то вроде «упал, зацепился за ветку», но тот честно признался, что просто-напросто подрался с одноклассником. Правда причину драки назвать отказался.

– Вы же знаете нас, мальчишек, – со смехом отвечал Макар, – Мы всё время что-то да делим. Мама говорит, что у них раньше во дворе петушки маленькие были, так же всё время петушились и дрались!

Клавдия Захаровна чуть не выронила из рук напёрсток и от души рассмеялась, уж никак не ожидала она такого ответа.

– Макарушка, ты бери ещё хлеб, кушай, – потчевала она гостя сквозь смех, – Сейчас я вам еще чайку налью, с вареньем. А скажи мне, кем твоя мама раньше работала? Ну, когда вы еще не здесь жили.

– Мама работала учителем немецкого языка, – немного нахмурившись от воспоминания прошлого, ответил Макар, – И ещё литературу вела, когда другой учитель болел.

– Понятно, – ответила Клавдия Захаровна, доставая из буфета испеченные утром ватрушки, – Ну вот, угощайтесь, мои хорошие. Скоро пальто будет готово.

– Давай пока уроки сделаем, – предложила Люся, – Ты придёшь домой, а у тебя уже всё готово.

Когда Клавдия Захаровна закончила чинить пальто и вошла к ребятам, те сидели над книгой голова к голове. И в свете лампы она увидела под коротко остриженными светлыми волосами мальчика шрамы… Погладив его по голове, Клавдия Захаровна закусила губу… так же когда-то давно она гладила стриженные макушки своих сыновей…

Загрузка...