Камбэк - читать онлайн

5

В понедельник работа бесит сильнее, чем обычно. Выходя вечером из здания, я жадно глотаю воздух до тех пор, пока не начинает кружиться голова. На Бэй-стрит воздух по определению не может быть свежим, но все же здесь дышится легче, чем в офисе. В момент очередного вздоха приходит сообщение от Ханы. Всего одно слово:

Этого достаточно. Работа Ханы как консультанта по корпоративному разнообразию предполагает беседы с людьми о том, почему не круто быть расистами, сексистами, гомофобами и попытки в вежливой форме убедить их не опускаться до такой крайности. Ее рабочие поездки представляют собой ядовитое сочетание физического и психологического изнурения.

Я не удивлена, поскольку мама Ханы – это нечто. Попытки заставить Хану смотреть на себя собственными глазами, а не сквозь призму вечной критики со стороны матери, уверенной в том, что она помогает дочери и делает все для ее блага, – это непрекращающаяся душераздирающая вселенская битва.

Я стискиваю зубы и отправляю ответное сообщение:

Мы перебрасываемся еще парой фраз о ненавистных вещах, после чего я отправляюсь домой. Джихун уже в своей комнате. Я не хочу стучаться к нему, но предпочла бы увидеть его в гостиной, чтобы не чувствовать себя такой одинокой в этот вечер. Я сижу на своей кровати, в голове пустота и в то же время сумятица. Я хочу что-то сделать, что угодно, но при этом ничего не хочу делать. Побеждает инерция.

Звонит мой телефон, и я бросаю взгляд на экран. Это мама, и я отклоняю звонок. Не хочу говорить о Фиби, а это единственная причина, по которой мама может звонить в такое время.

Минутой позже звонок повторяется. И снова мама.

Ладони покалывает. Она никогда не звонит так настойчиво. Я беру трубку.

– Мама?

Доносится какой-то судорожный всхлип:

– Ари? Милая?

Должно быть, дело плохо.

– Мам, все в порядке?

– Он… Все будет хорошо, это все, что тебе нужно знать. Я не хочу, чтобы ты волновалась. Ты меня слышишь?

Я слышу слова, но их трудно понять, как будто мой мозг отсеивает каждый второй слог, оставляя меня с оборванным сообщением. Осознание происходит очень медленно.

– Мама? Что случилось? Что-то с папой? – Я запинаюсь.

– Он в больнице. Мы в больнице.

– Мама!

– Он в порядке. Все в порядке. – Она успокаивает себя или меня? Первое страшнее. – У него был сердечный приступ, милая. Приехала скорая помощь. Он скоро поправится, я обещаю.

– В какой больнице?

– Тебе не нужно приезжать. Они сказали, что его выпишут через пару дней. Ему не нужна операция.

– Я спросила, в какой больнице.

Она вздыхает и сообщает мне, а потом добавляет:

– Я звонила твоей сестре.

Я улучаю момент, чтобы справиться со своей яростью из-за того, что она прежде позвонила Фиби, а не мне. Сейчас не время для этого.

– Хорошо.

Мы прощаемся, и я смотрю на свои дрожащие руки. У папы сердечный приступ. Он мог умереть. Что, если бы мамы не оказалось рядом, чтобы вызвать скорую? Что, если бы он был один?

Я даже не замечаю, что перешла в гостиную и стою посреди комнаты, пока Джихун не приоткрывает свою дверь.

Он тотчас оказывается передо мной, и я чувствую теплую тяжесть его рук на своих плечах.

– Ари, что случилось?

Я открываю рот, собираясь сказать, что ничего не случилось и со мной все в порядке, но вместо этого выкладываю правду:

– Мой папа болен. У него был сердечный приступ. Он в больнице.

Он прижимает меня к груди, позволяя уткнуться головой ему под подбородок, пока я шмыгаю носом. Я не то чтобы реву, но, похоже, просто не могу контролировать скорость своего дыхания и слезы, льющиеся из глаз. Джихун тихо шепчет что-то по-корейски, успокаивающе поглаживая меня по предплечьям. Он подводит меня к дивану и усаживает рядом с собой, беря меня за руку.

Ощущение уюта от его прикосновений борется во мне с чувством стыда за то, что я расплакалась перед человеком, по большому счету, посторонним. Я выдавливаю из себя смешок, пытаясь сохранить хоть немного достоинства.

– Извини, намочила тебе рубашку.

Я ожидаю, что Джихун воспользуется моим приглашением к обмену шутками, что станет первым шагом к выходу из неловкой ситуации, но он лишь внимательно смотрит на меня:

– Твоему отцу ничего не угрожает?

– Да, опасность миновала. – Мое дыхание поверхностное и неровное.

– А твоя мать? С ней все в порядке?

– Да, она с папой в больнице. – Я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Родители в безопасности, и я цепляюсь за эту мысль.

Он удовлетворенно хмыкает и молча сидит рядом со мной, не ослабляя хватки, пока я то бездумно пялюсь на красные линии, пересекающие ковер на полу, то лихорадочно пытаюсь сообразить, что мне нужно делать.

Наконец я отстраняюсь от Джихуна и вытираю лицо.

– Мне нужно ехать в больницу.

Он кивает и отпускает меня.

Хотя мои мысли мечутся, тело словно приклеено к дивану. Ключи. Мне нужны мои ключи и мой бумажник. Надо ли мне переодеться? Вызвать такси? Нет, стоит поехать на своей машине. Но такси удобнее. Что мне взять с собой? Удостоверение личности? Все это так изматывает. Я чувствую, что мне нужно двигаться медленно, почти осторожно, как будто в спешке что-то во мне может сломаться, но из-за растерянности меня захлестывает противоположная потребность спешить.

Темные глаза Джихуна устремлены на меня.

– Ари? Что тебе нужно?

– Ничего, спасибо, – отвечаю я автоматически.

Он не принимает и этого намека отвалить в сторону.

– Скажи мне, что нужно, я помогу.

Чего я хочу, что мне нужно? Я хочу, чтобы этого не происходило, но это не обсуждается. Я хочу, чтобы Джихун ущипнул меня и сказал, что это все просто плохой сон.

Я не хочу оставаться одна, но не могу просить у него больше того, что он уже делает. Это несправедливо по отношению к парню, который все это время ясно давал понять, что не желает иметь со мной ничего общего.

– Я здесь, Ари. – На этот раз его рука поднимается к моему локтю. Я сминаю подушку свободной рукой, избегая его взгляда. Моя потребность в поддержке перевешивает неловкость от просьбы о помощи.

– Э-э. Поедешь со мной? В больницу?

Повисает минутное молчание, и я пускаюсь в извинения, смущенная тем, что проявила слабость. О чем я только думала? Я ведь могу сделать это сама. Мне не привыкать справляться со всем в одиночку.

– Извини, мне не следовало просить тебя. Это все от нервов. Со мной все будет в порядке. – Я встаю, и он поднимается вместе со мной.

– Конечно, я поеду с тобой, – говорит он мягким голосом. – Я сразу хотел предложить, но не хотел давить на тебя. Где твоя сумка? Я принесу.

В такси Джихун держит меня за руку, и его легкое прикосновение успокаивает меня. Приходит сообщение от Ханы, сплошь объятия и сердечки. Я бросаю взгляд на Джихуна.

– Ты написал Хане?

– Да. Она хотела позвонить, но я попросил ее не делать этого, потому что тебе не до того.

– О. – Я поглядываю на него краем глаза. Приятно, что кто-то присматривает за мной. – Спасибо.

Остаток пути проходит в тишине, и по прибытии в больницу мы сразу направляемся в отделение неотложной помощи. Здесь многолюдно, все разговаривают по телефону или между собой вполголоса, создавая атмосферу тревожного смирения. Я не удивлюсь, если больничный зал ожидания окажется одной из самых популярных пыточных в аду, можно даже не менять декорации. Я нахожу маму возле торговых автоматов, где она сидит, вперив взгляд в стену. При ярком свете заметно, что ее лицо измождено и осунулось, а мешки под глазами еще явственнее. Седые пряди в коротких черных волосах кажутся гуще, чем раньше, и впервые в жизни я понимаю, что она стареет и что однажды ее сердце тоже…

Нет. Нет. Нельзя об этом думать.

Ее взгляд фокусируется на нас, когда мы приближаемся.

– Привет, милая. – Она смотрит мимо меня, и я отступаю в сторону, чтобы она могла рассмотреть Джихуна.

– Это Джихун, кузен Ханы. Он гостит у нас и приехал со мной.

Джихун кланяется, а я тянусь к матери и неловко обнимаю ее правой рукой.

– Как папа?

– Отдыхает. Он в общей палате, поэтому я вышла, чтобы не смущать его соседа, который беседует с врачом. Твоя сестра звонила тебе?

Я делаю глубокий вдох. Снова Фиби.

– Нет.

– Я просила ее позвонить.

– Мы можем поговорить о Фиби позже. Когда я смогу увидеть папу?

– Он сам во всем виноват, – огрызается она, не сводя глаз с торгового автомата. – Слишком много работал. Я же говорила ему: давай сделаем перерыв. Мы уже много лет не ездили вместе в отпуск. Кому нужна эта работа только ради работы? – Мама повышает голос, и пожилая женщина рядом с ней сочувственно кивает.

– Мам, я не думаю…

– Ради чего все это? – она качает головой. – Ради посмертной надписи на надгробии: «Он ответил на электронное письмо в полночь»?

– Как это произошло? – Я не хочу говорить о трудовой этике отца. Джихун трогает меня за руку, бормочет что-то о кофе и исчезает.

– Днем он обмолвился о тяжести в груди, но сказал, что все в порядке. Он ждал пять часов! А потом потерял сознание после ужина. Был весь в поту.

– Как долго он здесь пробудет? – спрашиваю я, пытаясь удержать ее в состоянии сосредоточенности. Я где-то читала, что, заставляя людей думать о цифрах или фактах, можно их успокоить. – Пару дней?

– Они так думают. – Звучит сигнал ее телефона, и мама вскакивает на ноги так быстро, что чуть не теряет равновесие. – Мы можем его увидеть.

Мне неловко оттого, что я злоупотребляю добротой Джихуна, поэтому отправляю ему сообщение, чтобы он ехал домой, если хочет. Он присылает эмодзи в виде сердечка: милый, хотя и неубедительный ответ.

Больничный коридор залит ослепительным светом, который, кажется, молнией пронзает веки, вызывая головную боль. В палате у кровати возле двери толпятся какие-то люди, болтая с пациентом. Они приветствуют нас неуместно жизнерадостными улыбками, и я заставляю себя коротко кивнуть в ответ.

Мама раздвигает занавески вокруг отцовской кровати, и скрежет скользящих металлических колец заставляет меня вздрогнуть. Мы протискиваемся внутрь, и мама плотно задергивает их. На мгновение наши плечи соприкасаются, прежде чем она отходит в сторону.

Папа спит. Прошло много времени с тех пор, как я видела его с закрытыми глазами. На нем голубая хлопчатобумажная больничная пижама, к руке подсоединена капельница, грудная клетка опутана проводами.

– Ему вкололи обезболивающее? – шепчу я маме. Я хочу вцепиться в ее руку, но она скрестила руки на груди. Мне требуется вся сила воли, чтобы сдержать слезы и собрать их в тугой комок в горле, откуда им не вырваться.

– Они дали ему много лекарств. И подключили к мониторам.

Жутковато вот так стоять и смотреть на спящего отца. Его черные волосы, тронутые сединой в тех же местах, что и у мамы, выглядят тусклыми на фоне резкой белизны наволочки. Я могла бы сесть и держать его за руку, но это кажется неестественным. Мы не привыкли к прикосновениям. Я даже не могу вспомнить, когда он в последний раз обнимал меня.

Я смотрю на линии на кардиомониторе, и мне отчаянно хочется вытащить свой телефон, чтобы заняться чем-то другим, а не этим наблюдением. Рядом с нами семья соседа по палате шумно прощается с ним.

– Тебе скоро нужно будет уйти, – говорит мне мама, не отрывая глаз от папиных рук. – Я же говорила тебе, что нет никакой необходимости приходить.

– Я хотела.

Она слегка обнимает меня сбоку, и я зарываюсь в ее объятия. Мне тридцать лет, и я все еще нуждаюсь в своей мамочке.

– Я тоже скоро поеду домой. Фиби будет здесь завтра.

– Что?

– Она едет утренним поездом из Монреаля и остановится у подруги.

Я не отвечаю. В последний раз, когда моя старшая сестра была в Торонто, между нами произошла ссора, закончившаяся тем, что Фиби назвала меня забитым ребенком, которому нужно повзрослеть. После чего выбежала из кафе, где мы встретились за чашечкой кофе.

Меня взбесило то, что она умчалась, прежде чем я успела высказать все, что о ней думаю. Вернее, сказать, что вообще о ней не думаю. Вот что мне хотелось ей сказать. И я даже собиралась написать ей, но потом решила, что это не стоит усилий.

– Она скучает по тебе, – говорит мама.

Я бросаю на нее свирепый взгляд.

– Мне не нужно, чтобы ты пыталась все исправить, как мамочка из 1950-х, спасибо. Мы взрослые люди.

Она не отвечает, и мы смотрим, как папа спит, до тех пор, пока не появляется медсестра, чтобы сказать, что время для посещений подходит к концу. Я медленно приближа-62

юсь к кровати и сжимаю его руку. Он не двигается, и мама выводит меня из палаты.

Мы на мгновение останавливаемся в коридоре.

– Я буду держать тебя в курсе, – говорит мама.

– Я приду завтра.

– Посмотрим, что скажут по результатам обследования, хорошо, милая?

– Мама.

– Я обещаю, что ничего от тебя не утаю. – Она обнимает меня. На этот раз в ее объятиях больше уверенности, которой я так жажду, но она прижимает мои руки к бокам, так что я не могу ответить ей тем же. Момент близости слишком краткий, она почти мгновенно отстраняется.

– Иди домой и немного поспи.

Она машет мне рукой и возвращается в палату. Я не оглядываюсь, когда иду обратно по коридору в зал ожидания.

Мое сердце колотится от облегчения, когда я вижу Джихуна в низко надвинутой на лоб бейсболке, с защитной маской на лице. Я и не догадывалась, насколько сильно мне хотелось, чтобы он ждал меня. Он вскакивает при моем появлении.

– Домой? – спрашивает он.

Я киваю.

– Хочешь поговорить?

Я отрицательно качаю головой.

– Тогда пойдем. – Он обнимает меня за плечи, всего на мгновение, но я чувствую пустоту, когда он отстраняется.