Мои субботы состоят из нескольких неизменных знаменателей: звонок родителям, работа и уборка. Лучше всего я справляюсь с делами, когда моя жизнь предсказуема. Хана насмехается надо мной, частенько повторяя, что так жить скучно. Но это говорит та, кто вечно жалуется, сколько денег тратит на готовый обед, потому что забыла его приготовить заранее.
Рутина – это благо, особенно теперь, когда я изо всех сил стараюсь не думать о предложении Инес. Как же оно соблазнительно! Путешествия. Работа с Юко и Инес в офисе, где люди разговаривают со мной или, по крайней мере, улыбаются. Смеются над моими шутками.
Я могла бы даже шутить в ответ.
Не позволяй этим мыслям пустить корни. Если эти сомнения разрастутся, как плющ на стене, они проникнут в мои планы, и те затрещат по швам, начнут осыпаться, пока ничего не останется.
Я заглядываю в комнату Джихуна, чтобы убедиться, что его нет дома, прежде чем поискать в своем плейлисте идеальную песню, которая мотивировала бы меня весь день. В следующее мгновение «Paradise City» [25] разрывает тишину квартиры.
То что надо. Я вступаю медленно, но уже вскоре выплескиваю далекими от музыкальности воплями все свои переживания, хватая со столешницы деревянную ложку, пока наполняю чайник и ставлю его на плиту. Воображая себя Экслом Роузом [26], я гоняю по кухне, прежде чем остановиться, широко расставить ноги и, откинувшись назад, пронзительно подхватить припев, победно вскидывая руку вверх. Мешковатая пижама болтается на мне в такт музыке, и в первый раз за всю неделю напряжение покидает мои мышцы. Теперь я предстаю Слэшем [27] и, наигрывая на воображаемой гитаре в виде деревянной ложки, умоляю чашку на столе увезти меня домой, да-да, и, когда пытаюсь выполнить сложный поворот в прыжке, чуть не сбиваю Джихуна, который неизвестно сколько времени стоял позади меня.
Полторы недели назад он до чертиков напугал меня, когда я обнаружила его спящим на диване. Но это ничто по сравнению с моей теперешней реакцией. Ложка вылетает из рук, когда я спотыкаюсь и приземляюсь на задницу посреди кухни, моя коса взметается вверх, и ее кончик с тяжелой резинкой хлещет меня по лицу.
– Оуу. – Я прикрываю глаз ладонью. – Какого черта ты вот так подкрадываешься ко мне?
– Я звал тебя по имени, но ты не слышала.
Бейсболка Джихуна надвинута так низко, что под козырьком с трудом можно разглядеть черты его лица, но с моего ракурса видно, что его глаза широко распахнуты в удивлении. Он явно не ожидал застать такое зрелище. Похоже, он только вернулся с пробежки, и если я на его месте выглядела бы красным и потным месивом, то его кожа лишь очаровательно поблескивает в свете ламп.
– Ты, э-э, пела? – он запинается на последнем слове, как будто знает, что технически именно это я и пыталась делать, но чувствует, что попытка не удалась.
– Нет. – Я заставляю Эксла и компанию умолкнуть.
– Это было… – Было бы забавно наблюдать за тем, как он силится найти безобидные слова для описания моих воплей, не будь я на грани того, чтобы сгореть от стыда. – Интересно, – наконец формулирует он.
Я смотрю в пол, чувствуя себя униженной, но краем глаза ловлю выражение его лица. Его губы плотно сжаты, а плечи подрагивают, как будто он из последних сил пытается удержаться от смеха.
– О боже! – У меня вырывается мучительный стон. – Говори уже. Это было ужасно. Я это знаю. Однажды мама Ханы заставила ее положить трубку, когда я пела в душе, потому что от моего пения у нее заболели уши.
Не в силах больше сдерживаться, он взрывается смехом. Я и не догадывалась, насколько он напряжен, пока не расслабились его плечи и не открылось лицо. Все это время он жестко контролировал себя, но теперь так заразительно хохочет, что не может стоять прямо и в конце концов утыкается лбом в гранитную столешницу.
– Нет-нет, – задыхаясь произносит он. – Музыка – это страсть. А ты о-о-очень страстная.
Я больше не могу сохранять невозмутимое выражение лица и прыскаю от смеха. И это действительно забавная ситуация. Наконец мы оба перестаем смеяться и вытираем глаза от выступивших слез.
– Если честно, я в ужасе оттого, что ты это увидел, – признаюсь я.
– Прости, что я рассмеялся. Мне не следовало этого делать. Некрасиво с моей стороны. И ты не так уж плохо пела.
– Не ври.
– Просто ты любитель, вот и все. Музыка – это искусство и ремесло, – он ухмыляется, – а Экслу Роузу трудно подражать.
Джихун направляется в душ, а я возвращаюсь к приготовлению кофе. Мне становится легче оттого, что он ведет себя как обычный человек. Я задерживаюсь у окна с чашкой в руке, прислушиваясь к шуму воды в ванной, и мысли порхают, как мотыльки, в голове. Они погибают один за другим, пока не остается только самый большой и сильный, с бледными крыльями, сотканными из электронных писем и докладных записок. Я не хочу работать. Не хочу браться за привычные субботние дела. Вместо этого меня переполняет необычное желание… ничего не делать. Нет, не так. Я готова заниматься чем угодно, лишь бы не открывать свой ноутбук.
Я тотчас одергиваю себя. Это не тот настрой, что мне сейчас нужен, поэтому я, пересилив себя, сажусь за стол и принимаюсь за работу. Джихун выходит из ванной, уткнувшись взглядом в телефон. Он в черных джинсах и свободной черной футболке, с босыми ногами и влажными после душа волосами.
– Что это? – Он показывает мне экран телефона с сообщением, которое я отправила ему прошлой ночью. Я не могла заснуть и, чтобы расслабиться, изучала некоторые маршруты путешествий, когда подумала о том, какие места в городе можно посоветовать Джихуну для ознакомления.
– Хана говорила, что ты не любишь толпы. Я отправила тебе список мест в окрестностях Торонто, где относительно тихо, так что при желании ты сможешь спокойно их исследовать.
– Потому что ты работаешь и хочешь, чтобы я убрался из квартиры? – Уголки его губ приподнимаются.
– Нет! Конечно, нет. – Хотя скорее да, но я в ужасе оттого, что мои намерения для этого человека как на ладони. Я не хочу прогонять Джихуна, но справедливости ради надо сказать, что и не жду с нетерпением его возвращения домой, когда пытаюсь работать. Каким бы тихим он ни был, его присутствие все же отвлекает.
– Это не проблема, Ари. Мне полезно подышать свежим воздухом.
Он молча просматривает сообщение, и я готова поколотить себя за бесцеремонность.
– Это всего лишь предложение, вдруг тебя заинтересует.
– Мне неловко выступать в роли оправдывающейся стороны. – Я не хотела навязываться.
Джихун качает головой с легкой улыбкой:
– Это очень мило с твоей стороны. Спасибо.
Он как-то странно смотрит на меня, и я не могу понять, что значит выражение его лица. Оно как будто грустно-задумчивое, но с чего бы ему так переживать из-за рекомендованных мною мест? Дать совет – это меньшее из того, что я могу сделать для него. Голос Ханы шепчет, что лучше бы составить парню компанию на часок-другой, но я не могу позволить себе такую роскошь. Я уже и так отстаю от рабочего графика и, поглядывая на свой ноутбук, чувствую, как от стресса подскакивает пульс.
Джихун уходит, и в квартире воцаряется тишина. Когда мой таймер срабатывает, показывая, что пришло время сделать перерыв, я достаю телефон, чтобы позвонить родителям.
– Привет, пап.
– Ариадна, рад тебя слышать. Как работа?
Я бросаю взгляд на папки, разбросанные по столу, с экспертизой для клиента, который никогда не помнит моего имени.
– Наверное, хорошо.
– Работай усердно. Тут твоя мама. – Он передает ей трубку, и я проверяю время. Разговор продолжительностью восемь секунд – в общем, как обычно.
На заднем фоне слышно, как мама отчитывает отца:
– Ты можешь хотя бы раз нормально поговорить с собственной дочерью?
– Мне нужно закончить в гараже. – Его голос затихает, когда отец уходит.
– Привет, мам.
– Привет, милая.
Некоторое время мы говорим о том, как белки выкапывают ее саженцы томатов. Потом мама спохватывается:
– Твоя сестра звонила мне на днях.
– Фиби? – спрашиваю, как будто у меня есть еще одна сестра кроме нее.
– Она вернулась в Канаду, живет в Монреале.
Я смеюсь:
– Как будто это надолго.
– Ари! – в голосе мамы звучат предупреждающие нотки, которые, впрочем, я успешно игнорирую.
– Ей станет скучно, и она уедет через месяц. Мы все это знаем.
Мама недовольно шикает на меня:
– Я бы хотела, чтобы вы, сестры, лучше ладили. Например, ты могла бы позвонить ей.
– Мы и так прекрасно ладим. К тому же Фиби не потрудилась дать мне свой новый номер. Я надеюсь, ты сказала ей те же слова, что говоришь мне.
Мама молчит, и я знаю, что она ничего не говорила Фиби. Меня бесит, когда она дает понять, будто только я одна должна делать всю работу, положенную хорошей сестре.
– Вы двое так похожи, – говорит мама.
Разговор о Фиби, как водится, портит общение, и я хочу положить трубку как можно скорее, пока мама не расстроилась окончательно.
– Что еще ты делаешь сегодня? – я стараюсь выдерживать нейтральный тон.
Три минуты спустя я отключаюсь и вскакиваю со стула. Фиби вернулась в страну, но ко мне это не имеет никакого отношения. Пусть она живет в Монреале, но это все равно что в Сан-Диего, Чиангмае [28] или Мехико. Она не думала обо мне ни в одном из этих городов или других мест, где побывала с тех пор, как уехала. Мне было тринадцать, когда она бросила школу и сбежала. Вот так, в одночасье, она исчезла из моей жизни, предпочтя заниматься более интересными вещами, чем те, что могла предложить ее скучная младшая сестра.
Выдыхая воздух слишком сильно, чтобы это походило на вздох, я устанавливаю таймер для очередного рабочего сеанса. У меня куча важных дел и задач, и мысли о Фиби не входят в их число.