Такси остановилось возле низкого деревянного забора, за его стенами высился традиционный японский дом с покатой черепичной крышей с загнутыми коньками. Второй этаж скрывала густая листва кленов, а окна на первом были закрыты деревянными ставнями. Айко расплатилась с водителем десятийеновой купюрой и вышла из машины. За потертой временем оградой располагалась мастерская Симоскэ. Через открытые ворота просматривался внутренний двор. Несколько деревянных строений утопали в кленах, а между ними пролегла белая дорожка из гальки. Айко всегда ощущала трепет, когда входила сюда. Казалось, время здесь остановилось еще в период Эдо, когда семья Симоскэ открыла дело. Они пережили и сёгунат, и период Мэйдзи,[29] бережно храня секрет изготовления лука юми, и стали признанными мастерами.
Конечно, улица изменилась, дороги покрылись асфальтом, рядом выросли многоэтажки, и открылся шумный комбини[30] 7-Eleven. Мимо проезжали машины, а не рикши. Но мастерская Симоскэ гармонично вписалась в окружающую действительность, так прошлое рука об руку шло с настоящим, а многовековые деревья и старинные здания следили за сменой эпох.
Айко прошла во внутренний двор, где кипела жизнь. Слева от входа беззаботно бегали дети между древними бонсаями на высоких подставках и фигурами животных из вечнозеленых азалий. Поодаль, в тени кленов, беседовали взрослые в кимоно телесных цветов. Из японского дома, бывшего теперь магазином, вышли серьезные мужчины с бумажными пакетами в руках и длинными чехлами за спиной. Айко не успела пройти дальше, как в кармане завибрировал телефон. Она открыла мессенджер:
Сатока: «Ай-тян, ты где? Издательство обещало подписать все книги. Я жду тебя».
Айко поблагодарила Небеса, что мероприятие еще не закончилось, очередь ожидаемо растянулась на пару кварталов. Пусть у Нагацуки-сэнсэя хватит сил, чтобы подписать ее экземпляр. Она быстро напечатала ответ:
Айко: «Я на месте, сейчас быстро заберу юми и обратно».
Она вернула телефон в карман и поспешила мимо бонсая и магазина, свернула к миниатюрному домику в глубине сада. В прошлом здесь жил основатель рода Симоскэ еще с периода Муромати[31], когда Токио был небольшим поселением. Дом уцелел после Второй мировой войны, и вокруг него выросли остальные строения, неся в себе память об ушедшей эпохе. Клены окружали хибару со всех сторон, их ветви бережно огибали строение и защищали от ветров и дождей, как духи-защитники. Айко задержала дыхание, любуясь открывшимся видом. Жаль, что Сатоки нет рядом, ей бы понравилось. Айко вынула телефон, чтобы сделать фотографию, но передумала. Такую красоту нельзя передать камерой, только запечатлеть ощущение в памяти. И вернуться сюда уже осенью, когда листья кленов окрасятся в красный цвет.
Айко подошла к дому, сняла обувь и прошла внутрь:
– Извините за вторжение, Симоскэ-сэнсэй.
Ответом ей была тишина. Мастер не встречал ее, как в прошлый раз, когда она забирала юми после ремонта. Неужели мама не предупредила Симоскэ о встрече? Айко поежилась и осторожно пошла по гладкому паркету, миновала пустующую подставку для обуви и висевший на стене свиток с кандзи. Стоит поискать мастера в кюдодзё[32], иначе она опоздает на книжный фестиваль в Кинокуния.
Мицуо выскочил из дома через белоснежную калитку и огляделся: слева пустая улица с одинаковыми домами за высокими каменными заборами, справа по дороге ехала грузовая машина. Она загораживала обзор, и Мицуо молил Небеса, что увидит дядю, когда та проедет. Но липкий страх все равно залез в душу и сковал тело. Когда машина проехала, Мицуо заметил серебристую «Хонду», к капоту прислонился Тайко.
Сердце Мицуо учащенно забилось, и он быстро перешел улицу. Мысль о том, что дядя ждал его, разливалась уютной негой по телу, однако новость об Осаке окрашивала это чувство в серые тона. Тайко встретил его широкой улыбкой и затушил окурок в миниатюрной пепельнице, что привычно стояла на капоте, когда дядя курил. Сзади с ревом пронеслась гоночная машина. Тайко встал и кивнул в сторону дома Фукады, но Мицуо покачал головой. Даже если мама ищет его, то не бросит гостей. Сейчас у них есть время, а потом он что-нибудь придумает, как всегда, когда тайком сбегал к Тайко в мастерскую.
– Поговорим? – Дядя открыл дверь и сел на место водителя.
Мицуо бросил взгляд на дом, как будто оттуда в любой момент выйдет мама или сестренка Касуми. чтобы вернуть его домой.
– Угу. – Он обошел машину, а сердце бешено стучало.
Возможно, у них времени еще меньше, чем кажется. Поэтому нужно скорее отговорить дядю от поездки в Осаку. Мицуо сел рядом с ним, но слова не шли, а мысли хаотично метались в сознании. Тайко тоже молчал и сжимал в руках подарок, который еще не отдал Мицуо.
Напряженная тишина опустилась между ними, она легла на плечи и вдавливала в мягкое кожаное кресло. Мицуо тянул время. Ему не хотелось отпускать дядю, хотя тому будет лучше в другом месте, как и самому Мицуо. Вот бы оказаться подальше от дома, в котором нужно притворяться другим, а не быть собой. Когда-нибудь он наберется достаточно смелости и уйдет из семьи, освободится от оков, как птицы улетают в бескрайнее небо. Однажды так и произойдет, но сейчас Мицуо полностью зависит от родителей. Его не возьмут на работу без их разрешения, а идти в сомнительные заведения ему не хотелось.
Все изменится, когда он окончит старшую школу и поступит в университет. Там можно подумать о свободной жизни, может даже исполнить мечту – написать роман. Но это не сейчас, а в будущем. Сестра Юи рассказывала, что учеба в университете Васэда в разы легче, чем в академии Ёсано.
Неожиданно дядя развернулся к Мицуо и протянул подарок:
– Поздравлю с поступлением в академию Ёсано! Найди там друзей!
Мицуо взял сверток, а внутренний голос нашептывал, что это прощальный подарок, но он прогнал его и разорвал обертку. Внутри оказалась небольшая записная книжка. На мягкой кожаной обложке выгравирована эмблема издательства KADOKAWA, а сбоку красовалась фирменная ручка. Идеальный подарок для ученика элитной академии. Прощальный подарок.
Нужно что-то сказать, остановить дядю. Для этого Мицуо сбежал с банкета. Но важные слова не находились, и он выпалил первое, что пришло в голову:
– Почему уезжаешь, дядя Тайко?
Мужчина не ответил, а посмотрел на дорогу, по тротуару шла старушка с белоснежным лабрадором, мимо проехал мальчик на велосипеде. Мицуо показалось, что минуты растянулись в часы, но дядя все же заговорил, так и не повернувшись к нему:
– Мне предложили стать учителем в небольшой академии искусств. И я хочу использовать этот шанс.
«Уехать из города и все забыть», – Мицуо мысленно продолжил речь дяди и закусил губу.
Для Тайко это хороший шанс начать жизнь с чистого листа, вдалеке от мамы и прошлого. Но Мицуо не мог его отпустить, хотя бы нужно попробовать его остановить. Сознание подсказало верные слова, обнажая чувства:
«Не уезжай! Не бросай меня. Я и дальше хочу приходить к тебе в мастерскую, где ты выслушаешь меня».
Их обязательно нужно сказать, донести до дяди, пока не стало слишком поздно. Но что, если этого будет мало, что, если старая вражда сильнее привязанности, сильнее дружбы, что зародилась между ними. Мицуо замешкался и выпалил на одном дыхании то, что терзало его уже давно:
– Ты уезжаешь из-за мамы? Почему вы поссорились?
Мицуо поджал губы и уже пожалел, что спросил лишнее, что переступил черту: нельзя обсуждать прошлое! Сердце глухо вторило ускорившемуся пульсу. Дядя молча отвернулся к безликим домам, по тротуару прошла женщина с полным пакетом, рядом с ней бегала малышня. Мицуо сжал руку, ногти впились в ладонь. Кажется, он сам подтолкнул дядю к переезду в Осаку.
В зале совещаний Ёсимура-кай установилась тишина, ее нарушал гомон, доносившийся с улицы. Члены клана смотрели на оябуна и ждали его реакции. Но отец молчал, и Кэйтаси его понимал. Если Симидзу Рэйдзи и правда тот, за кого себя выдает, то он имел право войти в семью. Однако зачем ему это?
Семья Симидзу, куда ушла младшая сестра мамы, никогда их не навещала, они даже не пришли на похороны. И теперь кузен заявился в столь важный день и претендует на место оябуна в будущем. Кэйтаси заскрежетал зубами и хрустнул костяшками пальцев. Волна ярости прошла по телу, и он тряхнул головой, сбрасывая ее. Нельзя позволять гневу туманить разум, особенно сегодня.
Рэйдзи вальяжно прошел мимо членов клана и сел рядом с Кэйтаси. Приятель кузена куда-то исчез, за ним проследит Сиори, чтобы чужак не шлялся по территории клана.
Наконец-то оябун поднял руку вверх и заговорил:
– Симидзу-кун, ты очень удивил меня своим визитом. Как поживают твои родители?
Кузен встал и поклонился отцу:
– В добром здравии, оябун. Благодаря вашей помощи.
От голоса Рэйдзи сводило зубы, он даже не пытался скрыть лицемерие. И зачем отец с ним разговаривает?
Оябун махнул рукой, и кузен сел на место, слегка задев плечом Кэйтаси. К его горлу подкатила тошнота. Если он пересядет или отодвинется, то выкажет неуважение к оябуну. Приходилось терпеть кузена ради мамы.
Отец обвел присутствующих острым взглядом, способным резать без катаны, и спросил:
– Кто готов поручиться за Симидзу Рэйдзи?
Настал момент истины. Кэйтаси не нужна поддержка, он кровный сын оябуна, а вот Рэйдзи всего лишь кузен. По сути, чужак, которому нельзя доверять. Неожиданно из середины ряда поднялся мужчина и поклонился отцу. Рэйдзи довольно улыбнулся, как будто уже победил. Мужчина выпрямился и заговорил:
– Разрешите обратиться, оябун. Меня зовут Одзи Аота, вакагасира в семье Торияма-гуми.
Кэйтаси слышал об этом клане, они давно входили в Ёсимура-кай, отец высоко ценил их оябуна. Как Рэйдзи умудрился заручиться их поддержкой? Отец потер подбородок и кивнул. Тогда Одзи Аота поспешно заговорил:
– Семья Торияма-гуми поручается за Симидзу Рэйдзи-кун. Он присоединился к нам полгода назад и безукоризненно выполняет любые поручения, чтит традиции. К тому же способный малый: обучался искусству кэндзюцу[33] у мастера в Восточном Икэбукуро. Когда Симидзу-кун попросил взять его на собрание, то оябун Торияма-гуми дал согласие. Мы хотим, чтобы клан Ёсимура-кай оказался в надежных руках.
Рэйдзи хмыкнул и посмотрел на Кэйтаси, в его карих глазах с кровавым оттенком заплясали задорные огоньки. Если кузен самозванец, то клан Торияма-гуми хочет укрепить свое влияние в Ёсимура-кай, поставив своего претендента на место оябуна, а потом забрать власть в свои руки. Но Кэйтаси это мало заботило, он хотел воспользоваться ресурсами клана, чтобы найти убийцу мамы. И лживый кузен ему мешал.
Кэйтаси наклонился к Рэйдзи и процедил:
– Откуда ты взялся? Мама о тебе не рассказывала.
Кузен широко улыбнулся, подобно нэкомата[34], который задумал подлость, и засунул руку во внутренний карман. Оттуда он вытащил фотографию, на которой Кэйтаси узнал маму в голубом платье. Она держала за руку маленького мальчика с короткими красными волосами, карими глазами и озорным взглядом. Наглая улыбка – точь-в-точь как у Рэйдзи. Кэйтаси не верил своим глазам, но с горечью признал, что на фотографии и правда его мама.
Кузен бережно убрал фотографию, как свой трофей, и равнодушно бросил:
– Соболезную вашей утрате, но это место достанется мне. Я давно стремился попасть в клан Ёсимура-кай, а сынку оябуна все легко достается.
Кэйтаси сжал зубы и подавил желание забрать фотографию у кузена. Его бесил и кузен, и сама необходимость оправдываться перед ним, поэтому Кэйтаси сложил руки на груди и отвернулся:
– Ты ничего про меня не знаешь!
Кузен ничего не ответил, а оябун встал и обратился ко всем:
– Я услышал тебя, Одзи Аота-кун. Пусть клан решит: признать Симидзу Рэйдзи-кун кандидатом или нет. Принесите бумагу и ящик.
Спустя мгновение в зал для совещаний вошли два сятэй в белоснежных спортивных костюмах. Один нес прозрачный ящик, а другой – листы и ручку. Они подходили к каждому члену клана, и те писали ответ на листе и складывали его в контейнер. Те, кто сидели рядом, тактично отворачивались в сторону, чтобы поддержать таинство голосования. Оябун ценил честность и благородство членов клана, несмотря на противозаконность их деятельности. Клан Ёсимура-кай вырос из древнего самурайского рода, члены которого стали ронинами[35], поэтому здесь чтили кодекс бусидо. Он же лег в основу Кодекса чести и добродетели, что составили около полувека назад.
Если большинство проголосует против Симидзу Рэйдзи, то Кэйтаси и беспокоится не о чем, но сомнения уже вгрызались в плоть и терзали ее. Ему оставалось ждать и просить Небеса, чтобы кузена вышвырнули из кланового особняка.
Тем временем сятэй уже обошли всех присутствующих и подошли с ящиком к вакагасире Иноуэ Тосану. Он взял ящик и отпустил юношей.
Напряженная тишина растягивалась в секунды, а те в минуты. Кэйтаси не сводил взгляда с помоста, где Иноуэ считал голоса, записывая результаты на отдельном листе. Отец безмолвно наблюдал за всеми, он даже не взглянул в сторону претендентов. Сейчас ни Кэйтаси, ни Рэйдзи не имели ценности для клана, пока не стали его частью. Они находились здесь лишь из-за родства с оябуном.
Прозрачный ящик опустел, и вакагасира Иноуэ встал с листом в руках. Кэйтаси следил за тем, как тот идет к отцу, и проклинал Небеса за медлительность. Нервозность сковала Кэйтаси, он закусил губу, чтобы не сорваться с места и не узнать результаты голосования. Наконец Иноуэ отдал лист отцу, и он долго изучал его, хмуря брови.
Через пару минут, показавшихся Кэйтаси бесконечно долгими, отец вернул листок и объявил результаты:
– Большинством голосов Симидзу Рэйдзи признается кандидатом на место оябуна, согласно Уставу клана.
Айко шла по мастерской, миновала несколько комнат с открытыми перегородками сёдзи и не встретила ни слуг, ни помощников мастера. За ней подобно тени следовала вязкая тишина, она давила на тело, как тревога за фестиваль, куда Айко хотела успеть. Только в кюдодзё она нашла Симоскэ. Он в черном кимоно и с повязкой на голове склонился перед мужчиной в сером деловом костюме. Тот стоял возле стола и отчитывал мастера. Незнакомец говорил тихо, поэтому Айко не могла их услышать.
Она замерла на пороге и не знала, как ей поступить: то ли незаметно уйти, то ли вмешаться в разговор и забрать лук. Ведь за этим она и пришла сюда. Мужчины и так скоро ее заметят, здесь негде спрятаться. Кюдодзё представляло собой просторную комнату в шесть татами. Слева от стола находилась пустая стойка для юми и компактный шкаф со стрелами, а справа, у дальней стены, раскрытые двери сёдзи открывали три мишени мато вдалеке. Когда-то стрелы Айко попадали точно в белый круг в центре, но чаще ниже, в черные и белые, что исходили от него по очереди.
По обе стороны от кюдодзё росли клены, что скрывали его от посторонних, а клиенты мастерской могли спокойно выпустить стрелы, чтобы проверить качество товара. Иногда Симоскэ тоже стрелял. Айко до сих пор помнила трепетное чувство, когда впервые увидела, как он взял юми, немного вытянутый кверху, его гладкая поверхность бликовала в лучах утреннего солнца. Мастер медленно завел стрелу за ухо и выпустил в цель. Безмятежную тишину нарушил легкий звук цурунэ[36], в который Айко влюбилась.
Мужчина в деловом костюме тем временем все более распалялся. Теперь даже Айко его услышала. Он требовал компенсацию за испорченный лук, что заказала его дочь. Мастер Симоскэ низко поклонился и заверил, что пришлет новый лук в кратчайшие сроки. Но мужчина продолжал его отчитывать, и Айко зашла в кюдодзё, не в силах выносить несправедливость. Может, та девушка не ухаживала за юми, и он пришел в негодность – все знают, что в мастерской Симоскэ самый лучший товар. Мужчина сразу обернулся и смерил Айко недовольным взглядом.
– У вас есть неделя, – бросил он мастеру. – Иначе я обращусь в Комиссию.
После мужчина прошел мимо нее и скрылся в доме, постепенно стихли его шаги. Мастер Симоскэ выпрямился и извинился перед Айко:
– Такэда-сан, спасибо, что пришли. Я сейчас принесу ваш заказ.
Он засуетился и вышел во двор, Айко осталась в кюдодзё. Через открытые двери лился солнечный свет, напоминая о былом. Раньше Айко всегда приходила сюда вместе с мамой, но после инцидента на Зимнем турнире она стала больше работать, и даже лук заказала сама, хотя прежде они все делали вместе. Пусть Летний турнир вернет улыбку мамы. Айко смахнула непрошеные слезы. Она поступила в академию Ёсано, чтобы вернуться в кюдо.
Наконец-то вернулся мастер Симоскэ и вручил ей юми в чехле. Айко поблагодарила и отказалась от проверки, чем заслужила его неодобрительный взгляд. Пусть так, чем опоздать на встречу.
Айко пронеслась по дорожке мимо бонсая и свернула к магазину, где чуть не столкнулась с малышом в синем комбинезоне, но вовремя уклонилась. Она проскользнула между фигур из азалий, затем толкнула дверцу ворот и замерла возле них.
На улице в сторону мастерской шла Ука Мику в короткой джинсовой юбке и футболке с радугой. Бывшая одноклассница из средней школы Минамотори смеялась в окружении приятельниц. Айко хотела скрыться, но не смогла пошевелиться, ноги как будто приросли к дорожке, сердце металось в груди, как загнанный в клетку зверь. Казалось, еще вчера они вместе тренировались и стремились к победе на Зимнем турнире.
Одноклассница тоже заметила Айко и пошла в ее сторону. Прошлое, от которого она бежала, слишком быстро настигло ее. Мику и смерила Айко долгим оценивающим взглядом, в карих глазах загорелся недобрый огонек:
– Неужели это Такэда-сан. Что ты забыла в мастерской? Разве ты не бросила кюдо?
Холодные слова одноклассницы вскрывали незатянувшиеся раны, которые еще кровоточили. Айко отвернулась, не в силах выдержать такой прямой и открытый взгляд, который забирался прямо в душу. Одна из приятельниц Мику язвительно заметила:
– Ха! Да Симоскэ-сэнсэй прогнал ее. Все читали ту статью в «Нихон Спорт».
Да что эта девушка знала о ней? Только Мику помнила, как они готовились к соревнованию, не щадя друг друга, как стремились к победе. Но одноклассница молчала, и обида поднялась в душе Айко, что-то внутри щелкнуло, словно переключатель. Айко вскинула голову и возразила:
– Ошибаешься! – Она сжала лямку чехла, как будто это даст ей смелости. – Симоскэ-сэнсэй сделал для меня юми. И я…
Слова застряли в горле, а руки вспотели под лямкой чехла, он стал будто тяжелее и оттягивал плечо. По трассе пронеслась машина, по тротуару прошли двое мужчин в черных костюмах: один пил кофе из стаканчика, а другой разговаривал по телефону.
Приятельница Мику фыркнула, остальные девушки как по команде захихикали. Айко сжала свободную руку. Нельзя поймать ветер в сети, как и начать жизнь с чистого листа, пока живешь прошлым. Его нужно отбросить и разрешить себе жить дальше. Айко взглянула на самодовольную девицу и выпалила:
– Я поступила в академию Ёсано, чтобы вернуться в кюдо.
Об этом Айко мечтала еще с января, пока готовилась к вступительным экзаменам. И никто ей не помешает, тем более Мику, которая теперь в прошлом. Одноклассница скривила губы в горькой усмешке и взглянула на Айко. Когда их глаза встретились, то кожа покрылась мурашками. Мику заправила прядь черных волос за ухо и медленно произнесла:
– Я тоже поступила в академию Ёсано, Такэда-сан, и не позволю тебе снова все испортить. Поэтому ты не вернешься в кюдо.
Мику прошла через дверцу и задела Айко плечом. Одноклассница скрылась в мастерской Симоскэ, за ней последовали ее приятельницы. Айко не обращала на них внимания, в голове звучали слова Мику:
«Ты не вернешься в кюдо».
Словно в тумане Айко села в свободное такси, но голос одноклассницы преследовал и там:
«Не позволю тебе все испортить!»
Машина плавно тронулся с места и увезла Айко прочь от мастерской. Она прижалась лбом к холодному стеклу, в голове продолжали звучать слова Мику, как треск цикад за окном. Даже поток машин не мог их заглушить. Мир для Айко снова потерял все краски.
«Симидзу Рэйдзи признается кандидатом». Слова отца эхом раздались в голове Кэйтаси.
К нему нагнулся Рэйдзи и самодовольно улыбнулся:
– Я победил, дорогой кузен.
В комнате стало жарко, Кэйтаси расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, но та все равно стягивала грудь, от напряжения дрожали кончики пальцев.
С помоста поднялся отец, он сжимал трость, руки покоились на голове дракона.
– Сложилась непростая ситуация, я не могу назначить Симидзу-кун своим преемником, ведь он не мой сын, но я принимаю выбор клана. Поэтому хочу испытать кандидатов, чтобы проверить их качества и подготовку. Только самый достойный в будущем займет мое место. Собрание окончено, о дате испытания вам сообщит Иноуэ-сан.
Кузен первый встал и толкнул плечом Кэйтаси, а затем прошептал:
– Я легко одолею такого слабака. Большинство решило, что я достоин. Они в тебя не верят.
«Симидзу Рэйди-кун признается кандидатом».
Слова отца все еще крутились в голове, отчего кровь бурлила от ярости. «Испытать кандидатов… Проверить их качества и подготовку… Докажи, что ты достоин, Кэйтаси».
Отец с такой неохотой согласился принять его в клан до наступления совершеннолетия, что мог и сам пригласить Рэйдзи – чтобы проверить Кэйтаси. Это многое объясняло: и внезапное появление кузена, и его самоуверенность. Кэйтаси заскрежетал зубами и подавил желание подойти к отцу и потребовать ответы. Время прошло. Настал его черед действовать.
В Кодексе чести и добродетели упоминается поединок чести – нанори – восходящий к периоду Камакура[37], когда самурай представлялся и выбирал противника, достойного себе. Не хотелось признавать Рэйдзи равным, но Кэйтаси готов пойти на это, чтобы доказать отцу и клану, что они ошибаются. Он встал и обратился к оябуну:
– Разрешите говорить. – Кэйтаси устремил взгляд на постамент.
Отец посмотрел в его сторону. С близкого расстояния Кэйтаси разглядел седину на висках, морщины на лбу и тяжелый взгляд карих глаз. Отец всегда был таким или руководство кланом измотало его?
– Разрешаю, – устало произнес отец.
Кэйтаси глубоко вздохнул, нашел глазами кузена и заявил:
– Я, Ёсимура Кэйтаси, сын оябуна Ёсимура-кай, вызываю на поединок чести Симидзу Рэйдзи-сан.
Кузен усмехнулся и подошел ближе, в его глазах застыла суровая решимость, он поклонился и занял боевую стойку. Кэйтаси хрустнул костяшками пальцев и тоже приготовился.
– Очистить место для поединка, – прогремел голос отца.
Члены клана засуетились и отошли в сторону, образовав небольшой круг, в его центр зашли Кэйтаси и Рэйдзи, встали напротив друг друга и одновременно поклонились.
Кэйтаси не сводил взгляда с кузена, как и тот с него. В зале для совещаний установилась напряженная тишина, даже воздух стал тяжелым. Члены клана окружили их плотным кольцом, кто-то улыбался, предвкушая драку, некоторые разочарованно качали головой, большинство молча наблюдали. Кэйтаси отбросил сомнения, ему нужна лишь победа, и бросился на кузена.
Рэйдзи уклонился от удара в скулу и ответил ногой в живот. Кэйтаси не успел заблокировать атаку и упал на колено. В то же мгновение нога кузена устремилась к нему, и он откатился в сторону, бережно защищая красный шарф. Кэйтаси сделал подножку, и кузен запнулся и рухнул рядом как срубленное дерево. Кэйтаси подскочил к Рэйдзи и замахнулся. Внезапно в руке кузена блеснуло лезвие, Кэйтаси скривился в усмешке и двинул ему в нос. Рэйдзи быстро стер кровь и замахнулся ножом, но Кэйтаси уклонился, и лезвие задело лишь пустоту. Кузен неожиданно вскочил и повалил Кэйтаси на жесткий татами. Нож куда-то исчез, словно его и не было. Кэйтаси схватил его за грудки и ударил головой в лоб. Рэйдзи не остался в долгу и пнул его коленом в живот. Они сплелись на полу в клубок ярости и обиды.
– Довольно! – Отец прервал затянувшийся поединок.
Члены клана растащили Кэйтаси и Рэйдзи по углам, оттуда они и сверлили друг друга гневными взглядами. Оябун уже сошел с помоста и направился в их сторону, во взгляде недовольство, перемешанное с беспокойством. Он остановился между ними, как Небесный судья.
– Какая нынче вспыльчивая молодежь. – Отец покачал головой. – Я не хотел называть преемника, видно же, что вы оба не готовы. Но в свете последних событий, после убийства двух оябунов, чьи кланы погрязли в распрях, Великий Альянс обязал все кланы выбрать преемника.
Отец посмотрел сначала на Кэйтаси, а потом на Рэйдзи. Члены клана молчали, большинство склонили головы и уставились в пол.
– Что же мне с вами делать? Решено! – Отец положил вторую руку на трость. – Насколько мне известно, Симидзу-кун тоже учится в академии Ёсано, поэтому ваше испытание будет таким: кто принесет мне Небесную Звезду Ёсано, тот и станет моим преемником.
Кузен скривился, на щеке осталась кровь, а в глазах застыла упрямая решимость. Он не отступит так просто, впрочем, Кэйтаси тоже не собирался сдаваться. Он не позволит Рэйдзи победить!
После долгого молчания дядя Тайко тяжело вздохнул:
– Извини, Мицуо, я не могу тебе рассказать. – Он сжал кожаный чехол руля. – Дело не в тебе, правда. Я обещал отцу, что буду молчать, пока Сумика не согласится поговорить. Но сегодня я снова проиграл.
Тайко повернулся к Мицуо, и у того заныло в груди от тяжелого взгляда. Казалось, дядя сейчас скажет что-то важное или объявит, что он тяжело болен. Множество вероятностей пронеслись в голове Мицуо.
Спустя мгновение, Тайко продолжил:
– В юности ты думаешь, что тебе все дозволено и ты свободен, подобно ветру. Но это иллюзия. Мы совершили много ошибок, которые медленно отравляют нашу жизнь. Мицуо, тебе пора задуматься о будущем. В Ёсано придется много тренироваться, чтобы соответствовать ожиданиям родителей, поэтому ты не сможешь писать, как раньше. Ты до сих пор не рассказал маме о своем увлечении, да и книги прячешь в шкафу. Подумай об этом.
Дядя всегда поддерживал Мицуо и не заставлял выбирать между кэндо[38] и писательством. Первому он отдал девять лет жизни, а писательство выросло из школьных сочинений и эссе. Но этого мало. Все чаще Мицуо переполняли идеи, а голоса мешали сосредоточиться на тренировках. И тогда он их записывал, но чувствовал, что короткая форма не может вместить его чувства и выразить невысказанное. Мицуо в очередной раз задумывался о романе, на который так и не решился. Ведь ему придется отнять время у тренировок. Желание стать лучшим в кэндо, которое вбивали в него с детства, мешало писать. Неужели дядя испытывал такие же чувства? Возможно. Правда, Тайко куда смелее, раз смог уйти из спорта и последовал за мечтой.
В кармане завибрировал телефон, но Мицуо не ответил, сейчас не время возвращаться домой. Мама еще немного подождет. Он сжал ладонью колено и попытался найти те слова, которые остановят дядю. Мицуо сложил руки перед собой и выпалил:
– Пожалуйста, не уезжай. – Он опустил взгляд и продолжил: – Я попрошу маму с тобой поговорить, вы обсудите прошлое и помиритесь!
Дядя молчал, и Мицуо осторожно взглянул на него. Тайко смотрел куда-то вдаль, и тягостное напряжение пролегло между ними. Затем дядя перевел взгляд на Мицуо и вымученно ему улыбнулся. Мицуо стиснул зубы и сжал руки, по спине пробежали мурашки. Неужели дядя решил отказаться от него и затеряться на просторах страны?
– У меня есть идея. – Дядя взял телефон и что-то начал искать в интернете. – Я не могу доказать Сумике, что изменился, она не послушает меня. Но вместе мы сможем ее убедить.
Вскоре дядя показал Мицуо сайт, где рассказывали о конкурсе для молодых авторов от газеты «Ёмиури Симбун». Кажется, он слышал о нем по телевизору.
– Я сам виноват, что сестра думает, что творчество – лишь мимолетное увлечение, а не серьезная работа. Художников уважают, а писателям вручают Нобелевскую премию, но сестре это не важно. Для нее только командная работа достойна уважения, а самовлюбленные художники лишь зря тратят время, их мазня ничего не даст миру.
Дядя замолчал и положил телефон на переднюю панель машины. В кармане Мицуо снова раздалась вибрация, но он не замечал этого, даже забыл как дышать, боялся испортить момент. Впервые Тайко с ним так открыт. Дядя улыбнулся и потрепал Мицуо по волосам:
– Давай покажем Сумике, что писатели и художники тоже достойны уважения. Ты напишешь роман на конкурс до конца июня, а я нарисую иллюстрации. Если мы попадем в шорт-лист, то жюри сделает рецензию на книгу, ее напечатают в журнале – это и будет нашим козырем. Я не могу отказаться от работы прямо сейчас, у меня испытательный срок до конца триместра.
Мицуо закусил губу, он не хотел писать роман прямо сейчас, да еще и без подготовки. Нельзя же написать роман за такой короткий срок! Но если он откажется, то потеряет дядю навсегда. Мицуо посмотрел на Тайко и решился:
– Я попробую! Я напишу роман и принесу маме рецензию.
Дядя кивнул:
– Я обещаю нарисовать потрясающие иллюстрации. Сумика будет удивлена.
Дядя протянул руку, и они соединили обещание клятвой на мизинцах, как в детстве, когда Мицуо просил Тайко не рассказывать маме о том, что он приходит в его мастерскую после тренировок. Она до сих пор думает, что Мицуо гулял с друзьями, которых у него нет.
Когда телефон снова зазвонил, то Мицуо извинился перед дядей и принял вызов от мамы:
– Мицуо, я не знаю, где ты пропадаешь, но немедленно возвращайся домой.
Долгие гудки раздались в ответ. Мама не дала даже слова вставить, значит, она очень разозлилась. И дядя это понял:
– Тебе пора, Мицуо. Не забывай мне писать.
Мицуо взял записную книжку и вышел из машины. На улице он попрощался с дядей:
– Если я сдержу обещание, то ты приедешь на Летний фестиваль в академию Ёсано?
Дядя кивнул ему в ответ и завел машину. Она плавно отъехала от обочины и унеслась вдаль. Мицуо открыл телефон, нашел сайт конкурса и подал заявку.