В комнату сквозь неплотно прикрытые шторы пробивалось утреннее солнце. Кэйтаси, одетый в черный классический костюм, сидел на кровати. Его пальцы торопливо отбивали ритм на коленке. Он проснулся рано, ведь сегодня решится его судьба. Он шел к этому дню долгих три месяца.
Слева от кровати на письменном столе мерно тикали часы: было почти семь. Еще слишком рано, чтобы спуститься в гостиную, но уже поздно вздремнуть или заняться своими делами. Кэйтаси встал и подошел к окну. Во внутреннем дворе царило оживление, сятэй[1] таскали ящики в ангар, руководил работой сятэйгасира[2]. Наверное, поедут на очередное дело. Кэйтаси взъерошил черные волосы и заскрежетал зубами. Отец не посвящал его в дела клана, но вскоре все изменится. После собрания.
По традиции собрание проводили в главном доме около десяти утра. Собирался весь клан, и отец выслушивал доклады или принимал новых членов в семью через ритуал сакадзукигото[3]. Сам Кэйтаси никогда на собрании не был и лишь догадывался, как оно проходило, и вот ему представился шанс – лично все увидеть. Скоро оябун[4] перед всеми объявит преемника. Его. Отец обещал, что примет Кэйтаси в клан Ёсимура-кай, если он поступит в академию Ёсано и достигнет первого дана в каратэ кёкусинкай[5]. И вчера пришло письмо из школы о зачислении в класс «1–2». Жаль, что не в элитный, но там учатся выдающиеся спортсмены, а у Кэйтаси нет наград и кубков, ведь он нигде не выступал. Зачем ему тупые соревнования, когда в будущем он хочет возглавить клан? Сейчас ему достаточно того, что отец признает его и даст доступ к ресурсам семьи. Потому что у него есть цель.
Кэйтаси отвернулся от окна, прошел мимо стола и телевизора во всю стену, пнул ногой игровую приставку и остановился возле массивного шкафа. Он низко поклонился и только после этого открыл дверцы. Там вместо одежды находился семейный алтарь, на специальной полочке стояла фотография мамы, слева от нее – благовония суги-сэнко[6], а справа букет гвоздик. Молодая Ёсимура Марико[7] застыла с теплой улыбкой, темно-русые волосы ниспадали на кимоно с карпами кои, а ясные голубые глаза, такие же, как у Кэйтаси, лучились энергией. Именно такой он и запомнил маму: доброй и смелой, она сражалась с болезнью, но погибла от руки какого-то уличного отребья. Его так и не нашли. Отец и его заместитель вакагасира[8] Иноуэ перерыли весь Токио, но убийца растворился, будто дух. А потом отец сдался. Но не Кэйтаси. Он обязательно найдет ёкаево отродье, раз полиция и клан бессильны. И для этого нужны ресурсы семьи.
Кэйтаси чиркнул зажигалкой и осторожно воскурил благовония. Запах ладана перемешался с ароматом гвоздик. Цветы возвращали его в детство. Мама часто приносила домой большие букеты, поэтому жгучий аромат преследовал Кэйтаси каждое утро. Он медленно опустился перед алтарем и сложил руки в молитвенном жесте. Мысли не хотели успокаиваться, они мчались быстрее синкансэна. Кэйтаси глубоко вздохнул, чтобы обрести гармонию. Не помогло. Так хотелось рассказать маме, как его гонял на татами вакагасира Иноуэ, как много задавали репетиторы, чтобы он сдал экзамены в старшую школу Ёсано. Ни к чему ворошить прошлое, когда все уже позади.
– Мама, сегодня отец признает меня, и я смогу за тебя отомстить. – Кэйтаси сжал кулаки, руки немного дрожали. – Я использую могущество клана Ёсимура-кай и найду убийцу. Он заплатит жизнью за жизнь. Я обещаю.
Мама, конечно, не ответила, но Кэйтаси почувствовал легкое прикосновение к щеке, а потом откуда-то взявшийся ветер взъерошил иссиня-черные волосы – совсем как в детстве. Она услышала его. Этого достаточно.
Он встал и поклонился, а затем открыл соседнюю дверцу и взял красный шарф: мама купила его в честь поступления в начальную школу. Но в детстве Кэйтаси его не носил: слишком длинный и громоздкий для шестилетнего ребенка. Теперь эта вещь – единственная, что связывала его с мамой. Кэйтаси привычным движением обернул шарф вокруг шеи и вышел из комнаты.
В узком и темном коридоре к нему подошла Сиори, дочь вакагасиры Иноуэ, она тоже надела классический костюм: пиджак, рубашку и брюки. Кэйтаси никогда не видел, чтобы Сиори ходила в платье или юбке, и это логично. Когда живешь в клановом доме среди якудза, то лучше вести себя как мужчина. И Сиори в этом преуспела, хотя это и лишнее: ее никто не тронет, из-за ее отца – второго человека в клане после оябуна. Один кёдай[9] попытался склонить ее к близости, а потом исчез. Его так и не нашли. Иногда люди испаряются, подобно утреннему туману в полдень, или растворяются в сети улочек, как убийца мамы.
– Доброе утро, Ёсимура-сан[10]. В главном доме все собрались. – Сиори поклонилась.
Кэйтаси кивнул и пошел к выходу мимо кабинета отца и столовой. В прихожей гэнкан[11] он переобулся в мокасины черного цвета, хотя больше любил удобные кроссовки. Однако в них не подобает присутствовать на собрании клана, если не хочешь проявить неуважение к оябуну. Поэтому Кэйтаси надел неудобный костюм и следовал всем правилам.
Он вышел в клановый двор.
Айко еще с зимних каникул ждала, чтобы подписать книгу любимого автора – Нагацуки Таппэя – о приключениях Субару в альтернативном мире. На другую встречу она не попадет, мама не отпустит. Ведь завтра начнется обучение в академии Ёсано и закончится ее размеренная жизнь. В этой школе будущих чемпионов Айко должна вернуться в кюдо[12] и стать одной из них. Поэтому у нее нет времени на посторонние вещи, об этом часто твердила мама. Однако на встречу с писателем все же отпустила. Сегодня – идеальное время, чтобы поставить автограф в книге, которая вернула Айко к жизни после событий прошлого года.
На Зимнем турнире по кюдо Айко умолчала, что повредила руку, и вышла к мишеням мато с командой. Она не могла поступить иначе, ведь в зале сидела мама и наблюдала за ней. Айко много тренировалась ради этого дня, поэтому хотела стрелять с остальными и победить. Но в последний момент руку свело судорогой, и Айко выронила лук юми[13], за что ее дисквалифицировали. Друзья из клуба не поддержали, а отвернулись и вычеркнули из своей жизни. В больнице, куда Айко отвезли сразу, ей запретили стрелять, пока рука полностью не восстановится, и мир потерял все краски. Каждый день Айко падала все глубже и глубже во тьму отчаяния, пока не встретила Сатоку. Та открыла для нее волшебный мир книг, пригласила в литературный клуб и дала силы жить дальше.
Сладостное возбуждение разливалось по телу. Айко мечтательно зажмурилась и потянулась на кровати, но осторожно, чтобы не помять одежду: темно-синюю юбку и белую футболку, в которой пойдет на встречу с писателем. На страницу раскрытой книги ложились концы огненно-красных кос, которые Айко убрала за спину, чтобы не мешали читать. Солнечный луч упал на страницу и заскользил по столбцам кандзи[14]. С улицы доносился гул машин и крики детворы, но Айко слышала их приглушенно, как будто они звучали из иной реальности. Там она стояла в магазине и протягивала книгу Нагацуки-сэнсэю для заветного автографа.
Телефон завибрировал и вырвал Айко из мечтательной неги. Она улыбнулась мыслям и потянулась к нему. Сообщение в приложении LINE[15]:
Сатока: «Ай-тян[16], ты где? Я жду возле двери».
Этот день и правда настал, а не приснился. Айко быстро набрала ответ:
Айко: «Извини, Са-тян, зачиталась. Подожди 5 минут».
Сатока: «В твоем стиле, Ай-тян. Поторопись!»
Наверное, подруга сейчас морщит лоб и озирается по сторонам. Сатока ненавидела очереди, поэтому всегда приходила раньше, а сейчас любое промедление может растянуть ожидание на пару кварталов. Лучше не задерживаться, тем более уже десять часов, а встреча назначена на двенадцать. Айко закрыла книгу – ее она возьмет с собой – и встала с кровати. Чем ближе мероприятие, тем сильнее трепетало сердце, а душа стремилась вырваться из этого бренного тела.
Снова завибрировал телефон. Айко положила его в карман юбки, которая расходилась волнами вниз от талии, и вместе с книгой подошла к широкому шкафу цвета темного ореха. Рядом лежал миниатюрный черный рюкзак с брелоком-котенком Дзи-Дзи[17]. Она подняла его и накинула на плечо. Кажется, теперь она готова. И все же не удержалась и стряхнула невидимые пылинки с футболки с изображением героев франшизы – Субару и Эмилии, – и заправила за ухо прядь, выбившуюся из косички. Все это время в кармане настойчиво вибрировал телефон.
Кажется, у Сатоки заканчивается терпение, и Айко поспешила к ней. Она подобно ветру слетела по лестнице и в прихожей гэнкан надела черные туфли на низком каблуке. Когда Айко открыла дверь, ее встретила улыбающаяся Сатока. Подруга тоже нарядилась для встречи с писателем. Ей очень шел длинный бледно-голубой джинсовый сарафан с россыпью звезд, она даже надела любимые разноцветные браслеты, а книга, наверное, лежала в маленькой черной сумочке в тон ее коротким волосам.
– Айко, куда собралась? – раздался мягкий голос мамы.
Сатока наклонила голову вправо и показала на часы. Да, им нужно поторопиться, если они не хотят застрять в очереди до вечера. Айко обернулась. Мама стояла возле лестницы в темно-коричневых брюках и бордовой рубашке, алая помада на губах подчеркивала черное каре, что идеально обрамляло лицо. Наверное, к маме скоро придет очередной клиент на консультацию по личностному росту. Порой она проводит их даже за ужином по видеосвязи.
Айко кивнула маме:
– Я и Са-тян поедем в «Кинокуния»[18] в Синдзюку. Книжный фестиваль уже начался. Нам пора, не хочу опоздать на встречу с Нагацуки-сэнсэем.
Мама ответила не сразу, и Айко застыла в напряженном ожидании, она чувствовала на себе взгляд Сатоки. Наконец-то мама подошла к Айко и положила руку ей на плечо.
– Айко, нужно забрать юми из мастерской, – вкрадчиво сказала она. – Сегодня последний день, а у меня назначена важная встреча.
Айко непроизвольно сжалась и дернулась в сторону, как будто обожглась, но мама удержала ее за плечо, ногти впились в футболку.
– Я не могу отменить встречу, Айко.
Глаза защипало от обиды, она закусила губу и прижала книгу к груди, как будто та поможет ей.
– Я могу сходить туда после мероприятия?
Конечно нельзя, ведь мастерская работает до четырех. Мама покачала головой:
– В обычной ситуации я бы забрала юми завтра, пока ты на церемонии поступления, но увы, Симоскэ-сэнсэй уезжает на Международную конференцию и пробудет там неделю. Поэтому нужно забрать сегодня.
Айко хотела возразить, но слова застряли в горле, а глаза предательски заволокло слезами. Она безвольно опустила руки, грудь сдавили невидимые путы, так что ей стало тяжело дышать. Сатока будет злиться, ведь Айко снова нарушит данное слово, опять выберет кюдо вместо подруги. Мама не примет отказа, а подруга не поймет. Щупальца отчаяния снова потянулись к Айко, как после трагедии на Зимнем турнире.
Больше всего Мицуо любил сидеть в комнате наедине с ноутбуком. Его пальцы ритмично бегали по клавиатуре, а на экране из пустоты возникали столбцы кандзи, обрастая смыслами и образами. Из наушников звучала негромкая джазовая музыка. Мицуо сидел прямо и не двигался, полностью отдаваясь процессу. Казалось, что он даже не дышал.
В дверь постучали несколько раз. Мицуо остановился, пальцы замерли над клавиатурой и слегка задрожали от напряжения. Часы на экране монитора намекали, что его время вышло. Мицуо сохранил документ и встал из-за стола, немного помедлил и бросил взгляд на шкаф у дальней стены. Если пришла мама, то он уже не успеет переодеться из серых штанов и футболки в черный классический костюм, а потому обреченно вздохнул и побрел открывать дверь. К его облегчению на пороге стояла сестренка Касуми в юкате[19] небесно-голубого цвета с карпами кои, черные волосы собраны в сложную композицию и украшены цветами сакуры и заколками.
– Мицуо-нисан[20], мама зовет тебя к гостям.
Он кивнул вместо ответа, и сестра, довольно улыбаясь, скрылась в коридоре. Мама впервые разрешила ей встречать гостей, и Касуми не терпелось покрасоваться в новой юкате. Мицуо же изнывал от желания писать, однако нельзя заставлять маму ждать. Тем более в такой день: внизу собрались гости, чтобы поздравить его с поступлением в элитный класс академии Ёсано. Банкет – лишняя трата времени и денег, ведь члены семьи Фукада всегда учились среди лучших. Мицуо не сделал ничего особенного: просто учился да тренировался. Возможно, ему отведено место в этом классе уже с рождения.
Мицуо подошел к шкафу и вытащил заранее приготовленный костюм, а туда отправил домашнюю одежду, затем расчесал вьющиеся, густые, черные как смоль волосы. Они все равно торчали в разные стороны. Бросив это неблагодарное дело, он покинул комнату и пошел по узкому коридору. Мицуо чувствовал на себе взгляды членов семьи с фотографий на стенах. Они словно шептали, что он предатель и лжец, потому что общается с дядей Тайко, хотя мама запретила. Но Мицуо все равно приходил к нему в художественную галерею, ведь дядя понимал его боли и мечты. Дядя не смеялся над Мицуо, когда он рассказал, что пишет рассказы. Напротив, Тайко поддержал его, а вот семья точно никогда не поймет, а мама еще и выгонит из дома. Ведь она постоянно твердит, что дядя – неудачник, что ушел из спорта в художники. Но Мицуо всегда восхищался им за смелость идти собственным путем и порой мечтал заявить маме о своем желании стать писателем. Вот только духу не хватало сказать об этом вслух.
Мицуо спустился в гостиную, которая утопала в солнечном свете. Вдоль стен тянулись столы, там бокалы возвышались над разнообразными закусками в глубоких мисках, с ними соседствовали пузатые бутылки с вином или шампанским и графины с апельсиновым соком для юных гостей. Здесь уже собралось много людей, между ними грациозно скользила мама в черном вечернем платье и белой накидке на плечах, ее темно-русые волосы элегантно уложены в высокую прическу. Мицуо наблюдал, как мама общается с гостями, а воображение уже рисовало картины:
«Король закатил грандиозный прием, чего и ждали от Западного королевства. Королева улыбнулась про себя. Большинство гостей собрались под крышей замка, чтобы обсудить союзы и построить очередные интриги. Когда шпионы соберут информацию, король будет готов к Собранию четырех королевств. Им придется считаться с Западным королевством и выполнить…»
Кто-то из гостей поздоровался с Мицуо, и мысль оборвалась. Он запоздало поклонился тучному мужчине с лысиной и бокалом игристого. Кажется, это будет самый долгий вечер в его жизни. Мама не даст уйти пораньше или отсидеться в стороне, ведь этот вечер в его честь. Гости стремились поздравить Мицуо или заговорить с ним, и он машинально улыбался и вежливо отказывался от разговора, который мог перейти в долгую беседу.
Около двери крутилась довольная Касуми. Когда раздался звонок, она буквально подскочила на месте и поспешила открыть дверь. На пороге стоял невысокий пожилой человек в сером костюме, а рядом с ним высокий кучерявый юноша – в голубом. Мицуо сразу узнал мужчину: Ваки Кандзи – известный спортивный комментатор и друг семьи. Он учился с отцом, они вместе начинали карьеру и одновременно достигли вершин – каждый в своем деле. Поэтому Ваки частый гость в их доме, а вот молодого человека Мицуо видел впервые.
– Здравствуй, Касуми-тян. Давно не виделись, ты выросла в красавицу. Подскажи, где хозяйка дома?
Сестра потупила взгляд от смущения, но все же совладала с собой:
– Мама там, – она указала рукой в сторону гостей. – Сейчас ее позову.
Касуми юрко проскользнула между грузным мужчиной и элегантной женщиной: так рыбки в реке огибают камни и коряги. Мицуо проводил ее взглядом.
Наверное, сестре еще рано встречать гостей, но старшие члены семьи не будут этим заниматься. Брат Дэйти уже работал и жил отдельно, сестра Юи училась на втором курсе университета Васэда и готовилась к марафону Хаконэ Экидэн[21], а брат Кодзи перешел в выпускной класс академии Ёсано и много тренировался, чтобы войти в национальную сборную по бейсболу. Если он не пройдет квалификацию, то ему откажут. Слава семьи Фукада не поможет, ведь правила едины для всех и в команду попадут самые лучшие.
Неожиданно в дальнее окно, что выходило на летнюю веранду, Мицуо увидел, как у калитки припарковалась знакомая серебристая «Хонда». Сердце забилось, а мысли заметались в сознании как пойманные в банку цикады. По дорожке к дому шел Тайко в бордовом костюме, в правой руке он держал сверток в подарочной упаковке. Неужели дядя приехал ради него? Мицуо поспешил к нему, обогнул группу мужчин и едва не столкнулся с женщиной в красном платье с внушительным декольте, которая наградила его холодным взглядом. Он торопливо извинился и повернул к летней веранде. Тайко специально приехал к заднему двору, чтобы мама не увидела. Нельзя, чтобы его усилия обратились золотой монетой, брошенной кошке!
Клановый двор утопал в утренних лучах, мартовский ветер играл с кустами азалий вдоль дорожек, по которым носились сятэй с картонными коробками. Они переносили их из ангара в черный фургон. Молодые люди курили под раскидистым кленом. Лентяи пользовались тем, что рядом не было сятэйгасира. Кажется, это шанс узнать, что затевалось. Он жестом остановил щуплого юношу в белоснежном спортивном костюме. Тот замер с ящиком в руках, и его лицо побледнело, как будто перед ним явился дух умершего.
– Ёсимура-сан, вам чем-то помочь? – его голос подрагивал, как и руки: того и гляди уронит ящик.
В клане многие боялись Кэйтаси – единственного сына грозного оябуна. Недалекие сятэй приписывали ему качества отца: холодную жестокость, огромную силу и непоколебимый авторитет. Но старшие братья кёдай и вакасю[22] не признали Кэйтаси, ведь он не входил в клан, но жил с оябуном. Отец спрятал его и маму в квартире в Нэрима, а после ее смерти отправил Кэйтаси к ближайшим родственникам на окраину Киото. Дядя и тётя бросили его, оставив записку:
«Извини, Кэйтаси-кун, мы не можем больше воспитывать тебя. Свяжись с Иноуэ Тосан, он отвезет к отцу».
Кэйтаси выбросил записку, перебил посуду, разорвал тонкие перегородки сёдзи[23], сорвал картины со стен, а затем спалил дом. Но даже, неистовое пламя не смогло усмирить его ярость. Поэтому он ушел в лес, где жил его друг – старик Тагосима в лохмотьях вместо кимоно. В его хижине Кэйтаси пил маття и слушал древние легенды о ёкаях и ками. Мама часто рассказывала ему перед сном истории о потустороннем. В детстве Кэйтаси казалось, что он видел странных людей в белых одеяниях или яркие огоньки в ночной мгле. Здесь, в лесах Киото, он познакомился с Тагосимой, однако дядя и тетя не верили Кэйтаси, они считали, что лес полон неупокоенных душ, что нашли здесь смерть.
– Тебя уже ждут, Кэйтаси-кун. Проживи достойную жизнь и не пытайся меня найти. – Внезапно старик коснулся лба Кэйтаси холодными пальцами.
В глазах потемнело, как будто Кэйтаси стало дурно, и вот он уже стоит возле сгоревшего дома, не помня, как тут оказался. Может, сам вернулся, но только забыл из-за обиды, туманившей разум. У обочины стояла машина, из которой вышел Иноуэ и забрал его в клановый особняк Ёсимура-кай, где Кэйтаси встретили враждебно.
Вскоре он заставит их признать его, но сначала получит больше информации о делах клана, чтобы показать отцу свою заинтересованность. Кэйтаси сложил руки на груди, придавая себе грозный вид, и обратился к сятэй:
– Куда вы грузите ящики?
Юноша не ответил, но и Кэйтаси не сдавался, он подошел еще ближе и прошептал:
– Отвечайте, не испытывайте мое терпение. Иначе с вами потолкует Сиори-кун[24].
Угроза возымела действие, и юноша пролепетал:
– Ночью убили оябуна Танимура-гуми, и вакагасира Иноуэ приказал собрать отряд.
Кэйтаси наклонил голову и цокнул языком, взвешивая слова юноши. Конечно, и раньше пытались убить оябунов из Великой шестерки, но безуспешно. У них лучшая охрана, они неприступны, как боги в Небесных чертогах. И теперь один из них мертв. Кэйтаси отступил в сторону и посмотрел на главный дом Ёсимура-кай. Мимо пронесся сятэй и скрылся в ангаре. Надо спешить на собрание, может, отец прояснит ситуацию.
Кэйтаси прошел мимо пруда с карпами кои, между одноярусными пагодами и открытой верандой. Около главного дома, построенного еще в период Эдо[25], уже собрался весь клан, и ему пришлось пробираться через плотные ряды сятэй и кёдай, им по статусу не положено быть на собрании, в отличие от него – кровного сына оябуна. Кэйтаси проигнорировал завистливые взгляды членов клана и скрылся в доме, где быстро миновал тесный коридор и вышел в просторную комнату без мебели. Сквозь плотно закрытые двери сёдзи мягко рассеивался солнечный свет.
Отец любил период Эдо и проводил собрания в традициях тех времен: держал всех на расстоянии, как на аудиенции у сёгуна[26], как будто боялся нападения. И сегодня это особенно бросалось в глаза, учитывая события в клане Танимура-гуми. У дальней стены, на постаменте из красного дерева пустовало место оябуна. Чуть выше на стене висел клановый герб: на отвесной скале орел сжимал в когтях змею, его крылья простирались в обе стороны – показывая всем защиту оябуна и быструю расправу над врагами и предателями.
В главном зале постепенно собирались члены клана в строгих костюмах. Некоторые уже сидели перед постаментом на полу, устеленному плетеными татами. Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошел отец в белоснежном деловом костюме, что олицетворял чистоту и справедливость. За ним следовал вакагасира Иноуэ, словно тень оябуна. Его серые пустые глаза заставляли дрожать врагов клана, а черный костюм подчеркивал смертельную бледность лица. Якудза засуетились и сели на татами перед постаментом. Кэйтаси заметил на себе тяжелый взгляд отца и поспешил сесть на специальное место, слева от членов клана, там находились важные гости, не входящие в семью.
В зале мгновенно установилась тишина. Отец неспешно дошел до постамента, опираясь на трость с набалдашником в виде дракона, поднялся по ступеням и повернулся к собравшимся. Он обвел их долгим взглядом, будто пытался залезть к ним в душу. Враги поговаривали, что отец мог читать мысли. Иначе как ему удалось заключить столько выгодных сделок?
– Ветер сменил направление, нас ждут перемены. Они уже начались. Вчера убили оябуна Танимура-гуми, и клан захлестнула война. Мы должны держаться вместе, как семья! Небеса видят, еще рано назначать преемника, но меня вынуждает Великий Альянс. Сегодня я назову того, кто достоин возглавить семью в будущем.
Кэйтаси нервно сглотнул и приготовился. Сейчас отец назовет его, но оябун медлил.
– Согласно Кодексу чести Ёсимура-кай, прежде чем назвать своего преемника, я должен спросить: есть ли среди вас тот, кто считает себя достойным?
Тишина давила на плечи Кэйтаси, он сжал руки на коленях и стиснул зубы. Присутствующие молчали, никто не выдвинул своего человека: все знали, что это место достанется кровному сыну оябуна. Кэйтаси улыбнулся про себя и немного расслабился: сейчас отец выполнит свое обещание. И тут его пронзило ощущение опасности. Кто-то шел к залу совещаний, и от его агрессивной ауры по спине побежали мурашки. С каждой секундой давление возрастало и впивалось в Кэйтаси острыми иглами, казалось, будто этот кто-то пришел за ним. Чутье редко подводило его.
Оябун тем временем снова заговорил:
– Если нет желающих, то я называю своим преемником…
Не успел отец закончить фразу, как дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял высокий крепкий юноша в черном костюме, его коротко стриженные красные волосы блеснули огнем в лучах солнца, что заглядывали в комнату через раздвижные двери сёдзи. Рядом стоял менее приметный юноша в таком же костюме, его черные волосы были собраны в хвост, глаза бегали по залу от одного человека к другому.
– Кто ты такой? – обратился отец к незнакомцу.
Тот хищно улыбнулся и медленно приблизился к постаменту, игнорируя членов клана и проговорил мягким баритоном:
– Меня зовут Симидзу Рэйдзи, моя мать – младшая сестра Ёсимуры Марико. Согласно пятой статье Кодекса чести Ёсимура-кай, я заявляю свои права на место оябуна. Давно не виделись, дядюшка.
Вагасира Иноуэ что-то шепнул отцу, и тот не прогнал наглеца. К тому же кузен откуда-то узнал про собрание, выходит, кто-то привел его сюда. Кэйтаси посмотрел на Симидзу, и тот ухмыльнулся в ответ, словно прочитал его мысли. Нельзя позволить чужаку из ниоткуда стать преемником отца!
Мицуо открыл дверь и вышел на летнюю веранду. В тени ветвистой сакуры плавно опускались нежно-розовые лепестки на дорожку из белой плитки, на газон, на длинный стол на веранде с плетеными креслами по бокам. В одном из них сидел дядя Тайко. Он закрыл глаза, на коленях лежал подарок, правая рука сжимала тлеющую сигарету. Мицуо почувствовал знакомый запах сухой травы с нотами карамели. Он давно не видел, как дядя курил, и не хотел его тревожить, но время поджимало. Кто-то из домочадцев мог зайти, или гость решит проветриться. Поэтому Мицуо осторожно позвал:
– Дядя, ты слышишь меня?
Тот сразу открыл глаза, виновато улыбнулся и бросил сигарету, а затем придавил окурок ботинком. Мицуо внутренне содрогнулся. Мама точно придет в ярость, если узнает об этом. Все домочадцы знали, как она любила порядок и рьяно поддерживала его во всем доме. Дядя, кажется, подумал о том же, в его зеленых глазах появился озорной блеск, а потом взгляд наполнился теплом:
– Давно не виделись, Мицуо.
Мицуо кивнул и подошел к дяде Тайко, который встал ему навстречу. Они обнялись. Мгновенно в нос ударил запах табака, перемешавшийся с масляными красками и растворителем – такой знакомый и родной. Мицуо не хватало дяди, пока он готовился к поступлению в Ёсано. Он не мог как раньше приходить к нему в художественную галерею после тренировки, потому что мама бы заметила его отсутствие. Дядя потрепал Мицуо по кудрявой макушке и ответил на немой вопрос:
– Я тоже скучал. – Он протянул сверток, что все это время держал в руках. – Поздравляю с поступлением в Ёсано!
Не успел Мицуо взять подарок, как услышал голос мамы, она искала его. Он вздрогнул, а дядя отстранил племянника в тень сакуры, а сам вышел вперед. В то же мгновение открылась дверь на веранду и к ним вышла мама.
– Мицуо, ты где? – Она осеклась, когда увидела Тайко и ее лицо превратилось в застывшую маску театра Но[27]: презрение и ненависть заострили ее черты. – Тайко, подлец! Как ты мог заявиться сюда, особенно в такой день! Убирайся из моего дома!
Мама выплеснула слова, как воду на раскаленные камни в бане сэнто[28]. Мицуо показалось, что даже воздух немного нагрелся от напряжения между ними, хотя в конце марта еще довольно прохладно. Из своего укрытия он увидел, что дядя подошел к маме, и она сложила руки на груди.
– Мицуо поступил в академию Ёсано, а ты не пригласила меня.
Вместо ответа мама указала рукой на выход:
– Тебе здесь не рады, убирайся и никогда не появляйся.
Тайко тяжело вздохнул:
– Столько лет прошло, а ты не меняешься. Не хочешь дать мне шанс?
Сердце Мицуо бешено забилось: неужели они наконец-то помирятся? Он давно задавался вопросом, что между ними произошло, но боялся спросить маму, да и дядя всегда переводил тему. Мама смерила Тайко таким холодным взглядом, что невольно Мицуо отступил еще дальше в тень дерева, а руки и спина покрылись мурашками. Казалось, что мама хотела стереть дядю одним взглядом из ткани бытия.
– Дать тебе шанс? – мама растягивала слова, как палач, что зачитывал смертный приговор, давая жертве передышку перед неизбежным. – Исключено! Пока ты не повзрослеешь и не научишься держать обещания, Тайко. Ты сам все прекрасно понимаешь. Уходи!
Между ними и правда что-то произошло. И все же мама неправа. Дядя сохранил секрет Мицуо.
– Твоя взяла, Сумика. – Тайко поднял руки вверх. – Больше ты меня не увидишь. Завтра я уезжаю в Осаку. Приходи, если захочешь попрощаться.
Бывай!
Дядя развернулся и пошел по дорожке к припаркованной «Хонде», мама провожала его взглядом, будто Тайко может вернуться. Мицуо наблюдал из своего укрытия и видел, как дядя сел в машину и отъехал от дома. Мама снова позвала Мицуо, но он не вышел к ней, только не сейчас, когда мысли роились в сознании, наскакивая друг на друга. Почему дядя ничего не сказал? Зачем приходил? И можно ли его остановить? Последний вопрос отделился от остальных и вспыхнул подобно огоньку, еще слабому и нерешительному, но загоревшемуся надеждой в душе Мицуо. Он дождался, пока мама вернется к гостям, и выбежал из тени сакуры к выходу. Оставалось надеяться, что дядя не уехал, ведь он знает, что Мицуо все слышал и у него обязательно возникнут вопросы. Он должен остановить Тайко.