В дальнем конце просторного техпарка на бетонных площадках стояли три «кентавра» шабашников. Один из них восстанавливала ремонтная бригада, два других заправлялись.
– Нам туда, – указал Фредди, и они направились к одному из больших ангаров, куда помещали авиационную технику для ремонта в дождь.
У входа стоял сотрудник местной охраны, но Фредди он уже знал и торопливо распахнул перед гостями дверь, через которую Брейн и Фредди вошли в ангар.
Фредди остановился, и Брейн встал с ним рядом, глядя на большой фрагмент обшивки «Элевары», который располагался на большом стенде, освещенном множеством прожекторов.
Вокруг стенда находилось не менее дюжины блоков, разного рода сканирующей и спектрографической аппаратуры, датчики которой, больше похожие на любительские подзорные трубы, располагались на специальных металлических стойках и были направлены на закопченную пробоину во фрагменте обшивки.
Рядом со стендом находились столы с обрабатывающей аппаратурой, и несколько техников и инженеров занимались отладкой этой сложнейшей системы анализа и обработки данных.
– Круто, – заметил Брейн.
– Да уж, – вздохнул Фредди. – Ты знаешь, Томас, возвращаясь к правилам игры, я бы хотел…
– Да, сэр, я понял. Мартин Вильямс.
Генерал Вильямс удивленно уставился на Брейна.
– Как ты это делаешь?
– Имя на кителе закрыто планкой, но когда ты поворачиваешься, ворот слегка отходит, и на обратной стороне видны буквы.
Вильямс прихлопнул ворот кителя и направился к стенду, Брейн пошел следом.
Заметив начальство, техники замерли, недоуменно поглядывая на прибывшего с генералом сержанта.
– Что у вас, Лейбниц? – спросил Вильямс.
– Настраиваемся, сэр. До тарировки датчиков еще не добрались.
– Понятно, – сухо произнес Вильямс и подошел к стенду вплотную. – Видишь, с каким контингентом приходится работать, – произнес он вполголоса. – Лучшие умы, блин.
– А зачем им столько железа?
– Пакеты считать. Датчики будут снимать информацию, программа на их основе – выдавать версию произошедшего, а крутое железо должно под эту версию провести виртуальное моделирование процесса и перейти к следующей версии. Потом эти версии будут сравниваться, сортироваться, и я получу с десяток самых страшных историй о том, что же случилось на самом деле.
– Выглядит солидно.
– Да, бюджет у нас будь здоров, можем себе позволить. Но я хочу послушать тебя.
– Да ладно, – отмахнулся Брейн.
– Просто посмотри и выскажи мнение.
– Я не специалист.
– Ты изучал техническую экспертизу. Я же помню. У тебя был самый высокий балл.
– Я все забыл.
– Не кривляйся, Томас, мне действительно нужно хоть что-то.
– Ну, это не болванка. Это видно по входящему отверстию. Сколько оно, кстати, двести?
– Двести два миллиметра. Точность измерения – сотая процента.
– Болванка такую точность не даст. И по краям оставит срезы окалины или навар, в зависимости от материала болванки.
– Согласен.
– Кумулятивный боеприпас отпадает сразу, а копоть появилась после того, как внутри начался пожар.
– Ну и?
– Потрогать можно?
– Можно. Предварительно – никаких излучений в опасных диапазонах не обнаружено.
Брейн поднялся на стенд и, нагнувшись над пробоиной, потянул носом, с удивлением обнаружив легкий запах мяты. Да, именно мяты. Потом коснулся пальцем края пробоины, он был острым, а срез материала – матовым.
Осмотрев фрагмент, Брейн понял, что его сняли с корпуса, а не срезали, ведь непонятно, чем можно резать эту абсолютно непробиваемую броню. Изнутри открутили несколько гаек и сняли фрагмент размером с половину легкового автомобиля.
Сойдя с платформы, Брейн подошел к Вильямсу и сказал:
– Похоже, нам нужно иначе взглянуть на возможности партизан.
– Ты подтверждаешь мои худшие опасения.
– Но для тебя это не новость?
– Давай отойдем.
Они повернулись и медленно пошли к выходу.
– Слушай Брейн, а ты пьешь?
– Ты же прошерстил обо мне все сведения.
– Прошерстил, – согласился Вильямс.
– И что?
– Там написано, что ты не являешься убежденным трезвенником, ну и только.