Праздник не утихал. Смех, громкие голоса, звон бокалов и вспышки света сливались в шумную какофонию, к которой Саша больше не имела отношения. Она пробиралась через двор, стараясь оставаться в тени. Казалось, если кто-то её увидит, то сразу всё поймёт. Хотелось скорее добраться до комнаты, укрыться в одеяле и стереть с себя следы прикосновений Романа, но тело всё ещё пульсировало от напряжения, оставленного им.
Руки дрожали, когда она толкнула дверь.
Почему всё закончилось так? Вернее, почему не закончилось вовсе? Саша понимала: этой безрассудной страсти не должно было быть.
Злость накатывала волнами, но она не знала, на кого сердиться сильнее: на себя или на Романа. На него – за то, что ушёл, не объяснившись. На себя – за слабость.
В голове звучал его хриплый голос, вспоминался взгляд: тёмный, затягивающий, жаждущий. Роман легко разрушил возведённые границы и лишил её контроля.
Но если бы она оттолкнула его, он бы не настаивал. Тогда почему позволила себе хотеть большего?
Ответ был спрятан глубоко, под слоями обиды, ярости и стыда. Саша сжала кулаки, втянула воздух сквозь зубы и твёрдо решила: это не повторится. Ей уже довелось ощутить себя игрушкой. Больше не нужно.
Она так старалась быть сильной.
Резким движением сорвала с себя проклятое платье, бросила его на пол, надела халат и пошла в душ.
Холодная вода хлестала по телу, но не приносила облегчения. Саша стояла, уткнувшись лбом в кафель, пока капли стекали по спине ледяными дорожками. В груди колотилось раздражение, смешанное с желанием стереть из памяти все прикосновения. Но вместо этого воспоминания становились ярче.
Она закрыла глаза, надеясь, что темнота вытеснит образы. Напрасно. Пальцы Романа снова сомкнулись на её талии, тёплая ладонь скользнула по ягодице, сжимая так, будто всё её тело и мысли принадлежали ему.
Саша откинула голову назад, подставив лицо под воду. Говорят, вода смывает тревоги. Но в этот раз душ не помог.
Она вышла, наспех вытерлась. Кожа покрылась мурашками от холода, но внутри всё горело. Оставалась надежда на крепкий сон. Однако, когда она легла и натянула на себя одеяло, это не принесло ни покоя, ни уюта. В комнате было душно, несмотря на открытое окно. Хорошо, что Ирина ещё праздновала где-то там. Саше было необходимо одиночество. Она свернулась в комок, пытаясь заставить себя думать о чём угодно: о завтрашнем дне, о работе, о том, что нужно рано вставать. О том, что всё осталось прежним.
Но тело помнило и предательски бередило это.
Саша закрыла глаза, и перед мысленным взором вновь вспыхнул проклятый дегустационный зал. Она бессознательно коснулась губ, ощутив тёплое дыхание на подушечках пальцев. Облизнула их, отчётливо рисуя в воображении картину: себя – покорно сидящую на стуле с завязанными глазами, и его – бесстыдно наклоняющегося, чтобы коснуться её губ.
Она судорожно вдохнула, перевернулась на спину. Это было неправильно. Стыдно, мерзко, извращённо.
Саша зажмурилась, но пальцы всё ещё касались губ, будто стараясь удержать ощущение. Прикосновение Романа не исчезло – оно впиталось в кожу, врезалось в память. А вместе с ним – отчаянное желание.
Перед глазами вспыхнула новая картина: её тело, прижатое к деревянному столу, его рука на бедре, жаркое дыхание на шее. От одной только мысли в животе разлилось обжигающее напряжение.
Саша резко перевернулась на бок, вцепилась в одеяло, сжимая его так, будто это могло спасти. Но не спасало.
Между ног становилось влажно. Она стиснула зубы, раздражённо сжала бёдра. Ненавидела себя в этот момент. За то, что думала о его руках, его голосе, его губах. За то, что всё ещё хотела его. И за то, что уже не могла остановиться.
Глубокий вдох, короткая пауза. Дрожащие пальцы скользнули вниз – сначала по животу, а затем туда, куда он так бесстыдно смотрел перед уходом.
Разум пытался сопротивляться, но тело отказывалось подчиняться. В памяти вспыхивали обрывки: его руки, его дыхание у самого уха, размазанная по его губам помада, развязанное на спине платье. Огонь. Безумие.
Губы раскрылись в беззвучном стоне, пальцы сжались в простыне. Вспышка накрыла её с головой, обрушившись волной по телу. Саша прикусила край одеяла, боясь, что кто-то услышит её прерывистые, полные стыда звуки.
Она тяжело дышала, лёжа в темноте. Одеяло не спасало от жара, который продолжал тлеть внутри. Несколько минут назад наслаждение вырвалось из-под контроля, пробив все барьеры, но теперь исчезло, оставив после себя глухую пустоту.
Саша перевернулась на спину, уставившись в потолок. По нему дрожали слабые блики фонарей, пробивающихся сквозь штору. Ощущение удовольствия таяло, сменяясь тревожной пустотой.
Она ничего о нём не знала.
Сколько ему лет? Был ли он женат? А может, женат до сих пор? Есть ли у него дети?
Абсурдные вопросы роились в голове, цепляясь друг за друга, сплетаясь в вязкую, неприятную смесь.
Саша сжала кулаки, ощущая всю нелепость этих мыслей. Какая разница, есть у него жена или нет? Сколько ему лет? Всё это не имело значения. Между ними не было ничего, даже обычного секса. Просто наваждение, затянувшее, как трясина.
Но мысль о том, что у Романа может быть другая, неприятно кольнула изнутри.
Злость на себя вспыхнула с новой силой. Нет. Хватит. Нужно спать. Утро вечера мудренее.
Но уснуть не удавалось. Она ворочалась, сжимала веки, надеясь, что усталость пересилит мысли, но те не унимались. А когда дремота наконец пришла, сон оказался тревожным и вязким.
Вдруг её разбудили голоса.
Глухие. Мужские. Раздражённые, сбивчивые.
Саша с трудом разлепила веки, сердце глухо ударило в рёбра. Сонное оцепенение мгновенно сменилось настороженностью.
А потом она услышала его голос.
Он был внизу, далеко, но звучал чётко. Слова тонули в шуме ветра и далёком смехе с праздника, но тон был резкий. Жёсткий. Раздражённый.
Сердце застучало быстрее.
Роман был не один. Кто-то отвечал ему – не менее резко, с явной злостью.
Саша резко села на кровати. Ирины всё ещё не было.
На цыпочках, будто кто-то мог её услышать, она подошла к окну.
Роман стоял у ворот, в полумраке. Лица его собеседника не было видно, но напряжённая поза, жёсткая линия плеч выдавали конфликт.
Говорили они негромко, но в их словах угадывалась угроза.
Саша замерла. Кто это? О чём они?
В какой-то момент ей показалось, что Роман поднял голову и взглянул вверх, прямо на неё. Или это была всего лишь глупая надежда.
***
Сегодня работа на полях давалась Саше тяжелее, чем когда-либо. С самого утра её изматывала духота.
Ирина так и не вернулась в общежитие. Даже на работу не вышла – что было на неё совсем не похоже.
День тянулся мучительно долго. Секатор щёлкал в такт вялым, заторможенным движениям, а виноградные грозди с глухим стуком падали в ведро. Обычно монотонность работы заглушала мысли, но сегодня было иначе. Сознание словно загоняло себя в ловушку.
Романа не было, и это злило даже больше, чем если бы он находился рядом. В его отсутствии чувствовалось что-то нарочито демонстративное, будто он специально убрался с её глаз, показывая: ничего не случилось, ничего не изменилось. Как будто она – просто эпизод, мимолётное развлечение, о котором и вспоминать не стоит.
Скорее бы этот день закончился.
Голова гудела от бессонницы, жары, тяжести, сжавшей грудную клетку. Казалось, воздух сгустился настолько, что дышать стало невозможно. В висках стучало, кожа горела – но не от солнца.
Саша остановилась, вытерла лоб тыльной стороной ладони и машинально взглянула в конец ряда.
Трактор.
Тот самый. Тот, на котором Роман привёз её на винодельню. И, конечно, он был за рулём.
Двадцать метров.
Всё внутри сжалось в тугую, болезненную точку.
Но Роман не смотрел. Не так, как раньше.
Саша сжала губы, заставила себя отвернуться, вернуться к работе. Не будет же она стоять и таращиться на него, как глупая школьница?
Но руки дрожали.
Она злилась? Конечно.
Но куда сильнее – на себя.
Очередной мужчина втянул её в свою игру, и она позволила. Очередной человек решил с ней забавляться, а у неё не было, чем ответить. Она просто не умела иначе. Её такому не учили. А если бы и учили… Всё равно. Она ненавидела школу, из университета её отчислили…
Но при этом отчётливо чувствовалась потеря.
Будто у неё отняли что-то важное. Невидимое, неосязаемое, не поддающееся объяснению.
Роман помогал загружать виноград в трактор, курил с Михаилом, болтал с остальными сборщиками. Улыбался. Смеялся. Спокойный, уверенный, сосредоточенный.
Вёл себя так, будто её не существовало.
Саше захотелось психануть. Подойти. Развернуть его к себе и… и что? Крикнуть? Ударить? Спровоцировать? Заставить сказать хоть что-то?
Но вместо этого она глубоко вдохнула, сжала ручку секатора и вернулась к работе.
Щелчок.
Гроздь упала в ведро.
Щелчок.
Саша не поднимала головы.
Щелчок.
Ей не нужно его внимание.
Щелчок.
Она его ненавидит.
Щелчок.
Ей плевать.
Казалось, вечер в дегустационном зале был всего лишь сном.
Иначе это невозможно было объяснить.
Саша не пошла на обед вместе со всеми. Еда не лезла в горло. Да и какое удовольствие от трапезы, если внутри всё сжималось от злости и невыносимой пустоты? Вместо этого она направилась во двор, где через полчаса бухгалтер должен был раздавать оплату. Хотелось поскорее получить деньги и уйти – без разговоров, без лишних взглядов.
Машинально проверила карманы шорт – там, конечно, ничего не было, кроме смятого платка и резинки для волос. Она опустилась на деревянную лавочку в тени платана, собираясь просто переждать время.
Но вдруг из главного здания выскочила девушка.
Хрупкая, стремительная, словно летящая на цыпочках. Она прижимала к груди кипу бумаг, будто боялась уронить, и, несмотря на спешку, двигалась изящно. Узкая талия, идеальная осанка, длинные тёмные волосы, собранные в высокую заколку.
Девушка резко остановилась перед Сашей, взглянула на неё карими глазами и отчеканила:
– Александра Баранова? Роман Витальевич просил вас зайти к нему. Немедленно. Кабинет номер два, второй этаж.
Не дав Саше даже открыть рот, она развернулась и исчезла за углом здания, оставив за собой лёгкий аромат парфюма и слабое потрясение.
Саша осталась сидеть, пытаясь осознать услышанное.
Роман хотел её видеть.
Грудь болезненно сжалась. А затем вспыхнуло раздражение.
У него есть секретарша?
Она давно поняла, что он важная шишка, возможно, заместитель или управляющий. Но вот так – отдать распоряжение через посредника? Даже не потрудившись сказать лично?
Саша медленно выдохнула.
Начальник.
А не тот, кто оставил на её теле горячие следы прикосновений.
Она сжала челюсти, пытаясь отодвинуть нахлынувшие воспоминания, но в голову влезла другая мысль.
Кристина.
Так её звали? Тоненькую, хорошенькую девочку, которая сейчас ловко лавировала между работниками, мелькнув перед ней в мини-юбке и полупрозрачной блузке. На удобных каблуках, на которых, казалось, могла бегать хоть целый день.
Дрянная зависть? Нет. Скорее, раздражение.
Перед глазами вспыхнула картина: Роман задирает эту юбку и трахает Кристину прямо на столе в своём кабинете. Быстро, уверенно, без излишних прелюдий. Она, наверное, тихо постанывает, цепляется за лацканы его рубашки, краснеет, жеманно мотает головой. Или, может, вообще молчит, прикусывает губу, выгибает спину, подаваясь навстречу.
Желудок болезненно сжался.
Саша резко тряхнула головой.
Что с ней не так? Почему эта дурацкая сцена вообще всплыла в голове?
Плевать, кто у него есть. Кого он трахает. На столах или где угодно.
Саша передёрнула плечами, пытаясь вытолкнуть из себя внезапную, непрошеную ревность.
Они друг другу никто.
Всё. Точка.
Она поднялась, взглянула на испачканные шорты, тяжело вздохнула и направилась к главному зданию.
Саша быстро нашла кабинет номер два.
По дороге неловко кивала офисным работникам, но они не обращали на неё ни малейшего внимания. Её шаги отдавались гулким эхом в коридоре, пока она не остановилась у двери с табличкой: Романов Р. В.
В груди что-то дрогнуло.
Проклятье.
Она глубоко вдохнула, стиснула пальцы в кулаки и толкнула дверь.
Роман сидел за столом, склонившись над какими-то чертежами. Как он так быстро пришёл в порядок после работы на полях? Почему выглядел так, будто отдыхал всю неделю? Спокойный, собранный, непроницаемый.
Он поднял голову, взглянул на неё и холодно бросил:
– Садись.
Саша не села.
Бровь Романа чуть дёрнулась, но он не стал настаивать. Вместо этого придвинул к краю стола конверт.
– Ты выиграла пари.
Тон был раздражающе флегматичным.
Саша моргнула, не сразу понимая, о чём он говорит. Затем посмотрела на конверт, нахмурилась, медленно шагнула вперёд, взяла его и открыла.
Десять купюр по пять тысяч.
Пятьдесят тысяч рублей.
Всё внутри разорвалось.
Ярость ударила в виски горячей, неуправляемой волной.
Саша резко захлопнула конверт, подняла голову и выдавила сквозь стиснутые зубы:
– Ты серьёзно?
Роман не ответил. Только смотрел.
Саша сжала конверт в пальцах, продолжая:
– Ты правда думаешь, что я была в чёртовом дегустационном зале из-за этого? – её голос дрогнул, но не от слабости, а от глухой, давящей злости. – Ты действительно считаешь, что я собиралась за деньги…
Она осеклась, не в силах произнести это вслух.
Роман спокойно спросил:
– Разве нет?
Саша не поверила своим ушам.
Конверт в её руках ощущался как плевок в лицо.
Но эти слова…
Гнев хлестнул по телу, заставив её пальцы судорожно сжаться. И в следующую секунду она с силой швырнула деньги ему в грудь.
– Ты… Да пошёл ты!
Роман поймал конверт на лету, даже не дрогнув. Медленно, почти лениво положил его обратно на стол.
– Тогда возьми их и отдай долг. Раз уж для тебя это ничего не значило.
Тот же ровный, бесстрастный тон.
Бесил ещё сильнее.
Саша затряслась от злости.
– С меня хватит, – прошипела она. – Я уезжаю.
Лицо Романа осталось непроницаемым.
Словно её слова не значили ничего.
Просто шум.
Саша сделала шаг назад. Потом ещё один.
– Я жалею, что приехала сюда. Жалею, что вообще познакомилась с тобой.
Роман даже не моргнул.
Саша сжала губы, развернулась и выскочила из кабинета, с силой захлопнув за собой дверь.
Казалось, вихрь эмоций вырвался наружу, что наконец она сказала всё, что должна была сказать.
Но, выйдя в коридор, ощутила только пустоту.
Боль.
Саша ускорила шаг, выбежала из здания, чувствуя, как в груди поднимается удушье.
Боль. Раздражение. Обида.
Всё смешалось в бешеный коктейль, от которого хотелось либо закричать, либо разнести что-нибудь к чертям.
Сжав кулаки, она вонзила ногти в ладони.
Но даже это не помогло.
Саша пересекла двор, миновала пустой навес и вошла в общежитие. Дверь в их комнату была приоткрыта.
Ирина уже сидела на кровати, поджав ноги, и смотрела видео на планшете. Завидев Сашу, она улыбнулась.
– Наконец-то! Я сейчас тебе такое расскажу… – начала она, но тут же осеклась.
Саша даже не поздоровалась. Подошла к шкафу, вытащила сумку, бросила на кровать, резко расстегнула молнию и принялась запихивать внутрь одежду.
– Что ты делаешь? – озадаченно спросила Ирина, сползая с кровати.
– Собираю вещи, – голос был ровным, но внутри всё дрожало.
– Уезжаешь? – Ирина подошла ближе, её лицо стало серьёзным. – Когда? Что случилось?
– Утром. Ничего не случилось, – отрезала Саша, не поднимая глаз. – Просто… пора.
– Так сразу? – Ирина нахмурилась. – Подожди. Ещё вчера всё было нормально. А теперь ты влетаешь сюда и начинаешь собираться? Объясни, в чём дело?
Саша замерла. Закрыла глаза на секунду. Выдохнула.
– Мне было приятно жить с тобой, – её голос стал мягче, но в нём всё ещё оставалась ледяная отстранённость. – Ты хорошая. Правда. Но я больше не могу здесь оставаться.
Ирина внимательно посмотрела на неё, потом тяжело вздохнула и качнула головой.
– Ну… ладно. Это твоя жизнь. Тебе решать, – она вернулась на кровать и снова уткнулась в планшет. – Только подумай ещё раз. Вдруг ты горячишься.
Саша не ответила.
Не могла.
Всё болело. И если бы она сказала хоть слово, всё вырвалось бы наружу.
Вместо этого она застегнула сумку, подняла её с кровати и поставила на пол.
«Боже, я ведь снова бегу».
Мысль резанула сознание, как осколок стекла.
Саша стиснула зубы, вцепилась в лямку сумки, чувствуя, как внутри нарастает пустота. Она ведь уже проходила через это.
Сначала – подростковый побег из дома.
Потом – чемодан в руке, ночь, уличные фонари, освещающие туманный, холодный Питер. Тогда тоже казалось, что выхода нет, что нужно спасаться, пока не стало хуже.
Возвращение в Москву. Стремительный роман с Никитой, обернувшийся катастрофой.
Очередной побег. Теперь в Крым.
Недовольство Марины.
Сестра всегда ругала её, как провинившегося ребёнка. А Саша отмахивалась. Но если Марина ошибалась, утверждая, что Саша умеет только разрушать… то почему всё снова повторялось?
Она села на кровать и закрыла глаза.
Навалилась усталость.
Но спать не хотелось.
Пролистала ленту новостей, потом бессмысленно уставилась в короткие видео. Яркие, пустые. Они заполняли время, но не приносили ничего, кроме раздражения.
Дофамин не приходил.
Саша промаялась до вечера. Приняла душ. Перепроверила вещи.
Так и не рассказала Ирине ничего.
Не могла уснуть.
Сколько раз закрывала глаза, натягивая одеяло до подбородка – столько же раз открывала их снова, уставившись в потолок.
Слышала, как за стеной кто-то ворочался на скрипучей кровати. Как внизу хлопнула входная дверь. Как в коридоре кто-то пьяно хихикнул.
Но сон не приходил.
Она задыхалась.
Внутри было тяжело. Тоска свивалась в тугой ком, давила на рёбра.
Уходить отсюда казалось правильным решением.
Но почему тогда внутри всё кричало, будто отрывалось что-то важное?
Саша резко села, выдохнула. Так больше нельзя.
Она встала, набросила халат и вышла в коридор.
Вахтёрша подняла голову, смерила её взглядом.
– Куда в такое время?
– Нужно подышать, – голос у Саши был хриплым. Она почти не узнала себя. – Правда нужно. Только на минуту.
Женщина смотрела долго, прищурилась, но, вздохнув, кивнула.
– Только не задерживайся.
Саша вышла в ночь.
Воздух был прохладным.
Пахло виноградной лозой, ночной свежестью и чем-то смолистым, пряным. Вчера здесь кипела жизнь – праздник, огни, смех. Теперь всё исчезло. Осталась только тишина. Она медленно шла вперёд, оглядываясь.
Почему она так привязалась к винодельне?
Проклятье.
Саша отвернулась, прошла за угол общежития, прислонилась к кирпичной стене, закрыла глаза. Где-то ухал филин. Ветер шевелил листья. Здесь было спокойно. Но вдруг – шорох.
Саша вздрогнула, напряглась, сделала шаг назад. И увидела его. Высокая фигура вышла из тени.
На этот раз Саша была уверена: он либо следил, либо ждал.
– Что ты… – хотела спросить она, но голос дрогнул.
Роман молчал. Приближался. Она отступала, но спиной уже упёрлась в стену.
н навис над ней, потянул за подбородок – и поцеловал. Саша пыталась его оттолкнуть, но в теле разлилась сладкая истома. Запах табака. Дорогого парфюма.
Она закинула ладони ему за шею.
Но Роман вдруг развернул её лицом к кирпичной стене. Резким движением стянул халат с плеч. Саша ахнула. Он не церемонился. Как будто торопился. Бретелька скользнула по руке, оголяя грудь.
Губы Романа нашли её шею, зубы зацепили мочку уха, а затем его ладонь скользнула в шорты.
Саша задыхалась.
– Рома… – выдохнула она.
– Тихо, Саш, – его губы прошлись по изгибу плеча, язык оставил влажный след на горячей коже. – Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?
Но именно это и заводило ещё сильнее. Она пыталась держаться за реальность.
Но его пальцы между ног – такие уверенные, такие медленные – рушили контроль.
– Ты такая влажная… – прохрипел он у самого уха.
Саша закусила губу, подавляя стон.
Она знала, что потом пожалеет об этом.
Но сейчас, когда его руки, его дыхание, его голос полностью заполняли её – ей было всё равно.
Реальность могла подождать.
Роман двигался медленно. Трогал и постукивал, дразнил, заставляя Сашу дрожать. Она зажмурилась и сдалась. О том, насколько грязно это было, Саша подумает позже. Сейчас её разум помутился настолько, что кирпичная стена, холодный воздух, запахи его одеколона и возбуждения казались райским благословением. Но Рома внезапно остановился.
Его горячее дыхание обжигало шею, а ладонь замерла в нескольких милиметрах над разгорячённой влажной кожей.
– Пообещай, что не уедешь, – выдохнул он.
Саша едва не застонала от разочарования.
– Что мне за это будет?
Роман усмехнулся, тёплый воздух коснулся её уха. А затем послышались бесстыдные шлепки. Двумя пальцами он стал медленно постукивать по мокрым половым губам, задевая набухший клитор.
Саша сжала зубы, почувствовав, как тело предательски выгнулось навстречу.
– Пообещай, – повторил он, слегка усиливая движение.
Она чувствовала, что больше не выдерживала. Дыхание сбилось, спина напряглась
– Да, Рома… – сорвалось с её губ.
Едва Саша произнесла это, он наградил её: пальцы стали грубее, смелее, давили и сжимали там, где отчаянно требовало её изнывающее тело. Кульминация накрыла её слишком резко. Саша не успела подавить стон, ногти с силой впились в кирпичную стену, а тело судорожно дёрнулось, сжимаясь вокруг его пальцев.
Но Роман не дал ей передышки.
Едва её дыхание стало выравниваться, он убрал руку, позволив ей на миг ощутить пустоту. Но прежде, чем Саша успела осознать, что происходит, он резко потянул за пояс её шорт.
Они упали на землю. Следом послышался характерный звук – расстёгивающаяся ширинка, шорох ткани. Сердце ударилось в рёбра. Саша ахнула, но в следующий миг он вошёл в неё. Сильным, резким толчком. Так глубоко, что у неё вновь подкосились ноги.
Одна его ладонь сжала её талию, вторая тут же накрыла рот, заглушая стоны.
– Тише…
Но как можно было не шуметь, когда он брал её так?
По-животному. Грубо. Рвано.
Он двигался без пощады, заставляя Сашу сходить с ума заново.
Она дрожала, подстраиваясь под его неистовый ритм.
Его пальцы скользнули на бедро и с силой сжали нежную кожу. Толчки стали ещё быстрее и грубее.
– Только попробуй уехать, – шептал Рома, не останавливаясь.
Она не могла ответить – он не позволял. И, чёрт возьми, ей это нравилось.
Роман сделал последнее движение, заглушил сдавленный стон у неё в волосах, а затем замер.
Горячий, тяжёлый, всё ещё внутри неё.
Повисла тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием. Саша готова была поклясться, что слышала собственное сердцебиение.
А потом Рома поцеловал её в плечо.
Мягко. Почти нежно. Саша замерла.
Он медленно вышел из неё, не торопясь.
Затем он опустил руки, давая ей возможность опереться о стену. Саша вдохнула глубже, разогнулась, но всё ещё не могла прийти в себя. Говорить не получалось. У него, кажется, тоже.
Рома молча нагнулся, подобрал её шорты, протянул.
Когда она дрожащими пальцами натянула их обратно, он застегнул ширинку, чуть усмехнулся, откинул голову назад.
– Ну что, дашь мне свой номерок? Ну или хотя бы ник в соцсетях.
Саша моргнула, не понимая. Он улыбнулся.
– Кажется, уже пора. Не могу же я каждый раз тебя искать вот так.
Он легко коснулся пальцами её подбородка, провёл большим по нижней губе.
– Ты ведь пообещала мне не сбегать.
Саша не знала, что сказать.
Она просто смотрела на него. На мужчину, который только что полностью подчинил её себе. На мужчину, от которого не хотелось отрываться.
И тогда она хрипло выдохнула:
– Записывай.