Август больше не пытался испепелить всё невыносимой жарой, но и не сбавлял оборотов. Воздух стал пряным, словно хорошо выдержанное вино, оставляющим на языке лёгкую горечь. Ветер разносил по округе насыщенную виноградом спелость, а по утрам обдувал сырой прохладой. В ней чувствовались предвестники осени: пронзительные, колкие и неумолимые. Напоминание о том, что ни одно лето не длится вечно, и совсем скоро виноградные лозы начнут красиво увядать, превращаясь в живописное полотно, расцвеченное всплесками золота, алых мазков и огненной бронзы.
Работа перестала быть невыносимой. Тяжесть ящиков, царапающие пальцы ветки, пыль, въедающаяся под ногти, стали привычны. Тело больше не протестовало, руки не горели от натёртых мозолей, а спина не ломила так, как в первые дни. Всё стало машинальным, автоматическим.
Винодельня въелась под кожу, пропитала волосы терпким ароматом брожения, укоренилась в мыслях. Её осталось каких-то пару недель в этом месте. И, наверное, это хорошо.
Даже не смотря на привычку, она смертельно устала.
Тело, хоть и втянулось, каждую ночь свинцом оседало на кровать, а каждое утро с трудом собирало себя после глубокого сна.
Но любые физические тяготы не шли ни в какое сравнение с моральным изнеможением.
Никита был повсюду. Не рядом, не физически, но везде. В телефоне, в уведомлениях, в мелких деталях, которые он подкидывал с сумасшедше болезненным азартом. Как охотник, бросающий приманку, ожидая, когда жертва попадётся.
Каждый день – новый букет.
Розы, пионы, белоснежные лилии. Пышные, дорогие, идеально собранные. Она перестала удивляться, просто проходила мимо, даже не глядя на них. Вахтёрша уже перестала задавать вопросы, а однажды подмигнула с заговорщицкой ухмылкой:
– Женщина-загадка, ну когда же наконец примете подарок от поклонника?
Саша лишь криво усмехнулась, не удосужившись ответить.
Она не нюхала их, не забирала в комнату, но и не выбрасывала. Это был бы слишком громкий жест, слишком явное проявление чувств, пускай даже этими чувствами были ненависть и отвращение. Саша не хотела давать Никите никакого эмоционального отклика.
Потому что это означало бы, что он прав. И не просто влияет на неё, но и владеет, распоряжается.
Телефон вибрировал с маниакальной настойчивостью, будто Никита пытался достучаться сквозь стекло экрана, пробраться в её реальность и снова навязать своё присутствие. Каждое новое уведомление рвало тишину, как хищная птица когтями.
Она не отвечала, но читала. Читала, потому что невозможно было оторваться от этого дерьма. И не блокировала. Почему? Наверное, боялась, что он заявится и устроит сцену. Ей этого не хотелось.
Сначала были фото.
Белоснежные простыни, приглушённый свет. На тумбочке – два бокала, бутылка шампанского.
«Санёк, я жду. Всё накрыто. Скучаю.»
Дальше – фотка с заваленным горизонтом на террасе ресторана. Стейк, рюмка коньяка.
«Приезжай. Я буду здесь ещё пару часов»
Вид из номера отеля на горы.
«Саня, завидно?»
Саша перелистывала это, поджав губы и кривясь.
А однажды вечером пришёл кадр, которого видеть не хотелось.
Никита. Мокрая кожа, влажные волосы, зеркало, запотевшие от пара. Он в душе. Голый.
Рука с телефоном, другая – сжала член.
«Щас бы трахнуть тебя как следует, чтоб в себя пришла.»
Её чуть не стошнило. Она громко выругалась, удивив Ирину, удалила всю переписку и фотки. Но Никиту не останавливал игнор.
Самое время кинуть его в блок и забыть. Но почему-то Саше от этой мысли становилось страшно.
Дальше посыпались сообщения.
Сначала одно. «Чё молчишь? Шлюха конченная.»
Потом второе. «Блядь, Саня, прости. Я не хотел. Забудь. Просто ты моя, слышишь? Я люблю тебя.»
Третье. «Всё портит твоя ебучая гордыня! Ты что, реально думаешь, что можешь без меня? Кто там с тобой, Саня? Ты мне скажи, блядь, я его сам найду.»
Четвёртое. «Ответь, сука.»
Пятое. «Санёк, блядь, хорош ломать комедию! Ты же знаешь, как это закончится!»
Шестое. «Не зли меня, блядь. По-хорошему прошу. Последний раз по-хорошему.»
Седьмое. «Да и пошла ты нахуй, шмара.»
Восьмое. «Ты думаешь, что можешь меня игнорить? Ты, блядь, реально так думаешь?»
Девятое. «Ты доиграешься, Саня.»
Саша выключила телефон.
Но даже так его мерзкий голос скребся в висках. Она скрутилась в клубок, посильнее укутавшись одеялом, и пожелала, чтобы сегодня ничего не снилось.
Утром Саша поднялась разбитой. Её, как всегда, мягко разбудила Ирина, толкнув в плечо. Первая мысль – сообщения. Наверняка, проклятый идиот за ночь не меньше десятка настрочил. Саша бросила на безжизненный экран быстрый взгляд и отвернулась.
Она мылась в душе, а в голове звучал его голос. Надевала футболку, завязывала шнурки, спускаясь по лестнице, а перед глазами мелькал его снимок из душа – мокрые волосы, запотевшее зеркало, его рука, сжимающая член.
К горлу подкатила вязкая гадкая тошнота.
Саша не желала ни видеть, ни слышать его. Но он всё равно был.
Она вышла во двор, молча села в автобус и отвернулась к окну.
ПАЗик дребезжал, переваливаясь на выбоинах. Воздух внутри был тёплый, тяжёлый, с запахами кофе в бумажных стаканчиках, чей-то слойки с корицей и уже привычной пыли.
В салоне монотонно гудели разговоры, но Саша не слушала: смотрела, как мелькают аккуратными рядами виноградники, а за ними – потрясающей красоты холмы. Надо же, ей уже приелась эта красота.
– Вася снова написал! – раздалось рядом.
Саша вздрогнула. Ирина сидела рядом, прижимая телефон к груди, сияя, будто выиграла джекпот.
Бармен Вася. Тот самый, который споил её пивом и бальзамом до беспамятства.
– И что он пишет? – спросила Саша, просто чтобы поддержать разговор.
Ирина выдохнула, закатив глаза:
– Ну, знаешь… Все эти банальные фразочки: «я думаю о тебе», «ты потрясающая», «не могу выбросить тебя из головы» …
Она ухмыльнулась, но было видно, что ей очень приятно. Саша смотрела на неё, а внутри что-то больно сжималось. Мужчина, который хочет, пишет без яда, не травит, не давит и не манипулирует.
Вася, наверняка, не обзывал Ирину шлюхой, и не присылал ей член в мыльной пене. Не совершал разгон от «я люблю тебя» до «пошла ты нахуй» за пять минут.
– И что ты ему?
Ирина снова закатила глаза с очень милым девчачьим кокетством:
– Я прикидываю, как бы выкроить выходной и съездить в Ялту. Пригласил меня. Говорит, у него там домик.
Саша усмехнулась, но внутри что-то ёкнуло.
Что если бы Никита был другим? Что если бы вместо всей грязи, он просто ценил Сашу?
Её бы здесь не было. Пора признать, что даже сумасшедшая авантюра с поездкой в самую далёкую крымскую глушь, не привела к успеху. Она радовалась, что Никита исчез. Она готова была собирать виноград, не жалея себя, лишь бы он её трогал. На любой другой работе надо быть на виду. Марина предлагала варианты: официантка на сезон, продавщица сувениров в палатке, хостес в приличной гостинице.
Но Саша выбрала «Романовы лозы». А сестра, получается, её сдала. От этого стало ещё хуже. Подумать только: с каким энтузиазмом Саша гнала Пчёлку в Крым, надеясь, что это будет начало чего-то нового. Она снова уткнулась лбом в стекло, смотря на поля.
– Саш, чего зависла? Не выспалась? – спросила Ирина, тронув её за плечо.
– Ага, – кивнула она, совершенно не желая посвящать кого-либо в мерзости своей жизни.
Работа шла как всегда. На душе скребли кошки. Ведь с того дня, как Никита заявился, произошло, казалось, непоправимое. Саша пыталась не замечать, но отчётливо чувствовала: между ней и этим местом выросла невидимая прозрачная стена.
Отсутствие Романа на полях Саша тоже чувствовала холодной пустотой в сердце. Он встречал важных гостей, водил их по цехам, говорил важные слова, пожимал руки, представлял винодельню в лучшем свете. Он больше не замечал её. Только тот единственный раз, когда сказал, что она не чужая. Он же один из начальников, нужно подбадривать работников, помогать вливаться в коллектив. Ничего особенного.
Работа отвлекала. Монотонные действия унимали тревоги: захватить руками ведро, отнести, вернуться к лозам. Михаил даже похвалил её. Редкость! Бригадир обычно скупился на тёплые слова.
– Так бы всегда, Баранова, – проворчал он, оценивающе оглядев её руки. – Сегодня норму сделала, даже больше. Заплатят тебе хорошо. Две с половиной выйдет.
Она кивнула, слабо улыбнулась, поблагодарила. Но восторга не почувствовала.
День скользил по привычному сценарию. На обед густой борщ, каша и гуляш в томатной подливе. Очередь за зарплатой. Сотни грязных, загрубевших рук, тянущихся к купюрам. Саша взяла заработанное, сунула в карман и побрела к общежитию. Но вдруг увидела его.
Роман.
Среди официального потока серых гостей он очень выделялся. Темноволосый, уверенный, с лёгкой ленцой в улыбке, сдержанно жестикулирующий. Что-то рассказывал, позади него смеялась женщина в светлом костюме. Он наклонился чуть ближе к мужчине с густой седой бородой, что-то увлечённо ему пояснял. Был без привычной рабочей формы. В клетчатом тёмно-коричневом костюме, который идеально сидел. Очень собранный и красивый.
Саша не могла отвести взгляд. Под солнечным сплетением больно кольнуло, и она резко отвернулась.
Когда Саша добралась до общежития, вахтёрша остановила её у входа. На этот раз без цветов. Без записок. Просто небольшая коробочка.
– Это от поклонника, – протянула она, словно передавала личное благословение. – Клубника в шоколаде.
Саша даже не взглянула.
– Мне не надо. Оставьте себе.
– Да уж конечно! Забирай быстро! – вахтёрша охнула. – Оно ж на жаре пропадёт! А мне сладкого нельзя.
Жара действительно стояла тяжёлая. Воздух гудел, горячий, пыльный, растекающийся по земле густой патокой.
– Бери, а там уж хоть выкидывай.
Саша поджала губы и взяла коробку. Ещё один широкий дурно пахнущий жест.
Она поднялась в комнату, бросила коробку на стол, даже не заглянув внутрь и села на кровать.
Ирина появилась через пару минут.
– Что это у тебя? Снова тот ухажёр? – спросила она, разглядывая подарок
Саша устало вздохнула.
– Ага.
Ирина присвистнула.
– Ну у тебя и воздыхатель, городская. Мне бы такого!
Саша закрыла лицо руками. И не просто плакала, а разрыдалась.
Тихо, глухо, мелко всхлипывая в ладони, как ребёнок, которого слишком долго заставляли держаться. Плечи подрагивали, дыхание сбивалось, слёзы горячими ручьями скатывались по щекам, а грудь сжимало так, будто кто-то залез внутрь и с силой сдавливал рёбра.
– Ну, ну… – пробормотала Ирина, присаживаясь рядом, но не трогая её. – Что стряслось?
Саша всхлипнула ещё раз. Рвано вдохнула, будто пыталась что-то сказать, но не смогла. Вместо слов вырвался лишь новый хриплый всхлип. Ирина терпеливо ждала.
А потом, словно прорвало.
– Он меня достал… – выдохнула Саша, запинаясь, пытаясь сквозь слёзы говорить хоть как-то разборчиво. – Он просто… Он… Я не знаю, как от него избавиться! Я его ненавижу!
Она зажмурилась, вжала пальцы в виски, как будто хотела выцарапать из себя всё, что было связано с Никитой.
– Он… – она тяжело сглотнула, пытаясь отдышаться, – он не даёт мне покоя. Каждый день. Эти проклятые букеты, сообщения, угрозы. Я думала, если я уеду, он отстанет. Но нет. Теперь он просто играет. То унижает, шлёт фотки члена, то снова «люблю, скучаю».
Ирина вскинула голову, уставившись в одну точку на стене, и покачала головой.
– Он всегда так делал. Сначала манипулировал, потом подкупал. А когда я начала сопротивляться – давил. Сначала словами, а потом деньгами. Чёртовы деньги. Это же из-за него я здесь… Я же…
Саша замолчала. Но Ирина не торопила, лишь продолжала молча сидеть рядом, внимательно глядя, не перебивая.
Саша провела дрожащими руками по лицу, утирая мокрые щёки.
– Я ему должна. Пятьдесят тысяч. – Её голос сорвался, она нервно хохотнула, но в этом смехе не было ничего весёлого. – Он буквально пересчитал каждый мой подарок, каждый счёт из ресторана, каждую поездку, каждый грёбаный букет, который сам же мне покупал, а потом сказал, что я обязана вернуть. Чисто по-человечески, понимаешь?
Ирина сжала челюсть, но по-прежнему ничего не сказала.
– А я… я поехала сюда, потому что… Потому что тут моя сестра. В Крыму. Хотела сбежать хотя бы ненадолго и подзаработать. У меня не было этих денег. Я думала, что справлюсь, что смогу зарабатывать, выплачу. И всё. Закрою эту дверь.
Она шумно выдохнула, судорожно, сбивчиво.
– Но он всё равно меня достаёт. Я ему не нужна, ему просто важно, чтобы я была в его поле зрения. Чтобы зависела. Он любит держать на коротком поводке. Ему и на долг плевать! Он сам сказал. Нужно просто, чтобы рядом была покорная кукла для битья.
Саша ещё раз всхлипнула и посмотрела на Ирину с каким-то отчаянным вызовом.
– И вот эта клубника. – Она показала на коробку, злобно скривив губы. – Это не подарок. Это напоминание. О том, что он всё равно рядом.
Наступила пауза.
Ирина молча поднялась, взяла коробку с клубникой, открыла крышку, села рядом и, пожав плечами, сказала:
– Ну что ж. Раз уж он так разорился, давай хотя бы насладимся этим.
Она достала одну ягоду, с упоением откусила половину, закрыла глаза и тихо протянула:
– Ооо да, богатенький ублюдок на шоколаде не сэкономила.
Саша выдохнула, в изумлении приоткрыв рорт.
– Ты вообще меня слушала?
– Естественно, слушала, – спокойно ответила Ирина, беря вторую ягоду. – И что ты хочешь от меня услышать? Чтобы я сказала, какая ты бедная и несчастная? Чтобы я посочувствовала?
Саша поджала губы, готовясь опять разрыдаться.
– Сочувствие тебе сейчас не поможет, котик. А вот немного злости и иронии – то, что нужно.
Саша молчала.
Ирина спокойно отправила в рот ещё одну ягоду и жевала с явным удовольствием.
– Давай так. Сейчас мы с восторгом сожрём эту вкусноту назло твоему бывшему. И будем считать, что это небольшое покрытие морального ущерба за вынужденный просмотр вяленького члена.
Саша уставилась на неё с потрясением. А потом тихо хохотнула.
Сначала нервно, а потом громче. Слёзы всё ещё висели на ресницах, но по сердцу разлилось облегчение.
Она протянула руку, взяла клубнику и, глядя на Ирину, с вызовом откусила.
– Давай-давай, – подбодрила её та. – Вкусно же!
Шоколад оказался тягучим, бархатистым, чуть горьковатым. Клубника – свежая, сладкая, прохладная.
Саша закрыла глаза.
И откусила ещё кусочек.
После своеобразной трапезы на душе стало неожиданно легко. Как будто чёртов шоколад смыл липкую, приторную грязь, оставленную Никитой. Саша откинулась на подушку, глубоко вздохнула, чувствуя странную, почти неестественную пустоту в голове. А потом посмотрела на тумбочку. На телефон.
Она недолго колебалась, а затем включила его.
Экран вспыхнул, ожил, и тут же началась буря. Вибрация прокатилась по столу, как тревожный набат. Сообщения хлынули рекой. Пропущенные вызовы. Саша смотрела на это, и вдруг почувствовала, как внутри что-то меняется.
Тесня панику и страх в сердце разгоралась злость. Она глубоко вдохнула. И, пока сомнения не успели прорваться обратно в голову, быстро зашла в настройки, нашла его профиль и с ледяной решимостью нажала "Заблокировать". Во всех мессенджерах. Во всех соцсетях. В контактах. Везде, где он мог просочиться.
Она нажала последнюю кнопку и посмотрела на экран. Тишина. Но телефон вдруг снова загудел.
Марина. Сестра. Чёрт.
Саша нахмурилась. Десятки пропущенных и от неё тоже.
Она выдохнула, поднялась, выскользнула в коридор общежития и набрала номер.
– Алло.
– Ну наконец-то! – голос Марины был нервным, напряжённым. – Ты вообще что творишь?! Почему телефон не отвечал?!
– Потому что мне не о чем с тобой говорить.
– Сашка, ты серьёзно?
– Абсолютно.
На том конце провода воцарилась пауза. Марина тяжело вдохнула.
– Ты в курсе, что Никита звонил мне?
– О, прекрасно, ты ещё и гордишься этим? Что дальше? Ты приедешь за мной, свяжешь и на блюдечке отвезёшь к нему?
– Перестань.
– Перестать? Какого чёрта, Марин?! Ты сдала меня Никите! Ты хоть понимаешь, что сделала?
– Да не истери. – Марина резко выдохнула. – Я думала, это твоя поездка в Крым – хорошая идея! Что и тебе, и ему надо остыть. А ты загнала себя на эти виноградники… Пашешь с утра до ночи. Я же добра тебе хочу! Он реально изменился, Сашка. Он перестал требовать долг. Уже не давит. Просто хочет поговорить.
– Просто хочет поговорить? – Саша стиснула зубы. – Это до или после того, как он меня обзывал и угрожал?
– Какие угрозы?
– О, так он тебе не рассказывал? Какой сюрприз.
Саша зло рассмеялась в трубку.
– Знаешь, что он писал мне вчера? Я даже повторять не буду. А что говорил, когда приехал?
На том конце воцарилась тишина. Марина молчала.
– Ну и? – процедила Саша. – Что скажешь теперь?
Марина помедлила. А потом сказала:
– Ну… Он ради тебя в Крым поехал. Это о чём-то говорит.
– Да, говорит. О том, что он больной.
– Да он просто… Он хочет быть с тобой, понимаешь? Это же не так просто взять и всё перечеркнуть. Никита – хорошая партия, Сашка. Он тебя любит.
– Замечательная любовь. Это должно тронуть? Должно заставить его простить?
Саша сжала кулаки.
– Он снял для тебя самый дорогой номер в отеле, Сашка. Ждал, что ты просто приедешь. Хотел всё исправить.
Саша зажмурилась. И вдруг резко спросила:
– А твой Олег, наверное, тоже тебя шлюхой называет?
Марина замолчала. Саша почувствовала, как закипает.
– Конечно же нет. Олег не материт тебя, да? Не шлёт непрошенные фотки члена и не орёт, что ты конченая?
– Сашка…
– Нет, скажи мне, он так делает?
Марина резко вздохнула в трубку.
– Это другое.
– Ах, ну конечно. Конечно. Когда это касается тебя – это другое. А меня можно спокойно отдать этому ублюдку.
– Я не отдавала тебя ему, не передёргивай!
– Ты рассказала ему, где я! Это всё, что требовалось!
Марина снова замолчала. Саша стиснула зубы, в груди билось тяжелое, вязкое раздражение.
– Я устала, Марин. Если хочешь продолжать видеть в нём идеального зятя – твоё дело. Но в моей жизни его больше не будет.
– Ты перегибаешь, – тихо ответила Марина. – Ты на эмоциях.
– Охренеть, – только и выдала Саша.
– Всё, я не могу с тобой нормально говорить, – голос Марины стал жёстче. – Делай, как знаешь.
– Отлично.
Марина резко сбросила вызов. Саша осталась стоять в коридоре, сжимая телефон в руке, а затем быстро бросилась к комнате.
Она захлопнула дверь и выдохнула. Телефон полетел на кровать. Едва её полегчало, на сердце снова опустилась густая вязкая злость. После разговора с Мариной в груди стоял ком, и хотелось либо орать, либо разбить что-нибудь об стену. Она скинула резиновые тапки, залезла на кровать с ногами и решила, что нужно часок поспать. Иначе её разорвёт от ярости и несправедливости.
Саша забралась под тонкое одеяло, вцепилась пальцами в ткань. Её накрыла тяжёлая, глухая усталость. Засыпая, она твёрдо решила, что на праздник столетия «Романовых лоз» сегодня вечером не пойдёт. Ей нужно побыть одной.
***
– Просыпаемся, котик! – громкий голос пробился сквозь мутную сонливость.
Саша поморщилась, перевернулась на другой бок.
– Я серьёзно! – Ирина сдёрнула с неё одеяло. – Быстро вставай и собирайся.
– Куда?
– Как куда? На пьянку, конечно!
Саша с трудом разлепила веки.
– Спасибо, я уже один раз на это повелась.
Ирина фыркнула:
– Это вообще другое. Тут целый праздник! Всё цивильно, не переживай. Спаивать тебя не буду. Вставай, умывайся, приводи себя в порядок.
Саша выдохнула.
– Зачем?
– Затем, что пора перестать хандрить и развеяться.
Саша вздохнула. Аргумент был сильный.
– И ещё, – продолжила Ирина, – ты же в курсе, кто будет вести дегустацию?
Саша открыла глаза шире.
– Кто?
– Роман.
Чёрт. Саша резко села, пытаясь понять, почему Ирина сделала на этом акцент. Но сон улетучился.
– Ладно. Что надеть?
Ирина уже рылась в шкафу, бесцеремонно рассматривая Сашины вещи.
– Должно быть что-то летнее, лёгкое, в меру сексуальное…
Саша поморщилась. Ирина махнула рукой:
– Ой, не смотри волком. Ты красивая, не прячь это.
В итоге выбор пал на короткое нежно-персиковое платье из тонкого льна. Оно струилось по фигуре, подчёркивая талию и ключицы, а открытая спина с завязочками придавала наряду изящную дерзость.
Когда Саша его надела и покрутилась перед зеркалом, Ирина довольно кивнула и прокомментировала:
– Вот это я понимаю!
Сама же она надела ярко-красное приталенное платье с широкими рукавами, закрутила волосы в небрежные локоны.
– Надо накраситься. – приказным тоном сказала Ирина, осматривая Сашу.
– Может и так сойдёт?
– Нет. Не сойдёт.
Саша выдохнула, достала косметичку, нашла тёмно-алую помаду, карандаш для бровей и тушь.
– Вот теперь шик! – одобрила Ирина. – Что-нибудь на каблуках есть?
– Нет, только не каблуки.
– Конечно, каблуки.
Очередной вздох и понимание, что спорить бессмысленно. Ирина не отстанет. Саша достала изящные босоножки на тонком каблуке и застегнула ремешки. Они тоже были привезены для шумных тусовок. В общем-то, не зря тащила.
Теперь можно идти.
Августовский вечер погружался в густую бархатную темноту, а свет фонарей, расставленных по периметру, отражался в тонком стекле бокалов, расставленных по столам. В воздухе звучали приглушённые разговоры, редкие всплески смеха, играла непринуждённая джазовая музыка, а где-то вдалеке стрекотали цикады, дополняя тонкий музыкальный фон.
Саша затерялась в толпе у одного из многочисленных столиков. Ей не хотелось ничего праздновать, но теперь, когда она уже пришла, когда винодельня преобразилась, стало ясно: это было бы большой ошибкой.
На сцену поднялся Роман. В чёрной облегающей рубашке, в тёмных джинсах. Спокойный, уверенный, будто рождённый для того, чтобы выступать и удерживать внимание. Он скользнул взглядом по залу, остановился на мгновение на Саше, но никак не выдал этого. Она даже не была уверена, что он её заметил.
– Добрый вечер, друзья! – его голос был глубоким, спокойным, но привлекал внимание. – Сегодня у нас особенный вечер. Столетие винодельни – событие, которое случается раз в… ну, в сто лет.
Смех.
– Сегодня мы попробуем десять вин, которое сделали вы. Каждый из вас приложил руку к этим напиткам. Поэтому насладитесь и почувствуйте нечто особенное в каждом из образцов. Но сначала – небольшая лекция.
Роман поднял в воздух бокал.
– Дегустация вина – это искусство, которое постигается десятилетиями. Но ведь мы ходим в галереи, не зная истории живописи? Так и тут. Касайтесь прекрасного и не бойтесь, если что-то не получается. Важно знать лишь три главных момента: внешний вид, аромат, вкус.
Он продемонстрировал бокал.
– Сначала мы смотрим на цвет. Взбалтываем, оцениваем, как вино «плачет» – стекает по стенкам.
Он сделал это наглядно.
– Затем – аромат. Вдохните. Первые ноты улетучиваются быстро, потом раскрываются основные оттенки.
Он вдохнул, прищурился.
– И наконец – вкус. Маленький глоток. Держите вино во рту, почувствуйте текстуру, кислинку, сладость. Всё, что придёт в голову. Прислушайтесь к ощущениям.
Роман смотрел в зал.
– Ну что, попробуем?
Люди зашумели в предвкушении.
Саша смотрела на него, на бокал в руке, на движение губ и… Почему-то едва дышала.
– Начнём с классики. Шардоне. Глубокий золотистый цвет, маслянистая текстура. Аромат ванили, орехов, лёгкая нотка дыма.
Официанты поднесли бокалы.
Саша посмотрела на свой. Светлое, чуть густое, оставляющее тонкие следы на стекле. Она сделала осторожный глоток. Дымность. Она действительно её почувствовала.
– Вкус – спелая груша, сливки. Послевкусие долгое, согревающее.
Да. Груша. Она точно её ощущала.
Роман поднял следующую бутылку.
– Совиньон Блан. Лёгкость, свежесть. Соломенный цвет. В аромате – крыжовник, свежескошенная трава, цитрус.
Бокалы наполнились вновь.
Саша сделала глоток. Это было совсем другое. Ярче. Лёгкая кислотность, что-то зелёное, как кожура лайма, а потом… да, точно! Крыжовник.
Она украдкой взглянула на Романа.
Его голос завораживал.
– Следующий образец – Рислинг. Полусухое. Цветочный аромат, мёд, белый персик.
Саша пробовала. И чувствовала. В Розе из сорта Пино Нуар – лепестки роз и клубнику. В сухом Каберне Совиньон – чёрную смородину и лёгкий оттенок шоколада. В выдержанном в дубе Мерло – вяленную вишню. В Саперави – насыщенную терпкость и чернослив. В восьмом, Авторском вине Романа, новинке этого сезона, – отчётливые древесные ноты и лаванду. В белом десертном Мускате Саша распробовала мёд и абрикосы. А в последнем, Портвейне, – кофе и сухофрукты.
Роман спустился, скользнул взглядом по залу.
– Ну что, есть фавориты?
Люди загудели, обсуждая вкусы, делясь впечатлениями. Саша не могла выбрать. Всё было потрясающим. Возможно потому, что эти волшебные полчаса она абсолютно очаровалась голосом Романа и его любовью к своему делу.
Выпитые образцы разнесли по телу приятное тепло. Саша не напилась, но чувствовала, как напряжение дня ушло, оставляя после себя легкую слабость.
Она провела взглядом по площадке.
Все знакомые лица с виноградников казались другими – праздничными, живыми. Они улыбались, смеялись, болтали с технологами, офисными работниками, инженерами – всеми, кто каждый день трудился на благо винодельни. Люди, которых она привыкла видеть в пыльной одежде, с натруженными руками, сгоревшими под солнцем, теперь выглядели совершенно иначе. Чистые рубашки, платья, лёгкий румянец на щеках, блеск радости в глазах.
Саша поняла, что пить больше не хочет. Она чувствовала: надо запомнить этот вечер таким. Пусть и с лёгким туманом в голове, но ярким, прекрасным, вкусным.
Музыка изменилась.
Диджей, нанятый для вечера, явно решил добавить жару и включил хиты девяностых.
Саша усмехнулась.
Первый аккорд «Тучи» от «Иванушек International» прозвучал над площадкой, и буквально через несколько секунд рабочие – прямо с бокалами в руках – начали танцевать.
Кто-то кричал: «О, это же наше!», кто-то поднимал бокал в знак одобрения, кто-то, не стесняясь, подпевал. Среди них выделялась Ирина. Она уже поймала ритм, грациозно покачиваясь в своём алом платье, откидывая локоны назад, улыбаясь во весь рот.
Саша покачала головой, поставила стакан с водой на стол и развернулась, неторопливо идя к общежитию. Она почти оказалась у двери.
Но тут за спиной раздался низкий, спокойный голос:
– Что, боишься опять упасть в лужу?
Саша резко остановилась. Сердце гулко ударило в груди.
Роман стоял в нескольких шагах, держа бокал за ножку, слегка вращая его.
Но глаза его были прикованы к ней.
Саша поджала губы.
– Это к чему?
Он чуть приподнял бровь, сделав невинное выражение лица.
– Да так…
Она злобно дёрнула плечом.
– Спасибо, что только что напомнил о моём позоре. Просто не хочу больше пить.
Она уже собиралась идти дальше, но Роман вдруг изменился в лице. Стал серьёзнее.
– Погоди. Я с предложением. Хочу, чтобы ты попробовала ещё три образца.
Саша нахмурилась.
– Ты издеваешься? Я только что сказала, что вина на сегодня с меня хватит.
Роман склонил голову и тише сказал:
– Эти образцы – не для широкой публики. Их нет в стандартной дегустации.
Саша прищурилась.
– И где ты собираешься их мне показывать?
– В дегустационном зале, конечно же.
Она молчала. Роман сделал короткий глоток, наблюдая за ней.
– Там тишина, нет толпы и шума. Только лучшие образцы. Соглашайся. Не каждому выпадает такая честь.
Он снова сделал паузу, а потом добавил с тёплой насмешкой:
– Ну так что? Не переживай, дождя не было, луж нет.
Саша кивнула и пошла за Романом, чувствуя, как внутренности сжимается и разворачиваются одновременно.
Она могла сказать отказать, соврать, что устала. Но не сделала этого. И теперь шагала за ним в тот самый дегустационный зал, где Роман заваривал ей лапшу. Прохладный воздух помещения пробирался под тонкую ткань платья, вызывая мурашки.
Волнение было странным. Не от страха – скорее, от предвкушения.
Почему она так волнуется?
Отчего так странно покалывает кожу, когда он идёт впереди, чуть оборачивается через плечо, когда ловит её взгляд?
Она сглотнула, поправила прядь волос, хотя в этом не было необходимости.
– Вот мы и пришли.
Роман открыл дверь, жестом приглашая войти.
Внутри было тихо.
Помещение ощущалось иначе, нежели при первом посещении. Никаких ароматов острой лапши. Полумрак. Тусклый свет от торшеров, расставленных по периметру зала. На массивном деревянном столе расположились три бутылки без этикеток и два бокала.
– Садись.
Роман указал ей на один из стульев. Саша села, скользнув рукой по обивке.
– Что это за вина?
Он спокойно прислонился к столу и сунул руки в карманы.
– Все эти образцы уже были на сегодняшней дегустации.
Саша подняла брови.
– Ты же сказал, что это что-то особенное.
– А ты поверила.
Она нахмурилась.
– Ты меня обманул?
– Немного.
Он усмехнулся. Саша смотрела на него, всё ещё не понимая, что происходит. Роман чуть качнул бокал в руке, наблюдая за тонкими разводами вина на стекле, а затем осушил его и со звоном поставил на стол.
– Я хочу заключить с тобой пари.
– Пари?
– Если угадаешь хотя бы один из образцов… Ты победила.
Саша скрестила руки на груди.
– А если ни одного?
– Проиграешь.
Она выдохнула, потёрла пальцами висок.
– Звучит логично, – съязвила она, – ну и зачем мне это?
Роман ничего не ответил. Просто скользнул взглядом по её ключицам, к груди, к тонкой ткани платья, под которой ничего не было.
Саша почувствовала, как тело предательски напряглось. Она хотела прикрыться руками, но это было бы слишком демонстративно. И тогда она просто выше подняла голову.
Роман чуть усмехнулся. А затем спокойно, отчётливо произнёс:
– Если ты угадаешь, я дам тебе пятьдесят тысяч.
Саша резко подскочила.
– Ты… – она открыла рот, но тут же закрыла.
Он подслушал. Подслушал тот разговор с Никитой.
Руки сжались в кулаки.
– Ты охренел? – её голос звенел от злости.
Роман не сдвинулся с места. И молчал.
– Я не собираюсь в это играть.
Саша резко развернулась, но не успела выйти. Роман сказал:
– Ты ничего не теряешь. Сделка того стоит.
Она остановилась. Сердце стучало так сильно, что готово было выскочить. Что-то заставило остаться на месте.
Саша глубоко вдохнула и спросила:
– А если проиграю?
Роман отвернулся.
– Я скажу тебе только, если так и случится.
– Это не честно. Я не знаю, что на кону.
Он повернулся в пол-оборота и хитро улыбнулся:
– На кону только пятьдесят тысяч. Я же пообещал: ты ничего не теряешь.
Пятьдесят тысяч? Да плевать на них. Они уже в глотке сидели. Дело не в деньгах. Она хотела остаться не поэтому.
Роман чуть прищурился, будто что-то разгадывая в ней, а затем довольно кивнул.
– Хорошо, садись обратно, пожалуйста.
Он неспешно повернулся к деревянному ящику у стены, потянул за крышку и достал чёрную атласную ленту.
Саша напряглась.
– Это ещё зачем?
Роман обернулся и криво ухмыльнулся:
– Придётся угадывать с закрытыми глазами.
– Что?! Нет, я…
Она не успела договорить. Роман обошёл стол, приблизился к ней так, что Саша едва успела вдохнуть перед тем, как он оказался за её спиной.
Она почувствовала его дыхание на открытой шее. Тёплое. Медленное.
Её собственное дыхание сорвалось.
– Наклони голову, – его голос был низким, спокойным.
– Зачем?
– Чтобы не прижать твои кудри, конечно.
Она хотела возразить. Но почему-то подчинилась.
Медленно наклонила голову. Роман чуть наклонился следом, и Саша всем телом почувствовала, как близко он оказался. Ткань его рубашки почти касалась её обнажённой спины.
Тёплые пальцы коснулись висков, ловко завязывая ленту. Саша больше не видела, только слышала. Комната сгустилась вокруг неё тишиной, лишь иногда прерываемой приглушёнными звуками.
Она уловила шаги – это Роман вернулся к столу. Затем приглушённый звук стекла, когда он поднял одну из бутылок. Щелчок – откупоренная пробка. И затем… Тонкая струя вина мягко ударила в стенки бокала, растекаясь, оседая.
Саша нервно сглотнула.
Он снова оказался рядом. А затем она почувствовала тёплые пальцы на своей дрожащей ладони. Роман взял её руку и вложил в бокал, закрывая сверху своей рукой.
Саша поплыла. Тело вдруг стало невероятно лёгким, но при этом натянутым, как струна.
– Первый, – голос прозвучал совсем рядом с ухом.
Она немного встряхнула бокал, почувствовав, как вино плеснулось внутри. Вдохнула. Цветочные нотки. Плодовые оттенки.
– Рислинг?
Он не ответил. Саша нахмурилась. Тишина. Она слышала только его дыхание. Пауза, затем снова звук наливаемого вина.
Роман вернулся, снова коснулся её ладони, передавая бокал.
Второй образец.
Она уже не пыталась скрыть нервозность. Напряжение можно было резать ножом.
Его рука вновь коснулась её пальцев. Дыхание предательски сбилось.
Она попробовала.
– Мерло?
Опять тишина. Саша поджала губы. Это уже бесило.
– Ты хоть скажи: я угадываю или нет?
– Позже.
От его голоса пробежали мурашки. Роман снова налил вино. Но что-то изменилось. Было какое-то промедление.
Почему он мешкал?
Саша начала ёрзать. И уже собралась стянуть атласную ленту.
– Роман…
Никакого ответа. Только тишина. И затем. Её губ коснулись его влажные тёплые пальцы. Она вздрогнула.
Вино.
Она не думала, потому что думать уже не получалось.
Как только её язык скользнул по его пальцам, прямо над ней раздался тяжёлый, неровный вздох.
Горячий и глубокий.
Как у человека, который надеялся, но не был к такому готов.
Саша замерла. И сердце, кажется, тоже перестало биться.
Она сглотнула, сделала короткий вдох и, пока не потеряла связь с реальностью, тихо сказала:
– Портвейн.
Роман не ответил. И тогда Саша не выдержала. Сняла атласную ленту. Увидела тёмные взъерошенные волосы и почти чёрные глаза.
– Я угадала, Роман Витальевич?
Тишина звенела в ушах.
И в следующее мгновение Роман схватил её. Резко. Жадно. Словно сорвался с невидимой цепи. Его губы обрушились на её с таким напором, что у Саши закружилась голова. Он целовал её так пылко, так рьяно, словно хотел навсегда запомнить вкус, вдавить его глубоко под кожу.
Её руки метнулись к растрёпанным волосам, пальцы впились в густые пряди.
Роман рывком поднял её со стула, не разрывая поцелуй, и прежде, чем она успела понять, что происходит, усадил на стол.
Саша задохнулась и застонала ему в губы.
Тонкие босоножки скользнули по джинсам, а в следующий момент она уже сжимала лодыжками его бёдра.
И в этот миг почувствовала. Тонкая ткань трусиков столкнулась с его напряжением.
Саша ахнула. Роман резко втянул воздух и сильнее прижал её к себе.
Его ладони бесстыдно скользнули по спине, потянулись к тонким завязочкам, оказались под подолом на ягодице. Саша дрожала, не в силах больше осознавать реальность.
В порыве Роман укусил её нижнюю губу.
– Чёрт… – прорычал он, отрываясь.
А затем потянулся к шее. Саша в очередной раз покрылась мурашками с головы до ног. Запрокинула голову, тая и сходя с ума от поцелуев. Сжимала его голову, постанывала и извивалась.
Но вдруг Роман, тяжело дыша, резко отстранился. Саша не сразу сообразила, что произошло. Он прижал ладонь ко лбу и зажмурился. На его лице осталась размазанная помада.
А она всё ещё сидела на столе со сбитым дыханием, расставленными ногами и покусанными губами.
Роман посмотрел на неё. На растрёпанные волосы. На приоткрытые губы. Его грудь вздымалась в том же бешеном ритме. А потом его взгляд опустился ниже.
И Саша поняла, что он смотрит туда, где её тонкие, едва заметные стринги, едва скрывали половые губы тонким кружевным узором.
Роман отвернулся, проводя рукой по лицу.
– Ты угадала все образцы, Баранова. – Голос его был хриплым, низким, но жёстким.
Саша всё ещё не могла пошевелиться. Она смотрела на него и не находила слов.
Зато он нашёл.
– Но я снова обманул тебя. Против твоей воли забрал свой приз в этом пари.
Саша встрепенулась. Роман уже разворачивался к выходу.
Он задержался на секунду, бросив через плечо:
– Надеюсь, ты дойдёшь до общежития без приключений.
И ушёл.
Оставив растерянную, сбитую с толку, возбуждённую до предела Сашу.