16 Вторник

Все это время с его отъезда в Германию на лечение Кира скучала по Павлу Павловичу Шубину – не по тому молодому, надменному красавчику Павлуше Шубину, в которого когда-то была влюблена без памяти, а по взрослому, почти незнакомому мужчине, заставившего ее изменить свои чувства к нему: от слезливой, унижающей жалости перейти к восхищению его мужеством и упорством, целеустремленностью и терпением, победившими болезнь. Скучала по его чуть заикающемуся голосу, по серым, серьезным глазам, следящим за ней с любовью, по его осторожным, нежным прикосновеньям, по трепетным, волнующим поцелуям, по твердым и чутким рукам, держащим ее руку и гладящим ее кожу…

Возможно, это была еще не любовь (по ее мнению), но ей очень нравился этот серьезный, взрослый мужчина, с седыми висками и твердыми убеждениями, с жесткими правилами в жизни и трепетным отношением к ней.

Ей нравилось, что она могла «вить из него веревки», пользуясь его особым отношением к себе, но до какой-то определенной черты, после которой он замыкался, сжимал кулаки и отводил глаза, голос его становился жестким и равнодушным. И его неподчинение и жесткость тоже нравились – мужчина должен уметь отстаивать свое мнение и заставлять подчиняться (иначе какой от начальник!) и Кире хотелось подчиняться, когда его руки жадно ласкали ее тело, а губы трепетали от зарождающейся страсти…

Кира понимала, что строить отношения со взрослым, состоявшемся мужчиной гораздо сложнее, чем с юношей – тогда она и не думала «строить отношения» они сами собой строились, складывались, притирались и склеивались, а теперь все иначе. Но ей нравилось, что у него есть свое дело, которое он поднял с нуля, за которое он болеет и без которого не представляет себе жизни, что у него карьера и работа главные в жизни и никаких фанатичных увлечений (рыбалка, охота, альпинизм и т.д) не наблюдалось – красть время у любимых и детей, чтобы побухать с друзьями и посидеть с удочкой из-за пары рыбок, Кира считала преступной тратой времени.

Конечно, ей очень хотелось узнать какое место в его жизни теперь занимает она, возможно не самое главное, но ей очень хотелось, чтобы место это было поближе к первому. Кира, как мудрая женщина, не собиралась проверять и ставить его перед выбором, она прошла через такое испытание и хорошо понимала, что человек счастлив только тогда, когда из дома спешит на любимую работу, а с работы спешит домой к любимым.

Кира набрала номер и ей тут же ответили.

– Привет, – сказала она, и по тому, как он молчал в телефоне, поняла, что он сердится. – Я хотела позвонить, но уснула, а сумочку с телефоном в машине забыла. Шубин, не сердись!

Павел молчал.

– Ладно, ладно, скажу главное – я вышла замуж. Можешь меня поздравить.

– Не до-ождешься, – буркнул Павел, и Кира поняла, что он давно уже все знает и что сидел с телефоном в руке, ожидая ее объяснений.

– А-а… Иван Степанович постарался, – догадалась Кира. – Наверно с тобой посоветовался кого из ребят ко мне направить.

– Не без этого,.. я, как-никак… его не-епо-осредственный… на-ачальник.

– Начальник, начальник, – поддакнула Кира. – Лучше скажи, начальник, почему ты в такое время еще не спишь? У тебя же режим.

– Да ладно,.. час роли… не играет,.. – Павел вздохнул и помолчал, подыскивая нужные слова. – Кир,.. скажи честно,.. мне стоит во-олноваться… по поводу твоего… за-амужества… или это твоя оче-ередная… спа-асательная опе-ерация?

Кира улыбнулась, ей было приятно его волнение и ревность, но успокаивать его она не хотела – пусть поволнуется немножко, позавоевывает ее.

– А что тебе доложили о моем браке?

– Что он фи-иктивный. Ты сама… так сказала…

– Ну, если сама сказала – значит фиктивный.

– А что ты… тогда улы-ыбаешься?

– Откуда ты знаешь, что я улыбаюсь? – засмеялась Кира.

– Знаю, – пробурчал Павел.

Он чувствовал себя рядом с ней не взрослым, серьезным мужиком, а неуверенным, разнюнившемся подростком, пытающимся загладить перед ней свою вину за ее несбывшиеся надежды и боящимся потерять ее навсегда. Она же просила его стать умным и честным, смелым и заботливым, уверенным и добрым… ей был нужен именно такой идеальный мужчина, который стал бы для нее единственным, без которого она не смогла бы дышать.

Так она сказала…

Еще она просила его забыть прошлое и жить настоящим, а он не смог этого сделать и все вспоминал и вспоминал, как они были счастливы вместе, как она его любила и не могла дышать без него, а он… он испугался ее самостоятельности, ее увлеченности, непреклонной воли и «железной ручки», с легкостью управляющей огромным конем, испугался ее постоянных отлучек и спортивных сборов, ее ежедневных изматывающих тренировок, после которых ей хотелось только одного: забраться в горячую ванну «да с молочком», и фанатичного желания стать «мастером спорта» по конному спорту, испугался запаха конюшни, от которого его мать воротила нос, когда он возвращался домой, непонимания и осуждения людей, окружавших его, испугался за свою карьеру и что она была гораздо талантлевее его – ей прочили большое будущее в спорте – и она не отказалась бы от своего любимого дела ради его карьеры, может, только ради него самого… Он поздно понял, что это и было счастье: стоять рядом с ней, держать ее руку в своей руке и видеть любовь в ее счастливых глазах… А когда понял, она была уже замужем и растила дочь, его с ней дочь, и он подумал, что она счастлива с другим и не стал мешать, а оказалось, что она все это время ждала его, и обиделась, и не простила… А когда Судьба снова свела их вместе, он стал инвалидом и ради нее, ради их будущего хотел встать на ноги, уехал, а она снова вышла замуж… И теперь он не знал, как поступить: вернуться, чтобы узнать счастлива ли она с другим, или остаться, продолжить лечение, поверив ей на слово. Может и, правда, пора перестать жить прошлым, пусть и счастливым, но прошлым, стать, наконец-то, самим собой – взрослым, серьезным мужиком и снова завоевать ее любовь, чтобы быть счастливыми вместе…

– Меня сегодня мужчины целый день на руках носят, – хвасталась Кира, – то вверх по лестнице, то вниз, то по дорожке к дому. Красота!

– Вот что,.. красота моя,.. давай ка ра-ассказывай,.. куда ты опять… вля-япалась.

Кира повертелась, повздыхала, настраиваясь на серьезный лад и вкратце рассказала Павлу в каком преступлении обвиняют Бурмистрова, кто и почему его подставил, как он думает, и что надо будет сделать в первую очередь.

– Кир,.. это не шутки… это серьезно.

– Я знаю, Паш… – вздохнула Кира и вытерла набежавшие слезы ладошками, – поэтому и пытаюсь отшутиться… чтобы тебя там, в далекой Германии, не волновать и чтобы не отвлекался на решение моих проблем, а лечился… Паш, а может, бросить здесь все к черту, нанять Вячеславу Львовичу самого лучшего адвоката, подключить Федина, твоих ребят, а самой взять девчонок и сбежать куда-нибудь… хотя бы в твою далекую Германию, к тебе под крылышко… там то они нас уж точно не найдут… Конечно, это нечестно и трусливо так поступать, но как же мне быть? Что я могу сделать… я всего лишь глупая, слабая женщина, влезшая опять, не пойми во что, желая помочь человеку…

– Никакая ты… не глупая… и не слабая, – бодрым голосом и стараясь говорить плавно нараспев, как учили, чтобы не заикаться, попытался успокоить ее Павел, понимая, что ей страшно. Очень страшно! И боится она больше за дочерей, а не за себя, хотя и за себя тоже боится. – Послушай меня,.. хорошая моя девочка,.. у нас есть… недели две, чтобы… во всем ра-азобраться и все по-одготовить. Если Вячеслав прав,.. и охота идет… на его бизнес,.. то сразу пре-едпринимать… они ничего не будут… – сначала все узнают:.. кто ты, откуда взялась… на их голову и какие… у тебя по-олномочия,.. что тебе досталось… и как это все… у тебя отобрать. Это все займет… какое-то время… и у нас будет отсрочка.

– Может составить какой-нибудь документ о передаче всего имущества Вячеслава… своему любовнику, например, или…

– Давай уж лучше… любовнику, – усмехнулся Павел. – Я готов взять на себя… все риски, к тому же… заграницей им вряд ли… меня удастся достать,.. да и свя-язываться… они со мной и с отцом… вряд ли отважатся.

– Надо сделать так, чтобы все узнали об этой передаче… попросить какого-нибудь нотариуса составить черновик дарственной и оставить его на видном месте… пусть читают.

– А ты говоришь,.. что ты глупая… – вон, как завернула.

– Это я от страха поумнела… Паш, ты не думай, что я трусиха и боюсь… я больше за девочек волнуюсь…

– Все, хватит!.. Успокойся!.. – Павлу и самому было страшно за них, так страшно, что из разнюнившегося подроста он моментально превратился во взрослого, серьезного мужика, уверенного и знающего, как поступать в таких ситуациях, и умеющего брать на себя ответственность за свои решения. – Значит, у нас… есть две недели… – нет, десять дней,.. на пятое число… я закажу четыре билета…

– А кому четвертый? – удивилась Кира.

– Дурочка ты моя,.. те-елохранителю.

– А-а…

– Запоминай, моя хорошая,.. что тебе нужно сделать:.. во-первых, твой Федин…

– Он не мой!

– Кира!.. Во-вторых: адвокат… по уголовным делам… – Иван Степанович… найдет самого лучшего… и ребят про-оконтролирует. Тебе останется получить… свидание и вы-ыяснить у Вячеслава…

– У мужа, – сквозь слезы, улыбаясь, уточнила Кира.

– Ты опять?! – сердито произнес Павел. – Ты нарочно на-апоминаешь?

– «Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав!»

– Я прав!.. Кира, давай серьезно… – командовал Павел, как своим подчиненным, – выясни у Вячеслава… кого он по-одозревает,.. может ему кто-то предлагал… продать его бизнес… или угрожал отобрать… Ау-у, Кира,.. ты меня слушаешь?

– Пашка, ты такой молодец! Как хорошо, что ты у меня есть! Я все поняла и все сделаю. Не волнуйся! Все, пока, пока… до завтра.

Кира нажала отбой и повалилась на подушки.

Господи, спасибо тебе!

Спасибо за то, что есть еще на свете такие мужики, которые всегда помогут, подставят плечо, закроют тебя своей спиной и, жалея, погладят по голове, когда тебе совсем, совсем хреново…

Загрузка...