Отведя Энни наверх спать, Марилла сухо сказала:
– Энни, вчера вечером я заметила, что ты раскидала свою одежду по полу, когда сняла. Это очень неаккуратно. Я такого позволить тебе не могу. Как только снимаешь что-нибудь из одежды, аккуратно складывай и клади на стул. Мне тут совершенно не нужны неаккуратные девочки.
– Вчера вечером у меня было столько мыслей в голове, и я совсем не думала о своей одежде, – объяснила Энни. – Сегодня я её ровненько сложу. В приюте нас так всегда заставляли делать. Правда, половину времени я забывала. Так торопилась забраться в постель, чтобы тихо, спокойно попредставлять себе разное.
– Тебе придётся немножко лучше запоминать, если собираешься остаться здесь, – строго предостерегла её Марилла. – Да. Так более-менее получилось. А теперь помолись и ложись в кровать.
– Я никогда не молюсь, – объявила Энни.
Марилла глянула на неё в совершеннейшем потрясении.
– Что ты хочешь этим сказать, Энни? Тебя разве никогда не учили молитвам? Господу угодно, чтобы девочки молились. Надеюсь, ты знаешь, кто такой Господь Бог?
– Бог есть дух, бесконечный, вечный и неизменный. Суть его мудрость, сила, святость, справедливость, добро и истина, – быстро и бойко ответила Энни.
На лице Мариллы отразилось сильное облегчение.
– Значит, всё же хоть что-то знаешь, благодарение Господу. Не совсем язычница. Где ты этому научилась?
– О, в приютской воскресной школе. Они заставили нас выучить весь катехизис. Мне это очень понравилось. В некоторых словах есть какое-то великолепие – «бесконечный, вечный и неизменный». Разве это не грандиозно? Такой ритм. Будто играет большой-большой орга́н. Полагаю, это не совсем можно назвать поэзией. Но звучит очень похоже, не так ли?
– Мы говорим не о поэзии, Энни. Мы говорим о твоих молитвах. Разве тебе неизвестно, что ужасный поступок – не помолиться перед сном? Боюсь, ты очень плохая девочка.
– Будь у вас рыжие волосы, вы бы поняли, что плохой вам быть гораздо легче, чем хорошей, – с укором отозвалась Энни. – Люди, у которых нет рыжих волос, не знают, что такое беда. Миссис Томас сказала мне, что Господь намеренно сделал мои волосы рыжими. Вот с тех пор мне и стало на Него наплевать. А кроме того, я к вечеру чересчур уставала для молитв. Нельзя ожидать их от людей, которые целыми днями присматривают за близнецами, что у них вечером будут силы молиться. Неужели вы думаете, что они смогут?
У Мариллы созрела уверенность, что приступать к религиозному просвещению Энни следует незамедлительно. Каждая потерянная для этого минута показалась ей угрожающей.
– Под моей крышей, Энни, ты обязана читать молитвы, – тоном, не допускающим возражений, проговорила она.
– Ну, конечно же, если хотите, – жизнерадостно согласилась девочка. – Я сделаю всё, чтобы вы были мной довольны. Только вы мне скажите на первый раз слова, которые я должна говорить. А потом я лягу в кровать, придумаю настоящую хорошую молитву и буду уже её каждый вечер читать. Теперь, когда я об этом задумалась, мне самой уже интересно стало.
– Ты должна встать на колени, – в полном смятении чувств распорядилась Марилла.
Девочка, преклонив колени возле самых её ног, серьёзно и выжидающе глянула снизу вверх ей в лицо.
– А почему люди молятся обязательно на коленях? Я, например, если бы просто сама захотела помолиться… Я вам скажу, как это бы сделала. Вышла бы совершенно одна на преогромное большое поле. Или ушла бы в самые дебри дремучего леса, там посмотрела бы на небо – вверх, вверх, вверх. На прекрасное лазурное небо, лазури которого просто нет конца, и тогда бы просто почувствовала молитву. Ну а теперь я готова. Что мне нужно сказать?
Марилла почувствовала себя в ещё большем смятении, нежели прежде.
Она собиралась научить Энни простенькой традиционной детской молитве «Теперь, укладываясь спать», но, обладая, как я вам уже говорила, намёком на чувство юмора, вдруг спохватилась, насколько несопоставима эта молитва для деток в белых одеждах, лепечущих возле нежных матерей и сквозь родительскую любовь познающих милосердие Всевышнего, с Энни, сознания которой Божья любовь не коснулась именно потому, что девочке этой не довелось испытать к себе любви человеческой.
– Ты достаточно уже большая, Энни, чтобы самой молиться, – только и смогла в результате ответить Марилла. – Просто поблагодари Бога за благословение и попроси смиренно Его, о чём хочешь.
– Постараюсь как можно лучше, – пообещала девочка, утыкаясь Марилле в колени. – Милостивый Отец наш Небесный! Так священник говорит в церкви, я полагаю, в личной молитве это тоже будет нормально, – и, подняв голову, Энни продолжила:
– Милостивый Отец Небесный! Благодарю Тебя за Белый Путь Радости, Озеро Сияющих Вод, за Бонни И за Снежную Королеву! Я на самом деле так благодарна! За них и за все другие благословения, которые мне приходят в голову, чтобы Тебя отблагодарить! Ну а что до вещей, мне их нужно такое количество, Что перечислять очень долго. Поэтому скажу только о двух, самых главных: пожалуйста, позволь мне остаться в Зелёных Мансардах! И пожалуйста, помоги стать красивой, когда я вырасту!
– Ну, я всё правильно сделала? – с надеждой осведомилась она, вставая с колен. – Было бы у меня время подумать, конечно бы, вышло длиннее и поторжественнее.
Бедная Марилла смогла сохранить присутствие духа лишь потому, что была уверена: слова Энни вызваны не непочтительностью, а невежеством. Уложив девочку в постель и мысленно поклявшись себе завтра же научить её настоящей молитве, она уже двинулась со свечой прочь, когда была остановлена возгласом:
– Мне только что пришло в голову, что я должна была вместо «с уважением, Ваша» сказать «аминь»! Ну как священники делают, правда? Я про это забыла, но чувствовала, что молитву нужно чем-то завершить. Вот и произнесла такие слова. Как вы считаете, это имеет какое-нибудь значение?
– Я полагаю… что нет, – сочла за лучшее не вдаваться больше сейчас в подробности Марилла. – Давай-ка засыпай, как хорошая девочка. Спокойной ночи.
– Вот сегодня я с чистой совестью могу тоже ответить «спокойной ночи»! – от души воскликнула Энни, устраиваясь среди подушек.
Марилла спустилась на кухню, где со стуком поставила свечу на стол, а затем пристально поглядела на брата.
– Мэттью Катберт, самое время кому-то удочерить эту девочку и чему-то её научить. Она почти воплощённая язычница. Только представь себе, она до сегодняшнего вечера ни разу в жизни не молилась. Завтра же отправлю её в дом священника. Пусть одолжит книжки наставлений для детей из серии «Свет дня». И в воскресную школу она отправится сразу же, как одену её подобающе. Ох, чую, стану я занята выше крыши. Пройти через этот мир без своей доли трудности никому не дано. До сих пор жизнь у меня была достаточно лёгкой. Теперь час моих испытаний настал. Что ж, попытаюсь с ними справляться по мере сил.