Глубокая тёмная ночь, окутавшая землю мраком непроглядным, закончилась. Сумрачными тенями, изредка более отчётливыми, но большей частью расплывчатыми, вырисовывались контуры земной поверхности. Непроглядная чёрная тьма наполняла глубокие овраги. На востоке рождалась заря, и розовый свет колыхался и передвигался по земным складкам10.
Жулдыз сидела на подоконнике, подтянув ноги к груди и обняв их обеими руками, подбородок положила на колени, плечом опёрлась о стекло, а глаза подняла к небу. Там, в предрассветном чернично-розовом киселе космоса, ярким, манящим маяком сияла утренняя звезда.
Женщина смотрела не отрываясь, запоминая причудливые переливы цвета, сохраняя в памяти чернично-розовую палитру. Сегодня ей улетать в Москву, но завтра, добравшись до своей студии, она обязательно нарисует эту звезду, это невероятное небо и космический пейзаж окрестностей родного Актау.
Родительский дом Жулдыз стоял в частном секторе, на самой окраине города, открывая ей вид на марсианские ландшафты, овраги и сопки. Помнится, когда-то в детстве она хотела жить ближе к центру и к школе. Но сейчас такая удалённость от мирской суеты ей нравилась больше. Здесь она подпитывалась энергией, ловила вдохновение и образы для своих картин. Жулдыз – известная во всём мире казахская художница.
Однако проявлять себя в этот мир возможно лишь в местах средоточия энергии движения, поэтому пора ей возвращаться из уютного отчего дома в Москву, где ждут её муж Сергей, дети Руслан и Лиля, её художественная студия и предстоящая персональная выставка.
Жулдыз спустила ноги на холодный пол, на цыпочках пробежала обратно в кровать, села, опёршись спиной о мягкий ворсистый ковёр-лабиринт, висевший тут с незапамятных времен, укуталась в пуховое одеяло, но спать уже не хотелось. Она думала… она мечтала.
Прикрыв раскосые глаза, Жулдыз представила себе выставку: каким будет зал, какие картины и где будут экспонированы, какие люди придут, какие восторженные отзывы напишут критики. Жулдыз видела это всё, как наяву, улыбалась.
Словно искорка, словно дальняя утренняя звезда сверкнула меж сомкнутых век на границе сна и реальности. Значит, точно так оно всё и будет. Надо лишь следовать за мечтой и доверять Вселенной. Таким было её жизненное кредо. Всё приходит тогда, когда надо, всё сбывается, если очень хотеть, мир открывается тебе, если ты сама несёшь ему мир и красоту.
Покой и сладкую истому мечтания прервал скрип деревянной двери. То матушка заглянула в комнату. Они с отцом ранние птахи.
– А, не спишь, дочка, – обрадовалась мать, распахивая дверь и впуская в комнату густой аромат жареных баурсаков11 и горелого масла.
– Нет, – заулыбалась Жулдыз, протягивая матери руки. – Посиди со мной, анашым12.
Старая женщина прошаркала больными ногами до панцирной кровати, присела на краешек. Неловко протянула дочери пожелтевшую руку, всю в тонких выпирающих жилах и синих вздутых венах, будто перевязанный бечёвками сухой кулёчек из пергаментной бумаги. Жулдыз нежно обхватила её ладошками, переменила позу, сев на коленки и склонившись к старушке, прижала руку к сердцу. От движения из горлового разреза байковой ночной рубашки выскользнула цепочка с кулоном.
– Что это, а? – спросила мать, перехватив золотой кулон в форме кубика свободной рукой. – Написано что-то? Не по-нашему. Да и не по-русски. А?
– Это подарок, мама. Один хороший человек подарил. А что написано, не знаю. Может, руна какая. На удачу, сказал.
– Ай-ай, шайтановы письмена, – запричитала старушка. – Ладно ты наши обычаи не чтишь, городскую жизнь живёшь. То понять можно. Но знаки магические на себя вешать, это ж грех, дочка, харам.
– Ма-а-ам, не переживай. – Жулдыз спрятала кулон обратно под рубашку. – Это просто красивая вещица, подарок. Человек, что её мне дал, очень влиятельный, уважаемый и умный, беделди адам13. Встречаюсь с ним скоро, спрошу, что здесь написано и на каком языке. Пойдём лучше завтракать, анашым, мне в аэропорт через два часа ехать.