Горации и Куриации
Когда прах миролюбивого Нумы Помпилия был погребен, на освободившееся место был избран храбрый и воинственный Тулл Гостилий, который приходился внуком прославленному полководцу царя Ромула Гостию Гостилию.
Этот царь считал, что Рим слабеет в годы мира, а потому сразу же стал искать повод для объявления войны кому-нибудь из соседей. Многие квириты, рассчитывавшие быстро разбогатеть, взяв военную добычу, поддерживали воинственный дух царя и были готовы взяться за оружие по его приказу.
В этом момент между Римом и Альба Лонгой начался пограничный спор. Римляне, обрабатывавшие поля близ границы, угнали скот у альбанцев, а те, в свою очередь, похитили стадо у квиритов. Из обоих городов были посланы посольства к соседям, которые должны были требовать возврата похищенного и наказания виновных.
Отправляя в Альбу своих людей, Тулл приказал им вести разговор жестко, сначала требуя свое, а лишь потом выслушивая претензии соседей. Если же альбанцы откажутся выполнить требования, то послы должны были объявить войну Альба Лонге. Сам царь принял в Риме послов от Альба Лонги, но прежде чем вести речь о делах, устроил пир, на котором гостей ублажали деликатесами и поили лучшими винами. Пока альбанцы наслаждались пиршеством, вернулись римские послы, которые рассказали, что царь Альба Лонги отверг справедливые римские требования и поэтому они объявили войну, которая должна начаться через тридцать дней.
Лишь после этого Тулл Гостилий принял послов, которым объявил:
– Ваш царь первый пренебрег требованиями послов, и поэтому мы обращаемся к богам за справедливостью, прося небожителей помочь нам. Теперь оружие решит, кто прав в этом споре!
Послы вернулись домой, и два города начали подготовку к боевым действиям. Жители Альба Лонги первыми выступили в поход, подошли почти к самому Риму и разбили укрепленный лагерь в пяти милях от городских ворот. Тут у них случилось несчастье: их царь Клуилий внезапно скончался, и воины избрали своим диктатором Меттия Фуфетия.
Не желая штурмовать укрепленный лагерь, Тулл Гостилий оставил в городе сильный гарнизон, а сам с остальным своим войском ночью обошел вражеские позиции стороной и двинулся на Альба Лонгу. Меттию ничего другого не оставалось, как двинуться следом, чтобы защитить свой оставшийся почти без воинов город.
На альбанской земле два войска встретились, но прежде чем сойтись, Меттий послал гонца к римскому царю, предлагая встретиться для переговоров. Тот согласился, и правители встретились на свободном пространстве между двух готовых к бою армий.
– Покойный Клуилий считал, что в войне виноват ты, потому что не вернул похищенное. Уверен, что ты сам считаешь виновным Клуилия, – начал альбанец. – Только это уже не важно. Если же говорить по правде, то единственная причина, толкающая два родственных народа на кровопролитие, – это властолюбие правителей.
Тулл выжидающе промолчал, и Меттий продолжил:
– Ты живешь еще ближе к этрускам и лучше меня знаешь, насколько они сильны. Их владения окружают наши города, их армия и флот многочисленны, а командиры решительны. Даже сейчас их разведчики следят за нами, а воины стоят по ту сторону границы. Что будет, если мы сейчас сразимся?
– Они нападут и добьют обе наши ослабленные боем армии! – не задумываясь ответил Тулл Гостилий и потер подбородок.
– Правильно! Кто бы сейчас ни победил в бою, он проиграет уже завтра. Так что надо решить спор без большого кровопролития.
– Чтобы избежать этрусской угрозы нам надо стать сильнее. Это можно сделать, объединив альбанцев и римлян в один народ. Если бы я победил в бою, то по примеру Ромула переселил бы вас в Рим.
– Я бы поступил также, – альбанец усмехнулся. – Видишь, царь, между нами в главном вопросе противоречий нет.
– Вопрос в том, кто должен бросить свой город и кто будет править объединенным народом?
– Вынесем спор на суд богов?
– Поединок?
– Да!
– Победа в одной схватке может быть случайностью, пусть бьются двое, а лучше трое.
– У меня в войске есть трое братьев-близнецов…
– У меня тоже есть тройня. Пусть они и сойдутся.
– Согласен.
Пожав руки, вожди разошлись, чтобы обсудить новость с приближенными. Лучшие люди двух городов посоветовались и решили такой исход дела наилучшим. После этого Тулл Гостилий пригласил в свой шатер трех братьев Горациев, которым рассказал о предложении вражеского полководца.
– Я не буду приказывать, – сказал он юношам, -но сегодня в ваших руках судьба Рима. Кто-то из вас может погибнуть, но такова судьба воинов. Приняв вызов Меттия, вы станете самыми известными из римских воинов современности, и поэты спустя века будут рассказывать об этом бое. Победив, вы завоюете для своего народа Альба Лонгу и сами не будете обделены наградами и почетом. Если же откажитесь, то предстоит сражение, в котором вам все равно придется рисковать жизнями. Только тогда погибнут сотни других воинов. Сможете смотреть в глаза их вдовам, которые будут кричать, что лишились кормильцев из-за вашего отказа?
Воины молча переглянулись и согласились.
– Я не сомневался в вашем выборе! – удовлетворенно кивнул царь и приказал выдать братьям самые лучшие доспехи из своих личных запасов.
Затем Тулл Гостилий снова встретился с Меттием Фуфетием, чтобы с соблюдением всех традиций и церемоний заключить договор.
Царей сопровождали жрецы-фециалы, которые ведали внешними сношениями своих городов. Именно они совершали священные обряды, которыми сопровождались начало войны или заключение мира, и от того, насколько точно и правильно они соблюдут ритуал, зависело, будет ли война считаться справедливой в глазах богов и людей и станет ли заключенный договор нерасторжимым.
Кроме фециала, которому предстояло совершить ритуал, нужен был еще и уполномоченный от царя и народа патриций, которого называли избранным отцом, так как, подобно отцу, говорящему от имени всей семьи, уполномоченный произносил священные обеты от имени всех горожан.
– Царь! – голос избранного отца гремел над равниной, и каждый из воинов двух армий слышал его. – Повелеваешь ли ты заключить союз с уполномоченным от альбанского народа?
– Да! – так же громко ответил Тулл.
– Я требую у тебя, царь, священной травы, – зазвучали ритуальные слова, родившиеся задолго до основания самого Рима. Ни жрец, ни царь не могли сейчас изменить ни слова в обряде и старательно говорили то, что должны были произнести.
– Возьми и вырви чистую траву!
Жрец принес с Капитолия пучок железняка, вырванного с корнями так, чтобы на них осталась земля. Эти трава и земля символизировали все римские владения.
Взяв в руки траву, фециал снова заговорил:
– Царь! Уполномочиваешь ли ты меня быть вестником римского народа квиритов?
– Уполномочиваю, и да совершится это без ущерба для меня и римского народа!
– Патриций Спурий Фузий, подойди ко мне, – произнес жрец, и выбранный римлянин вышел из рядов войска. Фециал на глазах у двух войск коснулся головы патриция травой, тем самым назначив избранным отцом.
Альбанцы рядом проделали то же самое, выбрав своего представителя. Затем два уполномоченных долго читали договор, составленный необычайно подробно. Когда это было сделано, Спурий Фузий провозгласил:
– Услышь меня, Юпитер! – он воздел руки к небу, а потом опустил их и обратился к людям. – Слушай меня, уполномоченный альбанского народа и весь альбанский народ! Римский народ не уклонится первым от исполнения всех условий, которые были только что прочитаны от начала до конца. Если же римляне нарушат этот договор, то ты, Юпитер, в тот день так порази римский народ, как я здесь поражу этого поросенка!
Служители быстро приволокли связанное животное, и Спурий убил его кремневым ножом. Рядом всю эту процедуру повторили альбанские жрецы.
Наконец формальности были выполнены, и наступило время боя.
«Клятва Горациев» кисти Жака-Луи Давида
Две тройки блиставших бронзой шлемов и нагрудных пластин воинов вышли на ровную площадку между застывшими в ожидании армиями. Впервые они увидели соперников и на мгновение застыли. Слишком хорошо были знакомы они: Горации и Куриации, чьи матери были сестрами. Много раз они встречались за чашей вина, вместе охотились, сестра Куриациев Сабина стала женой одного из Горациев, а сестра Горациев была невестой черноглазого Куриация.
Родичи и друзья, они сегодня должны были убивать друг друга, исполняя долг перед родиной.
– Надо начинать, да? – спросил один из шести.
– Да, надо, – ответил другой с печалью в голосе.
– Не будем рубить хвост по частям, оттягивая неизбежное. К бою!
Обнажив мечи, шесть юношей стали сходиться, и зазвенела сталь клинков, сталкиваясь с бронзой доспехов. С напряженным вниманием следили за поединком тысячи глаз, а когда удары достигали цели, прокатывался над долиной стон одного народа и радостный крик другого.
Подбадриваемые криками соплеменников, гордые отважности своей миссии Горации и Куриации бились не щадя жизней. Все были молоды и сильны, все хорошо владели оружием, и некоторое время бой шел на равных. Но вот, получив удар в горло, пал один из римлян, его второй брат успел ранить своего противника, но и сам получил смертельную рану в бок.
Теперь единственный живой римлянин остался один против трех альбанцев, двое из которых были невредимыми. Исход поединка казался предрешенным, и стон пронесся над рядами воинов Тулла, а альбанцы разразились криками радости.
Гораций быстро отпрыгнул назад, разорвав дистанцию со своим противником, и бросил взгляд на двух Куриациев, не спеша обходивших его с разных сторон, чтобы потом разом кинуться и добить римлянина. Гораций не стал ждать этого, а развернувшись, кинулся бежать. Альбанцы бросились в погоню.
Видя такой позор, римляне стали ругаться, а их враги смеяться, но все было не так, как им казалось. Куриации в азарте погони забыли об осторожности, и один из них далеко опередил братьев, а раненый отстал. Увидев это, Гораций стремительно развернулся и атаковал первого из врагов. Ударом щита он сбил его с ног, полоснул клинком по шее и, не задерживаясь, сразу побежал ко второму. Три удара – и зарубленный альбанец падает на траву. Ну а расправиться с ослабевшим от раны третьим Куриацием было легко. Получив удар по шлему, тот без сил рухнул на колени.
– Двух врагов я принес в жертву теням братьев, – закричал Гораций, – а третьего я приношу в жертву, чтобы римляне всегда повелевали альбанцами!
С этими словами он сверху вниз вонзил меч в шею противника и в знак своей победы сразу снял с убитого доспехи, которые стали его трофеем.
Альбанцы сдержали свое слово и сложили оружие, признав власть Рима. Погибшие были с почетом похоронены на месте гибели, и римская армия отправилась домой. Во главе армии шел Гораций, а друзья несли за ним одетые на высокие шесты доспехи убитых Куриациев.
Гонцы уже известили горожан о победе, и римляне вышли встречать победителей. Вместе с другими нарядно одетыми жителям перед городскими воротами стояла и сестра Горациев. Ей уже рассказали о бое, но она все еще отказывалась верить в произошедшее. Но вот, поднимая над дорогой клубы пыли, показалось войско.
Выбежав вперед, девушка стала всматриваться в реющие над братом доспехи и, наконец, узнав плащ, который сама вышила для жениха, взвыла и упала на колени в придорожную пыль. В знак траура она распустила волосы и с плачем звала погибшего жениха.
Гораций, оскорбленный таким поведением сестры, бросил ей:
– Не позорь нас! Закрой рот и иди домой!
– Убийца! – завопила та в ответ.
Черная злость поднялась из глубин души и пеленой застелила глаза Горация. Выхватив из ножен меч, которым он сегодня завоевал победу для Рима, юноша по рукоять всадил клинок в грудь сестре.
– Иди отсюда к своему жениху! Ты, собака, забывшая о павших братьях, забывшая об отечестве!
Так и не ставшая женой девица замолчала и удивленно посмотрела на торчащее из груди оружие.
– Иду! – произнесла она и, обмякнув, упала на дорогу, словно груда тряпья.
Радостно гомонившая толпа мгновенно затихла, пораженная зрелищем убийства.
Обведя взглядом притихших земляков, Гораций пообещал:
– Так погибнет всякая римлянка, которая будет оплакивать врага!
Гораций был уверен в своей правоте, но по закону он был виноват. Так что героя схватили и привели на суд к царю. Вина юноши была абсолютно полной, и за такое дело его ждала смерть, ведь пролив кровь, он присвоил себе право судить и казнить, которое принадлежало только царю и государству.
Однако Тулл Гостилий не желал смерти хорошего воина и поэтому отказался выносить смертный приговор. Вместо этого он созвал народное собрание и передал дело Горация на рассмотрение двум судьям-дуумвирам, выбранным из числа патрициев. Хитрость этого решения была в том, что царский приговор нельзя было отменить, а вот решение дуумвиров подсудимый мог обжаловать, обратившись с апелляцией к народному собранию6. Царь не сомневался, что народ простит героя, избавившего Рим от угрозы со стороны Альба Лонги.
Так и произошло. Когда судьи вынесли смертный приговор, Гораций подняв руку заявил:
– Я апеллирую!
Теперь народное собрание должно было решить, кто прав – судьи или обвиняемый. Каждый гражданин мог высказаться, и этим правом воспользовался Публий Гораций, отец подсудимого.
– Квириты! Моя дочь своим поведением заслужила смерти. Если бы мой сын не нанес этот удар, то я сам казнил бы её по праву отцовской власти. Если бы я собственноручно удавил ее, то осудили бы вы меня?
– Конечно, нет! – пожали плечами судьи. – Дети – это собственность отца, и он может делать с ними все, что сочтет нужным!
– Так считайте, что сын выполнил мой приказ и поэтому невиновен!
– Виновен! Он убивал по собственному желанию! – возразил один из судей.
Тогда отец обратился к народному собранию:
– Еще утром я был отцом прекрасного потомства, а сейчас у меня остался всего один сын! – начал он говорить так тихо, что все смолкли, чтобы не пропустить ни единого слова. – Так не лишайте меня последней опоры в старости.
Публий обнял сына одной рукой, а другой указал на его трофеи:
– Квириты, как сможете вы смотреть на казнь того, кто только что вернулся с победой и трофеями? Сможете ли вы связать руки, которые только что обеспечили победу Рима?
Римляне молча потупили глаза, а старик, обращаясь к ликторам, продолжил:
– Ты будешь казнить его в городе, среди доспехов, снятых моим сыном с врагов города? Или, может, выведешь его за город? Тогда сделай это между могил Куриациев!
– Нельзя его казнить, – произнес кто-то из толпы.
– Правильно, не заслужил Гораций этого! – поддержал говорившего второй голос. После этого все разом зашумели, и когда пришло время голосовать, большинством голосов Гораций был оправдан.
– Руководствуясь уважением к доблести, а не обстоятельствами дела, народ и сенат Рима оправдывает Горация! – провозгласил царь. – Но чтобы преступление было хоть чем-то искуплено, я приказываю Публию Горацию принести очистительную жертву за сына.
Так закончилась история Горациев, а в Риме с тех пор по примеру героя обвиненные в суде все чаще обращались с апелляцией к народному собранию.
***
Подчинение Альба Лонги, достигнутое победой Горация, было неполным. Жители этого города хоть и признали власть Рима, но продолжали управляться своими старейшинами и Меттием Фуфетием. Там остались прежние законы и собственная армия.
Вскоре началась война Рима против городов Фидены и Вейи. Альбанское войско присоединилось в походе к Туллу Гостилию, но когда началось сражение, альбанцы не вступили в бой.
Меттий Фуфетий не решился открыто нарушить клятву и перейти на сторону врагов Рима, но и не стал помогать квиритам, как это было условлено. Когда римская фаланга выступила из своего лагеря и на равнине столкнулась с врагами, альбанский отряд стал уходить в сторону соседних холмов. Римский всадник, заметивший измену союзников, прискакал к царю и сообщил об этом. В одно мгновение Тулл Гостилий сообразил, что нужно делать. Он громко крикнул, что все идет по плану, это по его приказу альбанцы заходят во фланг к врагу.
Крик римского царя услышали фидеяне, и их командир поверил в эту хитрость. Чтоб не попасть в окружение, войско из Фиден начало отступать, а потом и вовсе обратилось в бегство. Тогда римляне обрушились на отряд из Вейи и разгромили его.
Лишь когда победа римлян стала окончательной, альбанцы присоединились к ним. Тулл Гостилий не стал никак выражать своего отношения к союзникам-предателям, дружелюбно общался с альбанскими командирами и пригласил их завтра принять участие в очистительном жертвоприношении.
Следующим утром ничего не подозревающие командиры Альба Лонги пришли к месту жертвоприношения и оказались полностью окружены римскими солдатами.
Когда все собрались, царь начал свою речь:
– Римляне! За вчерашнюю победу нужно благодарить не нашу доблесть, а милость богов! Ведь нам пришлось сражаться не только с врагом, но и с изменой и вероломством союзников. Знайте, я не приказывал альбанцам уходить с поля боя. Они сами бросили нас, надеясь, что мы все погибнем в неравном бою. Я сказал о своем приказе лишь для того, чтобы вы не впали в панику, видя измену. По милости богов враги поверили, что альбанцы действуют заодно с нами, и бежали. Мы победили, но измену нельзя оставлять безнаказанной. Я не виню всех альбанцев, поскольку они подчинялись Меттию, который и предал нас, нарушив священный договор.
Тут же альбанский правитель был схвачен и казнен для устрашения всех, кто рискнул бы нарушить договор с Римом. Несчастного диктатора привязали к двум колесницам, а потом пустили коней вскачь, чтобы жертву разорвало на куски.
Оставшимся вождям Альба Лонги было объявлено, что их город будет полностью уничтожен, а его жители должны переселиться в Рим. Не готовое к такому повороту событий альбанское войско было легко разоружено и отведено в Рим. Еще один римский отряд отправился в Альба Лонгу, жителей которой заставили забрать все ценное и идти в Рим. Когда последний горожанин вышел из обреченного города, квириты до основания разрушили все здания, кроме храмов. Так закончилась четырехсотлетняя история города Альба Лонга, основанного потомками троянцев и латинян.
Впрочем, жители не особенно пострадали. Им для поселения был выделен один из римских холмов и предоставлены все гражданские права, старейшины альбанцев получили места в римском сенате, из числа бывших состоятельных защитников Альба Лонги были набраны десять новых отрядов кавалерии, а простолюдины были распределены по пехотным подразделениям. Среди новых граждан Рима были и прямые потомки троянца Энея, получившие родовое имяЮлии. Семь следующих веков представители этой семьи будут занимать высшие должности в Риме, а последний из этого рода Гай Юлий Цезарь навсегда изменит и Рим, и всю мировую историю.
В результате этого переселения население Рима выросло вдвое, а соответственно возросла и военная сила молодого города. Поэтому Тулл Гостилий поспешил использовать ситуацию для начала новых войн, во время которых он разбил племя сабинян, родственников тех, кто присоединился к римлянам во времена Ромула. К концу правления Тулла Гостилия все соседи признали мощь Рима и вынуждены были считаться с интересами римского народа.