Крепкий мужчина молча стоял в храме перед грубым изваянием, по мнению каменотёса изображающего небесного царя Юпитера Капитолийского. По мнению гостя в камне можно было увидеть кого угодно, только не владыку молний, но свое мнение он держал при себе. Впрочем, разве владыке небес есть дело до того, как его изображают смертные? Богу от людей нужны жертвы и благочестие, а прочее – это дело второе. Так что если жрецов эта статуя устроила, то не ему спорить. Не для того он пришел сюда.
Он вообще не любил спорить, этот квирит с волевым лицом и хитрым прищуром темных глаз. Был он еще молод, но в короткой бороде змеились первые серебряные нити, а морщины вокруг глаз и на лбу говорили о наполненной заботами жизни, которую он вел. Массивный золотой перстень с ярким рубином на руке и спадавшая с левого плеча изящными складками белоснежная тога с пурпурной полосой выдавали в нем птицу высокого полета. Та почтительность, с какой храмовые служители отошли, чтобы не услышать его разговор с богом, тоже многое могла бы сказать случайному наблюдателю, окажись он этим утром на Капитолии. Не кланяются римские жрецы абы кому, никакой ушлый купец, хоть осыпь он золотом жрецов, никакой праздный повеса, будь он хоть потомком Ромула, не получат и десятой доли того уважения, которое вызывал сегодняшний гость. Тот, кого сами боги вели по жизни, подставляя заботливые руки в нужный момент, чтобы он не оступился и не рухнул в пропасть.
Все думают, что он молится, а он, глядя на пляску священного пламени, вспоминает свою жизнь. Словно щепку в штормовом море, бросала его Судьба по волнам жизни. Начав жизнь наследником престола, он еще в детстве оказался рабом, и, казалось бы, был обречен, но боги позаботились о мальчишке. И вот у него уже новая семья и приемный отец – царь молодого, но набирающего силу города. Проходит немного времени, и он уже заседает на советах патрициев и водит в атаки кавалерию. Несколько раз тогда его жизнь висела на волоске, но изо всех сражений он сумел выйти живым. Случайно ли? А после свадьбы и первых, пока еще неясных намеков на предстоящее правление, его пытались убить. Вроде бы напали простые разбойники, случайно встретившие его на лесной дорожке, но уж очень хорошо владели они оружием. Да и оружие было хорошим. Те, кто может себе его позволить, не разбойничают в лесах… Вырвался в тот день буквально чудом. Потом еще много всего было. И хорошего, и не очень.
И вот он, Сервий Туллий, римский царь… Избран вопреки обычаю, одними сенаторами, без участия народного собрания. Стал правителем лишь благодаря поддержке мачехи-царицы и решительности сторонников. Многие сенаторы тогда уступили напору, но уже спустя несколько дней стали вести интриги, говорить о других возможных царях… Зашатавшийся под ним трон спасла внезапно разразившаяся война с Вейями. В такое время ни один квирит не станет критиковать царя, весь город сплотился для отражения врага, и во главе армии новый царь ушел в поход. Поход был удачным. Впрочем, как и всегда, ведь любимые богами римляне никогда не проигрывают войн. После возвращения в город голоса недовольных затихли, ведь победителей не судят. Тем более что воинам новый монарх понравился, и они не поддержали бы никаких заговорщиков. Так что можно было бы вздохнуть с облегчением и спокойно править, соблюдая традиции, уважая сенаторов и устрашая соседей.
Вот только у молодого царя были иные планы. Планы, которые многим знатным гражданам будут не по нраву, когда придет время начать воплощать их в жизнь.
Самых богатых и знатных сенаторов, глав родов и вождей курий все в городе устраивает, и они будут мешать любым изменениям, ведь те нанесут урон их интересам. Они будут говорить о невозможности сломать устои, завещанные самим божественным Ромулом, прикрываться волей богов и законами Нумы Помпилия…
Они, конечно, правы: освященные обычаем законы важны и связь со стариной разрывать без особой нужды не стоит. Однако Рим сильно изменился и из небольшого поселка превратился в могучую державу. Город уже явно вырос из рамок, установленных первыми царями. Как юноше тесно в детской одежде, так и квириты нынче задыхаются в древних обычаях. Многое, многое нужно изменить… Пора откинуть устаревшие законы, поменять само устройство общества, иначе Рим погрузится в смуту, раздираемый конфликтами между старыми и новыми жителями, между богатыми и беднотой, между имеющими права и бесправными…
– О, Юпитер! Отец богов и людей, услышь меня и дай знак, что тебе угодно задуманное мною, – подняв руки к статуе, обратился человек к небожителю. – Не просил я короны, лишь по воле небес стал царем, так помоги мне сейчас, поддержи задуманное дело!
Внезапный порыв ветра ворвался в здание храма, и угли священного огня вспыхнули, одевшись высокой короной из танцующего пламени. Увидев в этом ответ на свою просьбу, человек улыбнулся и покинул храм.
***
До этого момента каждая триба в случае войны выставляла определенное число пехотинцев и всадников, сведенных в отряды по сто человек, называемые центуриями. Все эти сотни объединялись в единое войско, которое называлось легионом. Когда такая организация армии была придумана, это было разумно. Однако за минувшие десятилетия население Рима выросло во много раз. Получилось, что теперь многие способные носить оружие, не попадали в поход, так как все места в центуриях уже были заняты. Соответственно военная сила города искусственно сдерживалась, а сотни, если не тысячи мужчин не могли разбогатеть, взяв трофеи на войне.
Сервий Туллий провел перепись населения, и в зависимости от их богатства, разделил всех римлян на пять разрядов. Самые богатые квириты, чье состояние оценивалось в сто тысяч ассов11, были зачислены в первый разряд. Эти люди могли себе позволить приобрести хорошее оружие и доспехи, а потому должны были выступать в поход, имея копье, меч, бронзовые шлем и панцирь, круглый щит и поножи. Они стали основой для римской армии и в сражениях стояли в первых рядах, принимая на себя основную тяжесть рукопашного боя. Всего было создано 80 центурий первого разряда, и к ним было присоединено две центурии ремесленников, которые не покупали доспехи и не участвовали в боях, но должны были строить осадные машины, чинить мосты и дороги и делать другую подобную работу.
Во второй разряд вошли те, кто имел от семидесяти пяти до ста тысяч ассов. Воины второго разряда не имели панцирей, а их щит был не круглым, а овальным. Так что они были вооружены чуть хуже, чем более богатые сограждане, но тоже неплохо. В третий разряд были зачислены квириты, имевшие собственность ценой в пятьдесят тысяч ассов, и идя в поход, они не должны были приобретать панцирь и поножи. В четвертый разряд вошли люди с имуществом в двадцать пять тысяч ассов, и они были вооружены очень просто: только копьем и дротиком. Каждый из этих разрядов был разделен на двадцать центурий, а еще тридцать центурий состояли из бедняков, чье богатство равнялось четырнадцати тысячам ассов. Квириты, зачисленные в пятый разряд, составляли легкую пехоту и были вооружены пращами. Городская нищета, не имевшая средств даже для зачисления в пятый разряд, была сведена в одну единственную центурию и в военные походы не привлекалась, так как пользы от таких людей в бою было очень мало. Таких людей называли пролетариями, то есть имевшими только детей.
По возрасту все воины были разделены на старших и младших. Первые должны были нести гарнизонную службу, а вторые- участвовать в походах и полевых сражениях.
Такой стала римская пехота при Сервии Тулии. В кавалерию были набраны двенадцать сотен всадников из числа самых богатых горожан.
Деление квиритов на центурии, помимо военного, имело еще одно очень важное значение.
Со времен Ромула самые важные вопросы решались голосованием всех полноправных мужчин во время народного собрания. При этом голоса всех римлян были равны. Однако теперь царь решил изменить и эту традицию, чтобы заслуженные, богатые и знатные граждане имели больший вес. Поэтому отныне при голосовании каждая центурия имела только один голос. Получалось, что теперь богатые римляне, составлявшие восемьдесят центурий тяжелой пехоты и двенадцать центурий всадников, получали больше голосов, чем все остальные разряды горожан вместе взятые.
Кроме того, Сервий Туллий изменил старые трибы и заново разделил Рим, который теперь состоял из четырех триб, а сельские владения города составили 17 триб. Но новые трибы уже были исключительно территориальными и не совпадали с центуриями. Также царь приказал считать плебеев гражданами и наделить их землей за общественный счет, что снизило напряжение между старыми и новыми жителями города, хотя по-прежнему всю власть в Риме держали в своих руках только патриции.
Во время деления на трибы и центурии была проведена перепись горожан, и впервые стало точно известно, сколько квиритов проживает в Риме. Оказалось, что в городе, не считая женщин и детей, есть восемьдесят тысяч мужчин¸ из которых двадцать пять тысяч способны носить оружие.
Чтобы избежать тесноты, Сервий Туллий включил в городскую черту еще два холма – Квиринал и Виминал, и с тех пор Рим стал городом семи холмов. Для защиты царь окружил разросшийся город новой крепостной стеной, которую и спустя века называли его именем.
Чтобы римское главенство было основано не только на военной силе, царь убедил глав разных городов Латинского союза построить общий для всех храм, посвященный богине Диане. Естественно, храм был возведен в Риме, и город стал не только политическим, но и религиозным центром региона.
Царь заботился о благополучии всех слоев римского общества и покровительствовал беднякам. Он даже выкупал попавших за долги в рабство квиритов и помогал им снова встать на ноги.
Сохранившаяся часть Сервиевой стены
Помня участь своего предшественника, Сервий попытался сделать двух сыновей Тарквиния Луция и Аррунта своими союзниками. Он даже выдал за них замуж своих дочерей, причем амбициозную дочь Туллию он выдал за спокойного Аррунта, а мягкую младшую дочь – за решительного и властолюбивого Луция. Такой союз должен был благотворно влиять на молодых людей, но в жизни все вышло иначе.
Жестокая и честолюбивая Туллия сначала подстрекала мужа устроить переворот и стать правителем Рима, а когда тот отказался, отравила сестру и мужа, после чего без разрешения отца вышла за Луция Тарквиния, который считал себя обиженным и стремился занять трон. Царь был вынужден смириться с этим, но с тех пор отношения между Сервием и его дочерью были испорчены напрочь.
Луций Тарквиний-младший, прозванный за свой характер Гордым, между тем не сидел сложа руки. Он знал, что патриции были недовольны царем из-за того, что тот роздал общественные земли плебеям, да и вообще стремился возложить на плечи богатых людей больше обязанностей перед государством. Патриции же хотели больше получать от царя и меньше отдавать на общественные нужды. Поэтому Луций Тарквиний, прозванный за свой нрав Гордым, стал сближаться с сенаторами и интриговать против Сервия Туллия. Он публично обвинял царя в неправедном разделении земель, критиковал его решения и даже обвинял в узурпации власти. Царская дочь Туллия всячески поощряла такие действия своего мужа, надеясь, что тот станет царем. Так что семья Сервия Туллия раскололась на враждующие фракции.
Сам царь, за годы власти заслуживший уважение и любовь народа, относился к нападкам зятя без особых опасений, зная, что квириты поддержат царя, а не претендента. Когда в один из дней Тарквиний обвинил Сервия в узурпации и потребовал отдать трон, царь просто созвал народное собрание и обратился к римлянам с вопросом, хотят ли квириты видеть его своим царем?
Народное собрание единодушно ответило, что считает Сервия Туллия своим законным правителем, и пристыженный Тарквиний на некоторое время был вынужден затаиться. Однако видя, что стареющий царь не собирается наказывать конкурента, Тарквиний снова осмелел и стал ругать царя в сенате, собирая вокруг себя всех недовольных. Все это время жена постоянно упрекала мужа в трусости и требовала перейти к решительным действиям и свергнуть Сервия.
– Лучше бы я осталась девушкой, чем быть женой труса! Если бы боги дали мне такого мужа, какого я достойна, то давно бы уже он стал царем! – бросила она однажды в лицо Тарквинию.
– Весь Рим смотрит на тебя как на сына царя и законного правителя, а ты ничего не делаешь, чтобы сесть на свой трон! Если ты не способен править, то не обманывай никого напрасными ожиданиями и уходи в Тарквинии или в Коринф! – объявила она в другой.
Не будь у жены этой бешеной страсти к царскому венцу, Тарквиний может быть и не решился бы на переворот, но ежедневные требования жены так возбудили его, что он с удвоенным усилием начал рваться к власти.
Он обратился к тем, кого его отец возвел в сенаторы, и в качестве ответной благодарности за эту милость потребовал помощи в свержении Сервия Туллия. Благосклонность городской знатной молодежи он просто купил щедрыми подарками. Не скупился Тарквиний и на обещания, которые раздавал всем окружающим с поразительной легкостью.
И вот однажды летом, когда большая часть простых квиритов была на полевых работах, Луций Тарквиний, окруженный вооруженными сторонниками, ворвался на форум и, сев на царское место, приказал глашатаям созвать сенаторов. Вскоре отцы народа собрались в курии12. Одни из членов сената были заранее извещены, другие посчитали, что Сервий Туллий мертв, раз от царского имени говорит Тарквиний.
В наступившей тишине он встал и начал говорить о том, что Сервий узурпатор, так как свою власть получил по милости женщины, а не по выбору квиритов. Следовательно, он незаконный правитель. Более того, будучи по происхождению сыном рабыни, он покровительствует людям низкого происхождения.
– Отнятые у благородных граждан земли он отдал плебеям, все повинности, раньше бывшие общими, он возложил на самых состоятельных римлян! – говорил Тарквиний, и сенаторы согласно кивали головами. Им самим эти действия царя очень не нравились, так как все сенаторы были из числа богачей.
– А зачем он установил ценз? – спросил Тарквиний, – разве не для того, чтобы состояние лучших людей стало известно всем и возбуждало бы зависть черни? А еще теперь Сервий всегда знает, у кого можно отобрать деньги, чтобы раздать их нуждающимся!
– Так, так! Кто это такой дерзкий, чтобы собирать сенат и садиться на трон при живом царе? – раздался громкий голос, и в курию вошел Сервий Туллий.
Тарквиний всем телом подался вперед и, криво усмехнувшись, ответил:
– Я сижу на месте своего отца и достоин его куда больше, чем сын рабыни! Ты слишком долго издевался над патрициями, и сегодня я положил конецтвоему правлению!
Поднялся шум, и сторонники царя встали на его защиту. Произошла короткая стычка, в которой более многочисленные сторонники Тарквиния победили. Сам Луций Тарквиний схватил Сервия, выволок его из курии и сбросил вниз по ступеням.
Старый царь не смог сопротивляться и попытался уйти, но в дело опять вмешалась его дочь. Она не могла усидеть дома, когда решалась их судьба, и подъехав на колеснице к курии, первая приветствовала мужа как царя.
– А что со стариком? – спросила она одного из слуг.
– Сервий Туллий при падении со ступенек разбил себе голову и ушел. Наверное, он направился к себе во дворец…
– Что? Он жив! – в ярости она хлестнула слугу по лицу плетью и подбежала к мужу. Наклонившись к его лицу, она прошипела:
– Тряпка, как ты мог выпустить отца живым!
Царица готова были обругать недотепу-мужа последними словами, а то и вцепиться ему в волосы, но понимала, что публично унижать своего господина нельзя, ведь иначе он станет посмешищем для всего города. Поэтому она держала себя в руках и говорила тихо, сохраняя спокойное выражение лица, чтобы со стороны никто не догадался, что Тарквиний Гордый всего лишь марионетка в ее руках.
– Он проиграл и неопасен, – ответил довольный устроенным переворотом Тарквиний.
– Пока он жив, наша власть под угрозой, неужели ты этого не понимаешь? У тебя есть верные люди? Прикажи им догнать и добить старика!
Тарквиний, у которого после слов жены испортилось настроение, отдал приказ одному из своих бойцов, а потом велел жене вернуться домой, чтобы, как и пристало римской матроне13, заниматься домашними делами.
Туллия послушалась и направилась к себе. Вдруг возница в страхе остановил колесницу и указал госпоже на тело ее отца, лежавшее поперек дороги.
– Чего встал? Мертвечины никогда не видел? Гони вперед! – усмехнулась жестокая женщина, а когда пораженный таким святотатством возница спрыгнул с колесницы и побежал прочь, Туллия схватила вожжи и сама погнала коней, переехав тело отца. Домой она вернулась на окровавленной колеснице и в забрызганной кровью одежде.
Жан Барден. «Туллия переезжает на колеснице тело своего отца» (1765 г.)
Улицу, на которой Туллия так страшно надругалась над телом царя, римляне с тех пор называли Злодейской, а саму новую царицу – злодейкой. Правда пока правил Тарквиний Гордый, вслух об этом старались не говорить, чтобы не погибнуть от рук царских слуг. Однако все понимали, что такое нарушение человеческих и божественных законов не могло остаться без последствий. Оставалось только гадать, какую форму примет возмездие и когда оно обрушится на головы цареубийц.